Книга: Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства

От Миноса к Микенам, 2000–1100 годы до н. э

От Миноса к Микенам, 2000–1100 годы до н. э

Неким условным ознаменованием поворота месопотамской торговли в сторону Средиземноморья служит известный нам текст 1745 года до н. э. — последний сохранившийся текст с упоминанием «дильмунской меди» и первый в истории текст, упоминающий «кипрскую медь»: «12 мин[151] [360 килограммов] обработанной меди из Аласии [Кипра] и Дильмуна». На протяжении всего периода античности остров Кипр был крупнейшим производителем меди (его современное название происходит от греческого слова, обозначающего медь), которая вместе с оловом дает бронзу — самый прочный сплав, известный в древности на Ближнем Востоке, где бронзовый век длился примерно с 3000-х до 1000-х годов до н. э. Основная часть кипрской меди, вероятно, попадала в Левант через портовые города Библ или Угарит, а оттуда торговцы везли ее по суше до Евфрата и вниз по течению в Месопотамию.

Библ — один из древнейших городов мира, в начале бронзового века служивший главным левантийским портом; он находится примерно в сорока километрах к северу от Бейрута. Здесь найдено самое большое на Ближнем Востоке количество египетских каменных артефактов, включая скульптуры, рельефы и прочее. Непропорционально большое количество писем из Библа, найденное в египетском дипломатическом архиве в Амарне, существенным образом объясняет тесные и прочные связи Египта с Библом как «воротами» к Ближнему Востоку, особенно в 1300-х годах до н. э. Впрочем, археологические находки свидетельствуют, что к тому времени библские моряки уже две тысячи лет возили товары в Египет и обратно. Благосостояние Библа долгое время зависело от процветания Египта, и когда месопотамские или египетские первопроходцы проложили наземный путь через Ханаан, Библ мог на время потерять свое значение как порт. Однако благодаря обилию лесов в глубине библских территорий, а также благодаря тому, что Египет нуждался в древесине, Библ в начале III тысячелетия до н. э. вновь стал важным центром торговли и, возможно, тем самым портом, через который была отправлена в Египет первая известная нам партия древесины в 2600-х годах до н. э., в царствование фараона Снофру. Пятью столетиями позже порт существенно пострадал от распада египетского Древнего царства, однако во втором тысячелетии он вновь набрал силу. Впоследствии он стал крупным импортером египетского папируса, и название порта Библ стало для греков словом, которым они обозначали папирус, книгу и впоследствии Библию.

Примерно в 1600-х годах до н. э. Библ начал торговать с Западом, преимущественно с Кипром и Критом — крупнейшими островами в Восточном Средиземноморье. Культурный и материальный обмен между Левантом и Критом помог оформиться минойской культуре, испытавшей расцвет в период с конца III тысячелетия до н. э. до XV века до н. э. и повлиявшей на развитие Микен в материковой части Греции. Цивилизация Крита, названная по имени мифического царя Миноса, стала предметом обильных упоминаний с V века до н. э., когда Геродот и Фукидид описывали Миноса как завоевателя южной части Эгейского моря. Фукидид отмечает, что «Минос, согласно традиции,[152] первым в истории организовал военный флот. Он овладел большей частью моря, называемого теперь Эллинским [Эгейским]; он правил Кикладскими островами… Разумно предположить, что он, как мог, старался уничтожить морской разбой и этот доход направить в свою пользу».

Эта гипотеза о минойской талассократии — буквально «морской империи» — оказалась невероятно живучей, особенно если учесть, что Минос — персонаж скорее мифический, чем исторический, что период наибольшего влияния минойской культуры кончился более чем за тысячу лет до Геродота и Фукидида и что сведения, приводимые этими историками, основаны больше на устной, чем на письменной традиции. Нет сомнений, что критяне плавали к восточному побережью Средиземного моря начиная с III тысячелетия до н. э. Однако представления о том, что Крит колонизировал эгейские страны и усмирял пиратов, в основном являются плодом настроений самого Фукидида и его собратьев-афинян, озабоченных подавлением морского разбоя и угрозой их торговле из-за появления самого мощного флота в Восточном Средиземноморье. Нынешнее восприятие взглядов Фукидида идет от современных представлений о морском владычестве и господстве, высказанных такими стратегами, как Альфред Тейер Мэхэн, который в конце XIX века — в период расцвета Британской империи — отстаивал идею развития мировых флотов по образцу вездесущего и всемогущего британского королевского флота. Археология показывает, что представления Фукидида о Крите как колонизаторе Кикладских островов в лучшем случае преувеличены. Преобладающая точка зрения сводится к тому, что переселенцы эпохи неолита,[153] двигавшиеся из Анатолии к западу, расселились по островам и Пелопоннесу, куда они принесли свои земледельческие навыки и часть сельскохозяйственных культур, таких как маслины и вино. Однако при всей очевидности контактов между Критом и Кикладами мы едва ли располагаем доказательствами прямой гегемонии минойцев над всем архипелагом.

