Книга: Мир животных: Беспозвоночные. Ископаемые животные

Тип членистоногие

<<< Назад Тип погонофоры

Вперед >>> Тип онихофоры

Тип членистоногие

Членистоногие — это раки, крабы, пауки, скорпионы, многоножки, насекомые и другие малоизвестные неспециалистам животные. Их великое множество на Земле! Число отдельных особей даже приблизительно невозможно подсчитать, но несомненно, что такие подсчеты дали бы астрономические цифры. Одних лишь видов членистоногих около 3 миллионов!..

«Это намного превышает число видов всех остальных типов животных и растений. Особенно обильны видами насекомые, на долю которых падает 90 процентов известных видов членистоногих» (М. С. Гиляров, Р. К. Пастернак).

Само название типа этих животных показывает, что ноги их членистые. Каждый членик соединен с другим члеником и, наконец, с туловищем особым подвижным суставом. Они ходят и бегают, можно сказать, на многоколенчатых рычагах. Подобный тип передвижения есть еще только у позвоночных животных.

Мышцы, приводящие в движение ноги, да и другие части тела, крепятся не снаружи скелета, как у позвоночных, а внутри него, то есть внутри хитинового панциря (кутикулы), которым одето все тело членистоногих.

Поскольку панцирь располагается поверх остального тела животного, прочен и, сформировавшись, в размерах не увеличивается, то расти членистоногие могут, только когда во время линьки сбросят старый панцирь, а новый, образовавшийся под ним, еще мягок и растяжим. Поэтому их рост (увеличение размеров тела), так сказать, скачкообразен. Некоторые линяют много раз в году, например пауки (до 12 линек за лето, а личинки щитней — 40 раз за две недели!), другие же только раз в году (образец — речной рак).

И вот еще чем отличаются членистоногие — вся их мускулатура поперечно-полосатая. Как известно, она обладает более мощными и быстрыми сокращениями, чем гладкая мускулатура, образующая многие наши внутренние органы. Поперечно-полосатая мускулатура членистоногих и обеспечивает те скоростные достижения, к которым способны, например, крылья насекомых. У всех прочих беспозвоночных животных поперечно-полосатая мускулатура — большая редкость, мышцы лишь немногих из них частично образованы ею.

У членистоногих есть достаточно хорошо развитое сердце, но кровеносная система открытая. Поэтому их кровь часто называют гемолимфой, что дает более точное определение той порожденной морской водой жидкости, которая перегоняется по их кровеносным сосудам и полостям тела. У меченосцев и высших ракообразных (у омаров, например) в крови растворен особый пигмент, связующий и переносящий кислород, вроде нашего гемоглобина — гемоцианин. Он не красный, а синеватого цвета, потому что в его состав входит не железо, а медь (у некоторых ракообразных есть и гемоглобин).

Размножаются членистоногие половым путем, и лишь немногие из них гермафродиты (усоногие раки, например, некоторые десятиногие и паразитические равноногие ракообразные). Живорождение у членистоногих — редкий феномен. Им владеют кое-какие двукрылые насекомые (и среди них муха цеце).

Членистоногие — древняя группа. В кембрии обитали уже многие их классы. Произошли они еще в докембрии от каких-то близких к кольчатым червям животных. Первыми сформировали свой типичный облик трилобиты (их определяют в подтип типа членистоногих, и о них у нас еще будет впереди разговор). Трилобиты дали начало паукообразным и, возможно, мечехвостам.

В наше время членистоногие заселили все, даже, казалось бы, едва ли пригодные для жизни, уголки Земли. Во всех широтах — от Арктики до Антарктиды, в морях (от глубин до поверхности), в пресных водах, в горячих источниках и пустынях, в пещерах и почве — везде находят не тех, так других членистоногих.

Этих животных разделяют (из ныне живущих) на три подтипа:

1. Жабродышащие. В основном живут в воде и дышат жабрами. Всевозможные раки, крабы и ракообразные.

2. Хелицеровые. Водяные (мечехвосты) дышат жабрами; пауки и скорпионы — легкими либо легкими и трахеями.

3. Трахейные. Насекомые и многоножки. Дышат трахеями. (А что такое трахеи, уже говорилось, когда речь шла о насекомых в III томе «Мира животных».)

Акриды, «в воде обретающиеся»

В мире есть рачок (1,5 сантиметра вся длина его), который может жить в такой насыщенной солью воде, где всякое другое животное неминуемо погибнет. Имя этого удивительного рачка — артемия салина. Любители разводят его в аквариумах с восьмипроцентной соленостью воды, а в природе он живет в озерах, лиманах и заливах Европы, Азии, Америки и Африки, насыщенных солью до 23 процентов. И большую выдерживает соленость и меньшую, но в пресной воде может продержаться всего несколько часов, потом умрет. А ведь это не морской рачок: он произошел от пресноводных предков — жаброногих ракообразных (он и сам принадлежит к этому отряду).

А жаброногие рачки — самые примитивные в классе ракообразных. Их ножки частично превращены в жабры. Но на них есть лопасти, которыми они гребут и загоняют пищу в рот. Так что тройственную функцию выполняют их листовидные ноги.

Плавают жаброногие всегда спиной вниз. Однако делались такие опыты: если осветить аквариум, в котором они содержатся, сильной лампой снизу, сейчас же и рачки перевернутся и будут плавать теперь «нормально» — спиной вверх.

Весной, в апреле — мае, едва только прогреются на солнце первые лужи талой воды — и жаброноги тут же откуда-то в них появляются. Заметить их нелегко: они полупрозрачны, но если хорошенько приглядеться, то увидеть все-таки можно.

Жизнь их коротка, и чем вода холоднее, тем дольше они живут. Когда опущенный в воду термометр показывает всего восемь градусов по Цельсию, жаброног сифонофанес три месяца прекрасно себя чувствует. Поднимется температура воды на три градуса — жизнь его сократится примерно на две недели. При 13,5 градуса предел существования его 50 дней. Это если учитывать весь жизненный цикл — от выхода из яйца до старости. Взрослые же сифонофанесы после превращения из личинки умирают через десять дней. По другим данным, сифонофанес при 5,2 градуса живет 90 суток, при 7,9 градуса — 78 суток, а при 13,5 градуса — всего 5 суток.

Жаброногов можно встретить и в солоноватых водах пустынь и полупустынь, некоторых высокогорий и в мелких холодных озерах Арктики. Но в общем-то они редкие животные.

Но только не артемия салина! Насыщенные солью воды местами порой буквально кишат этими рачками. Наши биологи Я. А. Бирштейн и Н. А. Заренков пишут, что советский ученый В. П. Воробьев подсчитал, сколько в заливе Сиваш артемий. Получил поразительные цифры: в одном кубометре воды — 13,6 грамма, значит, во всем заливе их 14,8 тысячи тонн.

Когда залив Кара-Богаз-Гол еще не был отделен от моря, вода в нем представляла собой почти тридцатипроцентный раствор солей. И что же вы думаете? Артемии жили и в нем! Притом было их в заливе так много, что «из-за массы рачков, кишевших в воде, она была красноватого цвета!». Теперь же, когда Кара-Богаз-Гол стал еще более соленым, рачки в нем погибли.

Кормятся артемии диатомовыми и зелеными водорослями, которые, так же как и сами эти рачки, приспособились жить в «пересоленной» воде. Когда водорослей по той или иной причине вдруг не станет им хватать для прокорма, они баламутят ил и, копошась в нем, выуживают (отфильтровывают) из него бактерий.

Оказывается, что артемией вполне могут прокормиться и люди. Еще почти 700 лет назад египетский анахорет святой Антоний, уединясь в пустыне, поддерживал свои слабеющие силы весьма скромной пищей из акрид, «на земле и в воде обретающихся». Наземные акриды — это, несомненно, саранча и кузнечики. А вот «в воде обретающиеся» скорее всего артемии. Этих рачков множество в солоноватых озерах к западу от Нила. Позднее кочевые арабы, следуя примеру святого Антония, ели артемий.