Такую гегемонию критяне не осуществляли нигде в Средиземноморье, где их моряки были всего лишь одной из многих групп торгового флота. В расцвете власти и влияния минойцы торговали на севере с островами Эгейского моря, на западе с материковой Грецией, Сицилией и Сардинией, на востоке с Кипром, Малой Азией и Левантом, на юге с Ливией и Египтом. Египтяне эпохи Снофру приобретали критскую керамику либо у минойских купцов, либо через посредников, либо обоими способами сразу. Таблички из архива в Мари,[154] относящиеся к XVIII веку до н. э., упоминают купцов с Крита и из Карии (на западе Малой Азии), которые получили партию олова с помощью переводчика из Угарита; на Крите найдены относящиеся к тому же периоду вавилонские цилиндрические печати, попавшие туда, вероятно, через Мари, Угарит и Кипр. К этому времени минойская материальная культура достигла своего пика — прекрасные, сложной постройки дворцы, виллы и города найдены в Кноссе, Фаистосе и более чем в двадцати других местах. Были ли они подчинены одному критскому владыке — сложно сказать. Некоторые считают отсутствие городских стен признаком того, что жители минойского Крита полагались на обороноспособность флота, защищавшего их от иноземных вторжений. Однако в эпоху, не оставившую нам свидетельств о какой бы то ни было морской державе, способной на военный поход до такой далекой цели, как Крит, море само по себе служило достаточно надежным барьером даже в отсутствие флота.

Археологические находки и письменные свидетельства, относящиеся к минойской цивилизации, почти не дают информации о кораблях минойской эпохи. Больше всего сведений содержится в серии настенных росписей, обнаруженных при раскопках города Акротири на кикладском острове Тира, примерно в семидесяти километрах к северу от Крита. В 1628 году до н. э. остров был разрушен в результате вулканического извержения, которое сейсмологи считают одним из крупнейших за десять тысяч лет; немалая часть Акротири сохранилась под слоем пемзы и пепла глубиной до двадцати пяти метров. В отличие от жителей более известного южноиталийского города Помпеи, погибших под пеплом Везувия в 79 году н. э., жители Акротири заранее знали о вулканической опасности: в раскопанных к настоящему времени тридцати зданиях не обнаружено человеческих останков и почти никаких личных вещей — это значит, что жители покинули остров еще до извержения.

В одном из помещений на втором этаже здания, известного как «западный дом», были обнаружены две прекрасно выполненные стенные росписи.[155] Одна изображает группу из семи крупных и четырех мелких судов, по-видимому, входящих в культовую праздничную процессию — она идет из одного города в другой, в котором собралась толпа народа. У кораблей длинный изящный корпус с удлиненной носовой частью, поднимающейся из воды под углом почти сорок пять градусов и торчащей вверх выше, чем мачты. В середине каждого корабля поставлена единственная мачта, квадратный парус крепится между реем и брусом, все корабли управляются парой рулевых весел в кормовой части. На самом украшенном корабле, под пологом и гирляндами, идущими от носа через верхушку мачты к корме, сидят восемь человек. На этом корабле и некоторых остальных приспущен парус. Вторая роспись, плохо сохранившаяся, изображает аналогичные весельные корабли с воином-копейщиком впереди, идущие по морю среди обнаженных мертвых тел. Неудивительно, что многие считают это батальной сценой, возможно, показывающей отбитие атаки на застигнутых врасплох островитян, многие из которых, показанные на заднем плане, занимаются обычными делами. Другие толкователи усматривают в этой росписи изображение обряда плодородия, во время которого приносились человеческие жертвы — этим имитировалась гибель божества плодородия, потопляемого ради будущего урожая (такая трактовка подтверждается некоторыми известными нам фактами минойской жизни).

Упадок минойской цивилизации когда-то напрямую связывался с извержением на Тире, однако минойская культура просуществовала после этого еще два столетия. После этого она перешла к Микенам, которым минойцы передали свою письменность и множество культурных достижений. Микенская культура названа по пелопоннесскому городу Микены, прославленному Гомером как столица Агамемнона — вождя греческого войска, десять лет осаждавшего Трою (находившуюся на северо-востоке нынешней Турции). Микены и Троя долгое время считались плодом воображения Гомера, однако в XIX веке оба города были обнаружены в результате раскопок Генриха Шлимана. Украшения и оружие, во множестве найденные в Микенах Шлиманом, были приписаны им Агамемнону, однако они относятся к XV веку до н. э. — времени, когда микенцы начали заселять минойский Кносс, однако до традиционно указываемой даты Троянской войны (1183 год до н. э.) оставалось еще три века. Микенцы устроили целую сеть торговых путей, связывавших эгейские страны, побережье Малой Азии, Кипр, Левант и Египет, — эта сеть сохранится до периода упадка и краха, обычно связываемого с набегами так называемых народов моря в XII веке до н. э. В последующие века упадка местная торговля и товарообмен резко пошли на убыль, однако дальние связи, установленные и поддерживавшиеся — среди прочих — минойцами и микенцами, в некоторой степени сохранились; в VIII веке до н. э. они были возрождены.