«Artemia salina найдена в солоноватых внутренних водоемах всех частей Земли, и некоторые из них, например Большое Соленое озеро в штате Юта (США), она наполняет прямо-таки чудовищными массами» (Ганс Экхард Грунер).

Так вот индейцы, жившие по берегам этого озера, питались зимой и летом в основном артемией. На зиму засаливали ее в немного выпаренной воде благодатного озера.

Яйца у этих рачков развиваются как после оплодотворения, так и без него (партеногенетически). Из тех и других летом выходят личинки, уже прошедшие под яйцевыми оболочками, пока мать вынашивала икру, значительную часть своего развития. Осенью появляются так называемые зимние яйца. На дне водоема они покоятся всю зиму до весны, когда вновь возгорится хранившаяся в них искра жизни. Начнут быстро развиваться, и личинки нового поколения бодро выйдут из них на поиски пропитания в соляном растворе.

Яйца жаброногов вообще очень жизнестойки. Их можно нагреть до 80 градусов, и они не погибнут. Можно полностью высушить, опять-таки без всякого ущерба для них. Летом вода уходит или испаряется из многих луж и канав, в которых весной резвились жаброноги. Но яйца этих рачков сохраняются в высохшей грязи до следующей весны и, когда обитаемые ими прежде впадины земли вновь наполнятся водой, породят через положенный природой срок новых жаброногих ракообразных.

Больше того, высохший ил, в котором покоятся яйца жаброногов, знойным летом превращается в пыль, ветер поднимает ее и переносит (вместе с яйцами!) в новые водоемы — так расселяются жаброноги по пространству Земли.

А случится, что яйца попадут в места, для развития неблагоприятные, то эти поразительно жизнестойкие «икринки» могут дожидаться удачи (воды или перенесения ветром в лучшие условия) и год, и два, и четыре года!

«Широкое распространение получила артемия среди аквариумистов, которые выводят из яиц рачков, а затем скармливают их аквариумным рыбкам. Высушенные яйца артемий пересылаются по почте из страны в страну и служат предметом торговли. И у нас их заготовляют для экспорта. Эти яйца массами выбрасываются волнами на берега Сиваша и других богатых артемиями водоемов, и их сбор не представляет особых трудностей. Однако наиболее существенно значение артемии в рыбоводстве. Она представляет собой первоклассный, высокопитательный корм для молоди очень ценных промысловых рыб, разводимых на рыбоводных заводах, в первую очередь для осетровых» (Я. А. Бирштейн, Н. А. Заренков).

На упомянутых выше заводах вышедшие из икры мальки осетров плавают какое-то время в особых бассейнах. Они есть хотят! Пробовали разный корм: лучшим оказалась «пища св. Антония», то есть артемии. В рыбоводческих хозяйствах в низовьях Дона, как сообщают вышеупомянутые авторы, сооружены цементные бассейны. Они наполнены рассолом крепостью 4–6 процентов из добытой на Сиваше соли. В бассейны периодически вносят гидролизные дрожжи — пищу для рачков. Артемии плодятся, наполняют кишащей массой эти цементные водоемы, откуда их по мере надобности переселяют в другие бассейны — уже с молодью осетровых рыб. Молодь ест артемий и быстро растет. Откормив до нужной кондиции, юных осетров да севрюг отпускают на волю — нереисом питаться.

Авторы полны оптимизма:

«Нет никакого сомнения в том, что разведение артемий будет организовано и на других многочисленных рыбоводных заводах нашей страны и что эти замечательные рачки сыграют важную роль в трудном деле сохранения запасов ценнейших промысловых рыб».

Щитни, дафнии и циклопы

Щитни тоже из подкласса жаброногих рачков. Только отряд другой, нежели у настоящих жаброногов, — филлопода, то есть листоногие. В жизненных своих проявлениях они похожи на жаброногов. И плавают обычно вниз спиной, и ножки (почти такого же устройства, как и у жабронога) тоже три функции выполняют: дыхательную, двигательную и подгоняют вместе с током воды пищу ко рту. Только вот ног у щитней слишком уж много — целых 70 пар! Это рекорд среди всех ракообразных.

Крупнее жаброногов — пять — десять сантиметров они длиной. По внешнему виду похожи на каких-то водоплавающих броненосцев. Овальный по форме хитиновый щит с небольшой выемкой сзади покрывает всю их голову, спину и б?льшую (переднюю) часть брюшка.

Весной можно найти щитней и в пруду, и в канаве, и в простой луже, даже в наполненной водой колее от колес! Щитни кормятся и крупными «частицами грунта», и молодые побеги растений грызут, и как хищники ведут себя, нападая на тех же самых жаброногов, дафний, на личинок насекомых, мелких дождевых червей и даже на мальков рыб и головастиков.

Яйца щитней экстремальные условия среды обитания переносят так же легко, как и яйца жаброногов: высушенные не погибают и при нагреве до 80 градусов, морозоустойчивые и сохраняют жизнеспособность семь — девять и даже был случай 15 лет! Ветер легко переносит их по воздуху, порой очень далеко. Поэтому где только не водятся щитни! В любой части света их можно встретить.

В наших и более северных широтах их самки размножаются партеногенетически, то есть не нуждаются в самцах, и откладывают неоплодотворенные яйца. Поэтому самцы щитней у нас почти не встречаются. Чем ближе к тропикам, тем выше процент щитней мужского пола в их популяциях.

И еще тем знамениты щитни, что представляют редкий пример неизменяемости вида. Найдены ископаемые щитни в триасовых и даже более ранних отложениях мезозойской эры, и притом так хорошо сохранившиеся, что систематики утверждают: обитавшие 200 миллионов лет назад щитни были тех же видов, что и ныне живущие!

«Мы не знаем других подобных случаев существования современных видов в столь отдаленные от нас геологические периоды. Щитней можно с полным правом называть „живыми ископаемыми“» (Я. А. Бирштейн, Р. К. Пастернак).

По-видимому, две причины объясняют эту поразительную консервативность щитней. Первая — перенос ветром яиц на большие расстояния. Поэтому даже отдаленно расположенные друг от друга поселения щитней постоянно смешиваются, дополняются новыми иммигрантами из других географических областей. А от этого не возникает изолированно развивающихся популяций, которые со временем могли бы превратиться в особые подвиды и виды.

Вторая причина — очень уж короткая жизнь взрослых щитней: всего недели две в году. «Все остальное время рачки пребывают в стадии покоящихся яиц». Поэтому враги (а их у щитней и так немало) не успевают произвести среди них надлежащую селекцию, то есть взрослые щитни в сущности не испытывают острой борьбы за существование, а это значит, что среди них не ведется естественный отбор, формирующий новые виды.

«Все девять известных видов щитней принадлежат к одному семейству Triopsidae и подразделяются на два рода, каждый из которых имеет по одному представителю в Средней Европе. Как ранневесеннюю форму в лужах от растаявшего снега в лесистых местностях находят вместе с жаброногом Siphonophanes grubii также и Lepidurus apus. Эти зеленовато-коричневые животные вместе с фурками (вильчатыми концами хвостов) длиной бывают в пять сантиметров. Они появляются сразу же после таяния снега, в самом начале весны, и тотчас же опять исчезают, когда вода прогреется выше 15 градусов. Вдвое более крупный Triops cancriformis, напротив, летняя форма наших обоих щитней. Он живет преимущественно на открытых пространствах в луговых лужах и небольших прудах с глинистым дном и появляется в апреле или мае. Он может дать несколько генераций за лето, прежде чем исчезнуть приблизительно в сентябре… Своеобразно изменение крови у этого рачка. Когда кислорода в воде становится все меньше, что в маленьких водоемах происходит относительно быстро, процент гемоглобина в его крови повышается, а это обеспечивает более интенсивное дыхание. Triops тогда приобретает даже красную окраску. Подобное явление замечено и у водяных блох» (Ганс Экхард Грунер).