Хотя микенские росписи часто более грубы, чем более ранние минойские, изображения кораблей на них более многочисленны. Многие узорные вазы, как бы в подтверждение известной нам воинственности микенцев, изображают весельные суда с вооруженными воинами на верхней палубе. Эти суда также имели одну мачту с квадратным парусом, однако гребцы и парус обычно не присутствуют на одном и том же изображении, поскольку эти два способа редко использовались вместе. Корпус микенских судов чаще имеет удлиненную форму, чем форму полумесяца; в отличие от судов, изображенных в Акротири, парус крепится без нижнего бруса. Несмотря на микенскую привычку выставлять напоказ воинскую доблесть, археологические находки больше свидетельствуют о мирной деятельности на море.

Много информации о богатстве и разнообразии морской торговли Микен и их левантийских партнеров дают две впечатляющие подводные находки. Датируемый 1315 годом до н. э. затонувший корабль из Улубуруна[156] — самый яркий на сегодняшний день образец корабля бронзового века, хотя он больше знаменит богатым грузом, чем ролью в изучении кораблестроения. Под слоем грузов сохранилась часть корпуса: фрагмент киля, скрепленные встык доски и куски фальшборта из ивовых прутьев, — однако определить размеры корабля по ним невозможно. Затонувший корабль был обнаружен в 1980 году турецким ныряльщиком за губками, который наткнулся на груду медных слитков, лежащих на более чем сорокаметровой глубине у мыса Улубурун, вблизи города Каш. На корабле во время плавания находилось около пятнадцати тонн груза, камни балласта и двадцать четыре каменных якоря, общим весом четыре тонны. Основную часть сохранившегося груза составляли десять тонн кипрской меди в слитках и тонна олова. В результате этой находки в руках исследователей оказалось вдвое больше ближневосточных медных слитков бронзового века, чем раньше, а общее количество меди примерно в тридцать раз больше, чем в самом древнем из известных нам торговых заказов на кипрскую медь, составленном четырьмя веками раньше. Среди других найденных предметов есть изделия микенской и кипрской работы, но бо?льшую часть составляют вещи ближневосточного происхождения: дощечка для письма, сделанная из слоновой кости, золотой кубок, керамическая чаша для питья в форме бараньей головы и множество ювелирных изделий. Из сырья — слитки стекла (в основном окрашенного кобальтом, по-видимому, левантийского), бревна кедра и эбенового дерева, необработанный рог гиппопотама и слоновая кость, страусовые яйца, янтарь Балтийского моря, амфоры с красителями и ингредиентами для благовоний. Корабельное оснащение и личные вещи моряков и торговцев — инструменты, оружие, гири для взвешивания на чашечных весах, цилиндрические печати — дают основание предположить, что корабль шел из Леванта к Криту или материковой Греции.

Примерно через век после этого еще одно небольшое торговое судно затонуло к востоку от Улубуруна, у мыса Гелидония — места, знаменитого мощными непредсказуемыми течениями, вихрящимися по острым полуподводным скалам; в древности его описывали как «полное опасностей для проходящих кораблей».[157] Гелидонский корабль,[158] обнаруженный в 1950-х годах, был первым из кораблей, к которым при раскопках применяли отработанные на суше археологические методы, модифицированные для подводных условий, — это было крупным шагом в исследовании затонувших объектов. Без тщательного и упорядоченного подхода к идентификации и извлечению остатков судов и груза водолазы неминуемо упускают из виду, теряют или попросту уничтожают ценные приметы, жизненно необходимые для понимания природы и функционирования культурных, торговых и военных реалий, связанных с морем. Корпус гелидонского корабля почти не сохранился, однако можно установить, что судно было примерно от восьми до десяти метров в длину. Груз включал в себя как минимум тонну необработанной бронзы и олова, бронзовые сельскохозяйственные орудия, оружие и домашний инвентарь. Предметы — по большей части разломанные — могли быть кусками металлолома, который везли для переплавки; здесь же нашли различные инструменты для металлообработки. Амулеты, весовые гири и тонкой работы цилиндрическая печать из гематита могли принадлежать торговцу — владельцу судна. Как и корабль из Улубуруна, это судно, по-видимому, шло вдоль анатолийского берега в Эгейское море. Последний порт, куда оно заходило, мог находиться на Кипре, расположенном примерно в 150 милях к юго-востоку: в древности он был крупным производителем и поставщиком бронзы.

Судя по количеству и разнообразию товаров, найденных в кораблях из Улубуруна и Гелидонии, каждое из этих судов вряд ли было предназначено только для одного порта или торговца, хотя есть вероятность, что часть предметов на улубурунском корабле переправлялись от одного правителя к другому — как дань или как партия товара. Несмотря на дошедшие до нас многочисленные упоминания партий товара, отправленных и полученных по твердому заказу, как в случае с кедровой древесиной для египетского фараона, два описанных корабля нужно, вероятно, считать «плавучими рынками», бессистемно ходившими по разным портам.