А водяные блохи — это дафнии, хорошо знакомые всем любителям аквариумов рачки. Они, высушенные или живые, — лучший корм для мелких рыбок, пленников застекленных «водоемов». Имеют с ними дело и работники рыбозаводов. Они же, эти крохотные рачки, — преобладающий компонент пресноводного планктона и наполняют пруды порой в таком множестве, что вода приобретает буроватый оттенок.

Тело дафнии заключено в двустворчатую раковинку, из которой торчат наружу только голова и вторые антенны или, попросту говоря, усики. Они не простые, а ветвистые, поэтому таксономический разряд, в который зачислены дафнии, называют подотрядом ветвистоусых ракообразных.

Ножки дафнии, как и жаброногов и щитней, частично превращены в жабры. Они же загоняют и пищу в рот, но в передвижении участия не принимают. Дафния скачет в воде, как блоха, резко взмахивая своими ветвистыми усиками.

Питаются дафнии, отфильтровывая слаженно работающими грудными ножками детрит, мелких животных и водоросли, которые не крупнее 0,02 миллиметра. Ведь и дафнии невеликие рачки: самая солидная из них (дафния магна) в полсантиметра длиной, все прочие много мельче. Едят дафнии и жгутиконосцев, но главная их пища — бактерии. За сутки одна водяная блоха отфильтровывает и глотает от пяти до 40 миллионов всевозможных бактерий!

Летом, пока вода еще теплая и вообще «условия жизни благоприятны», самцов дафний в водоемах еще нет, и самки, размножаясь, обходятся без них. Откладывают они до 100 неоплодотворенных яиц, но не в воду, а сохраняют их под раковинкой в особой выводковой камере. В ней же яйца развиваются, и через сутки-двое выбираются из нее на волю крохотные водяные блошки. Через двое — шестеро суток они уже и сами начинают откладывать неоплодотворенные яйца. Так могут следовать друг за другом свыше 180 поколений, пока не ухудшатся условия жизни. Случается это обычно в октябре, но нередко и раньше (многое зависит от вида животного, водоема, в котором оно живет, и климата).

Различные дафнии, или водяные блохи

Дафния с яйцами в выводковой камере

Но так или иначе плохо стало жить дафниям, и тогда из яиц в выводковой камере начинают выклевываться не самки, а самцы. Они — карлики в сравнении с самками, но тем не менее активно принимаются за дело: оплодотворяют самок. После этого яйца покрываются толстой кутикулой, и получается эфиппиум — «седлышко», как его называют по-русски (тот же смысл это слово имеет и по-гречески). В эфиппиуме заключено обычно два яйца, а сам он немного возвышается над спиной самки в виде некоего подобия темного седла. В его утолщенной кутикуле много воздухоносных камер, и поэтому, когда самка после скорой линьки сбрасывает свои покровы, эфиппиумы (вместе с яйцами) свободно плавают на поверхности воды.

Оплодотворенные яйца не сразу приступают к развитию. Чтобы оно началось, должно пройти какое-то время, по этой причине их называют покоящимися яйцами. Покоятся они обычно до весны: тогда выйдут из них самки и начнут свой продолжительный цикл партеногенетического размножения.

Большинство видов дафний перезимовывают только в виде покоящихся яиц, которые не боятся ни морозов, ни высыхания. Ветер переносит их с пылью, расселяет их по ближайшим водоемам и весенним протокам, ну а дальние путешествия эти яйца совершают на перьях и лапах водоплавающих птиц, к которым легко прилипают.

Однако не все дафнии, отложив покоящиеся яйца, умирают осенью. Некоторые виды планктонных водяных блох, обитающие в больших озерах, зимуют подо льдом с потомством в выводковой камере. Ранней весной рожденные ими молодые дафнии приступят к партеногенетическому размножению.

«Некоторые обитатели маленьких прудов дицикличны. У них самцы встречаются весной и осенью. Если наступит ухудшение условий жизни — то и летом. Так в течение года могут не раз появляться половые генерации. Такие виды называют полицикличными. Полицикличны же и почти все водяные блохи быстро высыхающих маленьких водоемов… Экстремальное положение в том отношении занимают арктические области. Теплый период здесь короток, и вновь быстро наступают холода, поэтому у водяных блох, живущих на севере своего ареала, совершенно отсутствует партеногенетическая фаза, и весь сезон самцы и самки размножаются обычным путем» (Ганс Экхард Грунер).

Дафния в июне выглядит не совсем так, как, скажем, в мае или августе — сентябре. В середине лета она и крупнее, чем в другое время года, и голова сверху вытянута и похожа на шлем с острым шишаком на вершине, и «хвост» (задний шип на раковине) длиннее — словом, одно и то же животное весной, летом и осенью предстает в разных обликах. Это странное явление назвали цикломорфозом.

Цикломорфоз у дафний. В октябре самка уже носит «седлышко» с двумя покоящимися яйцами

Такие изменения, казалось бы, справедливо объясняют тем, что в середине лета температура воды повышается, а значит, уменьшается ее плотность, тогда всевозможные удлинения разных частей тела планктонных организмов увеличивают их плавучесть.

Но есть и контрдоводы. Почему, скажем, цикломорфоз наблюдается не только в водоемах с переменной температурой воды, но и в постоянно теплых тропических водах? Также и некоторые наши виды, обитающие в холодных озерах, во время цикломорфоза образуют еще даже более длинные выросты тела, чем в теплых прудах. Бывает и так, что температура воды поднялась всего лишь на два-три градуса, и на ее плотности это заметно не отразилось, а удлинение частей тела дафний зашло уже далеко. Наконец, у некоторых видов «экстремальные признаки цикломорфоза» наблюдали в период вовсе не самой теплой воды…

Дафнии и вообще все ветвистоусые рачки уничтожают массу бактерий. С другой стороны, они и сами служат основным кормом для многих пресноводных рыб, особенно для их мальков.

«Питательность этого корма очень высока: содержание белка в теле дафнии достигает 50 процентов, а жира 11 процентов по массе. Многие морские рыбы также в большом количестве поедают ветвистоусых.

Высокие пищевые качества ветвистоусых ракообразных в полной мере оценены рыбоводами. На рыбоводных заводах нашей страны осуществляется массовое разведение дафний и моин, которыми кормят молодь осетровых и лососевых рыб» (Я. А. Бирштейн, Н. А. Заренков).

Циклопы, обычные обитатели наших пресных вод, — из другого отряда, чем жаброноги, щитни и дафнии. Даже другого класса. Отряд, в который зачислены циклопы, называется веслоногими ракообразными, или копеподами. Эти вездесущие рачки обитают и в любой луже, и на любой глубине океана во всех широтах — от полярных до тропических. Они составляют основную массу морского планктона. Во множестве водятся и в пресноводных водоемах, мало уступая числом ветвистоусым ракообразным. Населяют и подземные воды. Немало среди них паразитов. В пищевых цепях природы значение их огромно.

Различные веслоногие рачки (копеподы)

«Сельдь, иваси и многие другие рыбы питаются почти исключительно веслоногими. Большинство этих ракообразных — животные микроскопические, длина их тела от 1 миллиметра и меньше до 5 миллиметров; лишь отдельные глубоководные и паразитические виды достигают 3 сантиметров. В настоящее время насчитывается около 7500 видов веслоногих» (Я. А. Бирштейн, Р. К. Пастернак).

Из всего этого множества видов копепод нас сейчас интересуют только циклопы. Имя свое они получили в честь мифического одноглазого великана, с которым имел дело хитроумный Одиссей, по той причине, что на лбу у этих ракообразных тоже всего один глаз.

От жаброногов, щитней и дафний они отличаются многим. Прежде всего нет у них ни на ногах, ни вообще где-либо никаких жабр. Дышат всей поверхностью тела. Нет ни сердца, ни кровеносной системы: «полостная жидкость приводится в движение сокращениями кишечника».

Циклоп-самка с двумя «гроздьями» яиц

Плавая, циклоп «гребет» не усами, как дафния, а «четырьмя парами грудных ножек». Сделает, взмахнув ими, рывок вперед или вверх, а потом парит в воде на растопыренных усах, как орел на распростертых крыльях. Потом опять рывок и парение. Впрочем, немногими словами нельзя описать всю сложность движений циклопа в воде. Он и на спине может плавать, и «мертвые петли» проделывать, и вниз головой пикировать…

В общем неиссякаемый каскад маневров, «выполняемых циклопом, очень сходен с фигурами высшего пилотажа».

Циклопы не фильтровальщики, как дафнии, а хищники, и притом для мелких животных весьма опасные: справляются с червями (олигохетами) и хирономидами (личинками комаров) более крупными, чем они сами. Нападают и на коловраток, других рачков, нередко и каннибализмом не гнушаются. Впрочем, есть и такие виды циклопов, которые, кроме водорослей (соразмерных с ними самими), ничего не едят.

Забота о потомстве у циклопов проявляется только в том, что самка оплодотворенные яйца, склеенные в два комка по бокам основания «хвоста», носит на себе до тех пор, пока из них не выведутся личинки. Бывает, что она вместе с яйцами прячется от зноя или стужи в коконе, образующемся из выделений ее кожных желез. В сухом иле такой кокон может хранить заключенную в нем жизнь года три, но как только попадет опять в воду, сразу рассосется, очнется от оцепенения и циклоп, пролежавший в глубокой «летаргии» все эти долгие годы.

Лишь немногие виды циклопов живут в море. Озера, пруды, канавы, наполненные водой, просто лужи — вот их места обитания. В них основное их пристанище — придонные слои воды у берегов и водных растений.

В заключение хочу напомнить: опасайтесь циклопов! Нет, они не ядовиты, не кусаются, но бывают заражены пренеприятными паразитами человека.

Ракообразные, сиднем сидящие

Есть раки, которые, подобно губке, с места сдвинуться не могут. Лишь личинки их плавают. А как сядет личинка на дно, прилепится к нему усиками, превратится во взрослого рака, так тот всю жизнь и сидит на камне, скале, на раковине моллюска, на панцире краба, бывает, и на щите морской черепахи или коже китов и акул, на зубах кашалота… в общем, на том месте, к которому личинка прикрепилась. Сидит и усами шевелит…

А усов у рака — пышный веер. Он то раскидывает его, то складывает пучком, загоняя в рот воду, а вместе с ней и всякий планктон (но не крупнее одного миллиметра).

Балянус, или морской желудь. Схема, иллюстрирующая внутреннее строение. Видны ножки-усики, втянутые в раковину

Такой рак похож на кого угодно, только не на рака, и усики его вовсе не усики, а измененные грудные ножки. Они ветвисты и с длинными щетинками, чтобы легче воду фильтровать. Поэтому этих животных называют усоногими ракообразными. Они живут в раковинках с крышечками, сложенных из известковых пластинок. Тех из них, у которых раковинки прикрепляются к какому-нибудь предмету прямо своими широкими основаниями, называют морскими желудями. А если известковый домик сидит на стебельке, другим своим концом прилепившемся к субстрату, то это будут морские уточки. Некоторые из них тесными группками прирастают к плавающим на поверхности предметам и вместе с ними перемещаются по воле волн и течений (впрочем, и ногами могут грести).

Морские уточки. Ножки-усики вытянуты из раковины

Морские желуди тоже обычно поселяются близко друг к другу, так что образуют плотные обрастания камней и скал в приливо-отливной зоне и даже выше уровня воды, довольствуясь в этом случае тем скудным пропитанием, которое доносят до них брызги прибоя.

Морские желуди, сплошь усеявшие скалу

Эти усоногие для мореходов — просто беда! И для портовых сооружений большой от них вред. Ведь основная масса так называемых обрастаний свай, буйков, рыболовных снастей, а главное, днищ кораблей — усоногие раки. До 70 процентов поверхности корпуса корабля бывает нередко сплошь покрыто морскими желудями. Большие суда, плавающие в тропиках, несут на своей подводной части десятки тонн этих животных. На одном квадратном метре днища поселяются порой до 45 тысяч их личинок. А если учесть, что усоногие при благоприятных условиях за сутки увеличивают свой рост на миллиметр, то легко понять, какой большой урон наносят они судоходству. Ведь корабль, сильно обросший морскими желудями, теряет хорошую обтекаемость, отчего на треть снижается его номинальная скорость (а значит, на столько же повышаются и эксплуатационные расходы). Приходится часто заводить корабль в доки и отчищать от обрастаний. А это дело трудоемкое и дорогостоящее.

«В доке днище корабля скребут особыми скребками, порой дело доходит до зубил и молотков, не говоря уж об отжигании паяльными лампами, чистке проволочными щетками и беспрестанной поливке водой из шлангов.

Поверх простой, защищающей только от ржавления антикоррозийной краски подводную часть корабля приходится покрывать дорогой необрастающей краской. До последнего времени существовало огромное количество торговых патентов и военных секретов по части необрастающих красок, а корабли все-таки обрастали.

Вторая мировая война принесла в это дело немалые изменения. Военные корабли теперь покрывают такими составами, что за годы войны, проведенные этими кораблями даже в тропиках, даже при стоянке на якорях в коралловых атоллах, где обрастание особенно быстро образуется, наиболее прочно и тяжеловесно, корабли не обрастали, не теряли скорости, не нуждались в доковании» (Н. И. Тарасов).

Природа не дала усоногим ни жабр, ни сердца, ни вообще какой-либо кровеносной системы. Однако, несмотря на потерю этих жизненно важных органов, хорошо, видимо, чувствуют они себя и на поверхности океана, и на самом глубоком дне. А когда им уж очень плохо приходится, находят спасение в так называемой «скрытой жизни».

«Этой способностью к „скрытой жизни“ объясняется, между прочим, появление морских желудей… в 1955 году в Каспийском море, где их раньше не было. Они, несомненно, переселились туда из Черного и Азовского морей на днищах судов, прошедших по Волго-Донскому каналу, и сумели пережить длительное воздействие пресной воды» (Я. А. Бирштейн, Р. К. Пастернак).

Еще более дальнее путешествие совершил австралийский морской желудь эльминиус: от берегов названной страны до Англии. Он оказался неприятным гостем, особенно для работников ферм, разводящих устриц. Эльминиус сплошь покрывает своими поселениями коллекторы, выставленные в море для сбора молоди этих моллюсков. Для борьбы с ним применяли разные средства, даже инсектициды (ДДТ и пр.), которые, как оказалось, уничтожают не только насекомых, но и ракообразных. Для самих моллюсков эти вещества не опасны.

От усоногих человеку не только вред, есть и польза. Во-первых, их личинками кормятся сельдь, сайда и некоторые другие рыбы. И взрослые морские желуди «отмечены в качестве объектов питания трески, пикши, осетра и др.». Даже люди в некоторых странах едят их (и морских уточек — тоже). Знатоки находят, что вкусом они не уступают креветкам.

Жизнь и нравы пустынных мокриц

Эти в высшей степени интересные животные, на которых по непонятной причине до последнего времени не обращали пристального внимания ученые, тоже раки (равноногие), хотя живут на суше, и не где-нибудь в сыром лесном перегное и погребах, но чаще всего в степях, полупустынях и пустынях!

Вообще весь отряд равноногих в выборе мест обитания не щепетилен. Большинство из них жители моря: от поверхности до одиннадцатикилометровых впадин океана, то есть таких мест, глубже которых на Земле не бывает. В основном держатся у дна и на дне, но некоторые своим присутствием пополняют поверхностный планктон.

Богаты равноногими и пресные воды. Пример — рачок «водяной ослик», обычный обитатель наших озер и прудов.

Мокрицы же — единственные из равноногих, освоившие жизненное пространство суши всех широт и климатов: от приполярных областей до тропических лесов и знойных пустынь.

«У некоторых мокриц бугорки поверхности тела образуют сложную водопроводную систему. Если рачок прикоснется к капельке росы, влага под действием капиллярных сил начинает распространяться в промежутках между бугорками, достигая заднего конца тела и орошая находящиеся там жабры» (Я. А. Бирштейн, Р. К. Пастернак).

Есть, правда, некоторые примитивные мокрицы, которые еще не совсем расстались с привычками предков, не ушли далеко от моря — живут на его берегах. Они и плавать умеют, а в опытах их держали по 80 суток под водой, и они не погибали. Все другие мокрицы давно бы «захлебнулись», если бы их подвергли такому эксперименту.

Сухопутные мокрицы стараются держаться все-таки во влажных местах. Днем они прячутся от солнца под камнями, зарывшись в землю, или в норах, ими самими вырытых или в чужих, ищут укрытия даже в муравейниках. Ночью вылезают из своих убежищ и грызут растения, пополняя их влагой свой жаждущий организм.

Особенно поражают своей удивительной сухостойкостью пустынные мокрицы рода Хэмилепистус. Они населяют (и в немалом числе!) лёссовые пустыни, такыры, русла высохших рек Средней Азии, Казахстана, Закавказья, Передней Азии и Африки — всюду, «где грунтовые воды залегают не столь глубоко, так что влажный слой земли находится близко к поверхности». Местами земля изрыта их норками, «и в каждой сидит в защитной позе ее хозяин, выставив наружу белые, словно костяные, зубчатые гребни». После дождя, который в тех краях случается редко, все мокрицы, как по команде, покидают норки, и «тогда высохшие пустынные былинки колышутся словно живые под тяжестью множества шевелящихся тел». Так писал о пустынных мокрицах П. И. Мариковский. Он наблюдал за ними в Средней Азии и пришел к выводу: «Пустынные мокрицы среди членистоногих, пожалуй, одни из самых многочисленных обитателей лёссовых пустынь и, судя по всему, имеют немаловажное значение в жизни пустыни». Сведения, добытые этим ученым, принесли много новых знаний о мокрицах и открыли неведомые доселе повадки мокриц и поведение столь сложное, что ожидать его от таких простых в общем-то животных никак было нельзя.

Мокрицы на лёссовых землях пустыни

Прежде всего он изучил и хорошо описал настоящую семейную жизнь у мокриц. А это уникальный случай среди беспозвоночных (не считая, конечно, социальных насекомых).

Итак, ранняя весна, середина или даже начало марта, мокрицы вылезают из своих зимовальных укрытий («раньше всех других членистоногих, исключая разве что пауков»). Пустыня стоит еще обнаженная: не расцвела травами и цветами-эфемерами, что должно скоро случиться. Часты дожди и заморозки. В эту пору у мокриц — весенняя миграция. Они расселяются в поисках новых, пригодных для существования мест. Ползут медленно, одолевая за минуту около двух метров. Это когда относительно тепло — 10–15 градусов в тени. Некоторые за полкилометра уползают, преодолевая это расстояние за четыре часа. Такие путешествия, очевидно, необходимы, чтобы происходил «взаимный обмен особями между различными разобщенными колониями». Для избежания инбридинга (близкородственного размножения).

Миграции не долго длятся. Вскоре, найдя подходящее место, мокрицы начинают рыть норки. Если норку копает самка, то холостые самцы окружают ее, домогаясь с ее стороны внимания. Грубо отпихивая друг друга, каждый стремится оказаться ближе к ней и ко входу в дом, который она строит. Самка же часто «ударами передней части туловища выбрасывает неугодных „поклонников“ из жилища».

Рыть норку может начать и самец, тогда самки, предлагая себя на роль хозяйки, мешают ему трудиться. Но обычно жилище свое строят сообща уже соединившиеся в супружестве самец и самка.

«Мокрицы разбиваются на пары еще молодыми, неполовозрелыми, когда об оплодотворении не может быть и речи, и в этом проявляется одна из удивительнейших особенностей биологии этих животных» (П. И. Мариковский).

Когда супруги работают, вокруг них часто толпятся не заключившие еще брачных союзов другие мокрицы, стараясь завладеть чужим жильем. Поэтому, если один из них вынужден бросить строительство и пойти подкормиться, другой «запирает» своим телом вход в норку и не пускает в нее непрошеных гостей. Случается, что, когда законный сожитель вновь возвращается в свой дом, сторож без предварительного осмотра не впускает его: не узнает сразу, всего ощупывает усиками и, лишь обнаружив родные «черты», освобождает проход. Возможно, что такими «чертами» служат уже упоминавшиеся бугорки и зубчики на теле мокрицы: расположение их очень индивидуально у каждой особи даже одного вида.

Роют норки мокрицы очень своеобразно. Пока весной земля еще сыра и податлива, мокрицы, можно сказать, просто «вбуриваются в почву». Но когда доберутся в глубине норки до прочно слежавшегося слоя земли, пускают в ход свои челюсти. Выпустят изо рта капельку жидкости, та размягчит грунт, тогда мокрицы отгрызают от него кусочек за кусочком и… глотают. Наполнив им полный кишечник, выползают из норки и выбрасывают землю около нее в виде экскрементов.

«Таким образом мокрицы выполняют роль отсутствующих в пустыне прославленных своей почвоформирующей деятельностью дождевых червей» (П. И. Мариковский).

Обычно норка мокрицы устремляется в почву прямо вертикально, иногда же «петляет из стороны в сторону, делая несколько изгибов». Часто причиной петляний бывает попавшаяся на пути нора какого-нибудь грызуна или корень растения. На самом дне норки — расширенная гнездовая камера: помещение для молодых мокриц, которые скоро появятся.

Глубина норок в среднем до полуметра, но порой и до 80 сантиметров. В таком убежище летом, даже в самую сильную жару, прохладно и сыро.

Но вот норка закончена, и самка откладывает 10–25 круглых яичек. Она носит их «у себя на брюшной стороне, на передних грудных сегментах тела». Самка теперь сидит в глубине норки вместе со своим потенциальным потомством, а самец охраняет жилище. Он собственным телом «запирает» вход в него, изогнувшись дугой и упираясь краями панциря в стенки норки. Попробуйте палочкой устранить его с поста: «живой замок еще прочнее утвердится во входе». Бывает, что еще и самка, почувствовав серьезную опасность, ползет вверх и подпирает самца снизу, чтобы совместными усилиями упрочить оборону.

Некоторые мокрицы могут сворачиваться в замкнутый шар, как броненосцы

Правда, в знойный полдень, когда очень жарко, самец бросает свою вахту и уползает в глубину норки, где попрохладнее. Но и там он не теряет бдительности: «например, при незначительном сотрясении почвы, вызванном шагами человека», мокрица-сторож тут же возвращается на свой пост.

…Уже лето наступило. Мокрицы перешли на ночной образ жизни. Их норки наполнили своей возней подросшие дети. Они хотят есть, и родители под покровом мрака, когда сядет солнце, отправляются за кормом для них. Обычно «выбирают листья полузасохшие, подвяленные, пораженные грибком». П. И. Мариковский думает, что грибковый корм они предпочитают потому, что в нем больше белка, чем в простом листе, и он более питателен.

Лист приносят в норку, и там все вместе его едят. Пообедав, выходят на прогулку — тоже вместе: дети и родители. Далеко не уходят, а если кто-нибудь из малых и отползет в сторонку дальше дозволенного, его «немедленно загоняют обратно в дом».

К началу осени молодые мокрицы уже ростом с родителей. А те, наоборот, худеют, сморщиваются и скоро умирают. И тогда молодые… съедают мертвые их тела. П. И. Мариковский говорит: «Мокрицы никогда не питаются погибшими насекомыми и другими членистоногими, они строго растительноядны, но поедание погибших родителей происходит непременно, словно это необходимый ритуал».

Исполнив этот странный «ритуал», молодые мокрицы отправляются в осенние миграции. Они ищут теперь места для зимовок: трещины в земле, всевозможные норки, в том числе и грызунов. Но мокрицы «элегантные» (это не эпитет, а название вида) ищут убежища совсем особого рода.

Их родители осенью не погибают. Как только молодежь покинет их, начинают новые земляные работы: углубляют, расширяют норки. Вот их-то и ищут юные «элегантные» мокрицы. Они заползают зимовать не только в те норки, в которых вывелись, но и в чужие, которые специально для их массового поселения увеличили в размерах «элегантные» старики мокрицы. Своих детей у них в среднем 16, а зимовать в расширенные и углубленные подземелья заползает до 80 молодых мокриц, «и норка оказывается ими набита битком». Старые мокрицы, владельцы зимовальных убежищ, «патрулируют» у входа и пропускают молодых мокриц в жилище только «после некоторого своеобразного досмотра, который им учиняют». Что, собственно, они проверяют? Пока загадка…

К концу сентября все общественные зимовальные спальни заполнены, и входы в них замурованы земляными пробками.

«Забота о чужом потомстве, принадлежащем своему виду, — одна из самых интересных черт биологии мокриц. Насколько нам известно, она не имеет аналогий среди других членистоногих и насекомых, исключая только таких общественно организованных насекомых, как муравьи, пчелы, термиты и осы» (П. И. Мариковский).

Пустынные мокрицы живут не в одиночестве, а всегда колониями, в которых порой бывает несколько миллионов семейств! На одном гектаре, если местность для них подходящая, их поселяется до 800 тысяч, на одном квадратном метре бывает до 40 норок! Почвоведы подсчитали, что мокрицы за лето выносят на поверхность на каждом гектаре обитаемой ими земли до полутонны почвы «и около тонны экскрементов с большим содержанием гумуса» и азота. В пустыне как почвообразователям им нет равных. И П. И. Мариковский справедливо замечает:

«Мокрицы увеличивают пористость плотной лессовой почвы, улучшают ее аэрацию, способствуют накоплению в ней влаги. Лессовые почвы, на которых обитают мокрицы, постепенно становятся сероземами. На почвах, обработанных мокрицами, поселяются травы и мелкие кустарники, и голые площади пустыни зарастают ими. Как только растительный покров становится достаточно плотным, а корни начинают пронизывать почву, мокрицы бросают прежние места обитания и переселяются на более открытые пространства. Таким образом, они как бы являются пионерами освоения пустынь».

Питательный суп усатых китов

Есть немало и других ракообразных — ротоногие, разноногие, кумовые… но я останавливаться на них не буду^[50], а сразу перейду к десятиногим ракам. Они наиболее полно отвечают нашим обычным представлениям о настоящих раках и крабах и особенно интересны. Но прежде немного об эвфаузиидах.

Это основной корм усатых китов. Эвфаузииды, названные европейскими китобоями «крилем», обитают во всех океанах, но особенно их много в антарктических водах. Одни чуть больше семи миллиметров, другие с добрую креветку: почти десять сантиметров длиной. Они и похожи на креветок, отличаясь от них незначительными признаками (на взгляд человека, неискушенного в зоологии).

У эвфаузиид тело прозрачное и, когда ночью они не светятся, то и незаметны в темной толще воды среди других планктонных организмов. А светятся почти все эвфаузииды! У них есть фотофоры. Обычно десять светящихся органов: на глазных стебельках, на грудных ножках и на брюшке. Фотофоры построены по классическому типу: с линзой, рефлектором, пигментным слоем и пр.

«Эвфаузииды не дают приют светящимся бактериям, не способны выбрасывать „огненные“ облака. Свет производят собственные их клетки и испускают его отдельными вспышками, каждая из которых длится приблизительно две-три секунды»^[51] (Ганс Экхард Грунер).

Большинство эвфаузиид кормится микроскопическими водорослями. А эвфаузиидами — усатые киты. Как уже говорилось, крилем называют этот их корм. Особенно его много у берегов Антарктиды, и преобладает в нем эвфаузиа суперба — небольшой рачок (3,5–4,5 миллиметра), склонный плавать (часто у самой поверхности) не в одиночестве, а довольно значительными стаями, которые занимают пространство воды в сотни квадратных метров. Примерно подсчитали, что в стае, растянувшейся в длину на 54 метра, в ширину на 36 метров и в глубину на метр, — 96 миллионов рачков. Они держатся плотно друг к другу, и никто стаю не покидает. Если даже корабль или кит рассекут ее на части, рачки вскоре вновь собираются вместе. Думают, что рачки каждой стаи (все они одного возраста) никогда не расстаются, до самой смерти держатся в однажды сформировавшейся компании. А живут они года два, редко три. Через год после превращения из личинки уже половозрелы. Значит, размножаются всего два, максимум три раза за всю жизнь.

Эвфаузиида

Тысячи яиц самки эвфаузии суперба откладывают прямо в воду, недалеко от берега. Постепенно яйца погружаются все глубже и глубже, иногда опускаются даже на 3 тысячи метров от поверхности. Вышедшие из них личинки по мере роста поднимаются из глубин ближе к освещенным солнцем и богатым водорослями слоям воды. К ним они прибывают уже вполне взрослыми и местами размножаются в таком изобилии, «что вода становится похожей на суп из рачков».

Им-то и кормятся (иногда почти исключительно) усатые киты — финвалы, блювалы и другие. Названного выше числа рачков в одной сравнительно небольшой стае (96 миллионов), как подсчитали, хватит на наполнение желудков трехсот китов средних размеров. Но максимальные цифры еще поразительнее: например, в желудке одного голубого кита длиной 26 метров нашли 5 миллионов рачков!

Не только киты, разумеется, едят эвфаузиид, но и многие рыбы (особенно сельдь, морской окунь, треска), да и птицы: пингвины, чайки, некоторые буревестники. И человек их ест. В переработанном виде.

В тех странах Африки и Азии, население которых испытывает острый недостаток в белках, добавленная в пищу мука из криля частично уменьшает этот дефицит. Но главным образом, добывают из эвфаузиид жиры и витамины. В криле поразительно много витамина А (в основном в глазах — 90–95 процентов от общего содержания его в рачке). В одном грамме сухого планктона, состоящего в основном из эвфаузиид, — 12 тысяч интернациональных единиц витамина А. Это в 170 раз больше, чем во всех тканях человека!

В наши дни, когда китов и промысловых рыб, питающихся эвфаузиидами, стало значительно меньше, чем в былые времена, численность этих рачков во всех морях увеличилась, а количество планктонных водорослей сократилось настолько, что это грозит ухудшением экологических условий в глобальном масштабе. Ведь криль поедает много водорослей, а те в огромных массах насыщают атмосферу Земли кислородом… Океан называют «легкими планеты». Маленькие бесчисленные рачки эвфаузииды подрывают теперь их здоровье.

Речной рак

Встанем у крутого берега реки, у омута. В обрыве увидим множество небольших норок. Серенькие птички то влетают в них, то вылетают — это ласточки-береговушки. В норках их гнезда. А если глубже посмотрим — такие же норки зияют в обрыве и под водой. У входа каждой — плотный холмик земляной лежит. Это рачьи поселения.

Норки не только в обрыве вырыты, но и на дне реки. Каждая глубиной 25 сантиметров и больше. В конце норки — расширенная камера. В нее вход может быть один, а может быть и два-три. Подземелье для местожительства рак роет клешнями и кучки выброшенной земли у входа утрамбовывает ими же.

В жару рак затыкает вход в нору, отсиживается в ней, никуда не выходя. Да и в обычную погоду он свое жилище, как правило, только по ночам покидает, отправляясь в путешествие за пищей по дну реки, озера или пруда, если он в них живет.

Придет осень — рак вялый делается. Заползает в норку, вход в нее землей затыкает и зимует в добровольном заключении.

Но сейчас еще лето. И ночь наступила. В самый раз раку добычу искать. Ассортимент пищи у него богатый. Вот выбрался из норки и, шествуя не спеша, направляется в заросли водяных растений. Всевозможные рдесты, уруть, роголистники обильное предоставляют ему угощение. Но если на пути попадется какая-нибудь сонная улитка, личинка насекомого или любая падаль — все ест с не меньшим аппетитом.

Дней через десять — сорок пять после того, как рак-самец нанесет визит самке своего вида, та приступает к откладке яиц. Она не выпускает их просто в воду, а, прикрепив к брюшным ножкам, носит их всюду на себе. Для того чтобы это прикрепление состоялось, самка-рак проделывает довольно сложные для такого неуклюжего существа эволюции. Она опрокидывается на спину (что само по себе ей совершить не так-то просто). Затем брюшко, напрягаясь изо всех сил, пригибает к груди. Между грудью и прижатым к ней брюшком образуется нечто вроде люльки — во всяком случае достаточно укрытое со всех сторон пространство. В него одно за другим выпускает она шестьдесят (а то и в десять раз больше) довольно крупных яиц. Когда все они будут отложены, особые цементные железы брюшка выделяют секрет, который вокруг каждого яйца образует плотную оболочку и еще стебелек яйца. Этим последним яичко прикрепляется к брюшным ножкам матери. Полгода преданная своим родительским обязанностям самка-рак будет носить развивающиеся яйца. Наконец из них выходят крохотные рачки (не личинки, как у морских раков), почти во всем похожие на своих родителей. Еще какое-то время, пока не рассосется их желточный мешок, они будут висеть на ножках матери, уцепившись за них своими крохотными клешнями, а потом расстанутся с ней навсегда, каждый предоставленный собственной судьбе.

Они будут часто линять и, пока новый панцирь еще мягкий, быстро расти. Но когда станут взрослыми, линяют уже один раз в году. Тогда растут медленнее. Средняя длина нашего речного рака примерно 16 сантиметров, а если попадется вам когда-нибудь рак размером сантиметров двадцать пять, знайте: он прожил на бренной земле уже 20 лет.

Схваченный за ногу или клешню, рак сам отбрасывает ее (особые мышцы так сильно загибают ее вверх, что она отваливается). Автотомия, как называют такое самокалечение, в обиходе у многих раков и крабов. Как и ящерица хвост, рак отдает ногу, добровольно расставаясь с ней, на съедение врагу. Постепенно она опять вырастает. У речных раков-самцов потерянная таким или иным образом клешня растет медленно: полностью восстанавливается лишь через три-четыре года. У раков-самок, которые линяют чаще, — вдвое быстрее. Так что, если увидите рака с клешнями разных размеров, не думайте, что это уродство какое-нибудь. Нет, просто этот рак в свое время вовремя перестраховался, оставив в пасти врага свою клешню.

Лебедь рвется в облака,Рак пятится назад, а щука тянет в воду.(И. А. Крылов)

Сколько басен, поговорок, присказок сочинено об этом пресловутом рачьем «заднем ходе»! Странно вообще, почему об этом часто говорят и пишут. Конечно, рак пятится. Но ведь почти всякое животное может так сделать. Как возникло поверье, будто рак всегда ходит задом наперед, непонятно. Если так, то почему у него не сзади, а спереди глаза и чувствительные усики? Да и рот тоже…

В реке рак ходит всегда головой вперед. А пятится, когда чего-нибудь испугается. Отступает с опаской. Вековая легенда о заднем ходе рака родилась, возможно, на кухне. Когда пойманных раков высыпают из корзины на стол, они, разумеется, этим неожиданным своим переселением напуганы. Вот и пятятся.

Возможно и другое происхождение легенды.

«Когда же пойманного рака выпускают обратно в воду, он начинает так же, как креветки, сгибать брюшко и действительно, плывя толчками задом наперед, быстро опускается на дно» (Я. А. Бирштейн, Н. А. Заренков).

У нас в европейской части страны два вида речных раков: широкопалый и узкопалый. (У первого клешни более широкие, есть и другие отличающие их друг от друга признаки.) Широкопалый тяготеет к бассейну Балтийского моря. Он обычен в Прибалтике, под Ленинградом, в Белоруссии, местами на Украине, а также в Западной Европе.

Узкопалый — житель озер и рек, впадающих в Черное, Каспийское и Азовское моря (также и в двух последних морях обитает), и Западной Сибири.

Узкопалый рак более вынослив и всюду вытесняет широкопалого. Впрочем, таких мест, где их ареалы смыкаются, очень мало. Литва — одно из них. И вот, по мнению некоторых ученых, здесь встречаются будто бы их гибриды (по всем правилам генетики они должны быть бесполыми, так как установлено, что у широкопалого рака 100 хромосом, а у узкопалого значительно больше — 194).

«Речной рак живет в береговых норах только чистых водоемов. Само собой понятно, что в результате все шире распространяющегося загрязнения наших рек всюду сокращается его численность. К тому же в 1970 году грибковое заболевание, известное под названием „рачьей чумы“, истребило почти всех речных раков, и сегодня оно опять угрожает им. Противомерой было предпринятое в 1890 году поселение у нас американского речного рака (Orconectes limosus, длина тела около десяти сантиметров), который невосприимчив к „рачьей чуме“ и может жить в загрязненной воде. Он не роет норок и даже днем бродит в поисках пищи. Хотя по величине он не может сравниться с нашим речным раком, однако стал самым обычным в Европе съедобным раком внутренних водоемов» (Рудольф Альтефогт).

Широкопалый речной рак теперь в Западной Европе очень редок, встречается только в отдаленных, изолированных от больших речных систем озерах и ручьях. Американский же между тем широко здесь распространился и стал обычным представителем фауны Западной Европы.

«Рачья чума» не обошла стороной и Россию: к 1898 году она поразила большинство ее водоемов к востоку до Западной Сибири включительно. Почти всюду раки погибли. Вскоре они начали оправляться от чумы и вновь плодиться, но в 1919–1920 годах чума повторилась, и вновь миллионы раков пали ее жертвой. Однако постепенно численность их вновь повысилась настолько, что в 1931 году, например, в СССР было добыто 4 миллиона штук речных раков.

Оба названных наших рака принадлежат к обширному семейству астацид, объединяющему около 200 видов. Его представителей можно встретить во всей Европе, в Западной Сибири и далее на восток в Японии, Корее и на острове Сахалин (в Восточной Сибири их нет). А также весь Северо-Американский континент ими заселен, до Гватемалы и Кубы.

Особенно богат видами род камбарус, распространенный в Северной Америке. Одни из этих видов живут как обычные речные раки — в прудах и медленно текущих ручьях, среди камней и водорослей. Другие же в некотором роде уподобились сухопутным ракам: роют норы на суше (но вблизи от водоемов). Глубина таких нор 25–75 сантиметров, дно их достигает грунтовых вод. Вход один или несколько, но все сходятся в земле в расширенной камере, наполненной водой. В норах есть и продовольственные склады — отнорки, наполненные фруктами и опавшей листвой.

Роют раки свои подземелья клешнями, землю выносят на поверхность, укладывают вокруг входа в норку и спрессовывают ее ударами клешней так, что над входным отверстием возникает круговая стена высотой до 30 и в поперечнике до 35 сантиметров.

На поиски пропитания выходят только по ночам и в южных штатах США наносят значительный вред посевам хлопка, кукурузы, томатов. Ядохимикаты, применяемые против них, «не принесли пока никаких значительных успехов».

Придет зима или, напротив, засуха — прочно замуровывают раки входы в свои жилища и пережидают в глубине подземелий неблагоприятные для них погодные условия.

До сих пор шла речь о речных раках северного полушария, обитают они и в южном, но их нет в тропиках между этими антиподно расположенными областями (там заменяют их пресноводные крабы и креветки).

Например, семейство парастацид (в нем 76 видов) населяет Австралию, Южную Америку и Мадагаскар (но не континентальную Африку!). Многие из представляющих его раков ведут жизнь, подобную североамериканским камбарусам: такие же глубокие норы роют на суше (некоторые даже еще глубже: до двух метров отвесно в землю уходят их «шахты»). В засуху отсиживаются в них, дожидаясь желанного сезона дождей.

Другие живут в воде рек и озер. Из них заслуживает упоминания рак-исполин эвастакус — длиной он бывает в полметра! Обитает на юге Австралии. Поймать такого весомого рака — удача, надо полагать, немалая, и его ловят, консервируют, экспортируют… Но и сами австралийцы едят, конечно.

«Мы можем в заключение констатировать: в речных системах Северной Азии, в Китае и во всей области к югу от Гималаев, а также на Африканском континенте речные раки совершенно отсутствуют. В Южной Америке встречаются только несколько видов. Во всех этих регионах (кроме Северной Азии) речных раков замещают пресноводные крабы» (Ганс Экхард Грунер).

Омар, лангуст и альфеус-щелкун

Речные и морские раки, крабы и креветки — все из отряда десятиногих раков, или декапод. Отряд обширен: в нем 8500 видов. Название свое получил по той причине, что представляющие его животные ходят на десяти грудных ногах, причем первая их пара у многих преобразована природой в мощные клешни. На основаниях грудных ног размещаются у десятиногих и жабры, а к брюшным ножкам их самки прикрепляют яйца (лишь немногие креветки не носят на себе икру, а выметывают ее прямо в воду). Голова и грудь покрыты монолитным головогрудным щитом — карапаксом. У речного рака, например, он, похожий на кирасу воина, сразу бросается в глаза. Позади него тянется уже одетое отдельными пластинами панциря брюшко, которое заканчивается «хвостом» (тельсоном).

Десятиногие разделяются на длиннохвостых, у которых брюшко длинное (креветки и большинство раков), мягкохвостых — у них брюшко кожистое, не защищено пластинками панциря (раки-отшельники, пальмовый вор, камчатский краб) и, наконец, на короткохвостых — это крабы. У них брюшко маленькое и подогнуто под головогрудь, так что снаружи и не заметно. Увидеть его можно, лишь перевернув краба на спину.

Самый маленький десятиногий рачок — хапалокарцинус, который поселяется в известковых домиках коралловых полипов. Всего один миллиметр его рост. Самый большой — японский краб макрохейра, живущий на значительных глубинах. У него каждая нога длиной больше метра, а если широко развести в стороны его клешни, то их концы на три метра будут отстоять друг от друга!

Многие декаподы, как мы уже узнали из знакомства с речным раком, живут долго — 20 лет. Камчатский краб немного больше, а лангуст чуть меньше. Но рекорд долголетия принадлежит американскому омару — 50 лет! Креветки же умирают после рождения года через три-четыре, а некоторые, самые маленькие из них — месяцев через десять.

«Десятиногие принадлежат к тем немногим беспозвоночным животным, которых люди знали еще в античное время. Уже около 2100 года до нашей эры вавилонские астрономы поместили на карту неба изображение рака как символ одного из созвездий, взяв за образец рисунка краба из рода потамон, одного из самых многочисленных обитателей пресных вод Междуречья. Без сомнения, в связи с этим северный круг летнего солнцестояния называется тропиком Рака. Также и на монетах древности появляются изображения пресноводных крабов. Египтяне знали даже морских обитателей — лангустов, как это доказывает стенная роспись в храме Дейр-эль-Бари… Научное изучение декапод (преимущественно раков) началось, разумеется, только с Аристотеля, который описал приблизительно двадцать видов этих животных, и так точно, что даже сегодня можно узнать около дюжины описанных им видов. За две тысячи лет с лишним, прошедших от Аристотеля до основателя современной зоологической систематики Карла Линнея, более или менее удовлетворительно описание только около пятидесяти видов» (Ганс Экхард Грунер).

Омар — первейший деликатес среди даров моря. На речного рака он внешне очень похож, только клешни у него выглядят более мощными, да и ростом несравненно крупнее нашего рака: прежде у берегов Европы попадались омары длиной больше метра! Теперь о таких что-то не слышно. Оскудели омарами моря: слишком много их вылавливают. Пришлось принять охранные меры, ограничивающие добычу омаров в некоторых регионах.

Три вида настоящих омаров (род хомарус) обитают у обоих побережий Атлантического океана: один в Восточной Атлантике (от Норвегии до Средиземного моря), другой — в Западной (от Лабрадора до Каролины), третий, наконец, вдоль берегов Юга Африки.

Европейский омар живет обычно у каменистых побережий. Он очень привязан к своему дому. Найдя подходящую расщелину в скале или подводную пещеру, после поисков пропитания всегда в нее возвращается. Днем и когда линяет вообще не покидает своего жилища.

Пища же его — различные ракушки и крабы, ест даже морских желудей, раздробив мощными клешнями их прочные домики. Не брезгует и падалью.

Самки европейского омара только в шесть лет способны к размножению (длина их в эту пору — 25 сантиметров). Пока молодые еще, откладывают они не более 8 тысяч яиц, а повзрослеют (подрастут в длину до 40 сантиметров) — так и плодовитость их значительно увеличится: до 30 тысяч яиц будут вынашивать. Но не долго: прямого развития, как у речного рака, у них нет. Из яиц выходят не миниатюрные копии родителей, а совсем не похожие на раков личинки, которые будут жить в планктоне недели две-три, прежде чем после ряда линек и превращений осядут на дно.

Европейский омар покидает свое дневное убежище. Обратите внимание, какие мощные у него клешни (особенно правая)

Европейский лангуст

Его близкий родич из Индийского океана

Американский омар поменьше европейского — длиной сантиметров шестьдесят. Это самцы. Самки крупнее 37,5 сантиметра обычно не вырастают. Все дело в темпах линьки: взрослые самцы-омары линяют каждый год, а самки только раз в два года. Американский омар относительно более массивен: попадались экземпляры весом более 21 килограмма!

Обитающий у восточных берегов Америки омар такой же домосед, как и его европейский собрат. Ученые ловили американских омаров в их убежищах, метили и отпускали там же, где и поймали. Многие «меченые» были позднее найдены вблизи их жилищ. Самые дальние путешествия, которые совершали омары, — в среднем 13,5 километра.

Омары другого рода — нефропс (их девять видов) наделены более тонкими клешнями и почти все обитают в Индийском и Тихом океанах. В Восточной Атлантике (от Нордкапа до Средиземного моря) живет норвежский, или так называемый императорский, омар. Он предпочитает илистые грунты на глубине от 40 до 800 метров. Этот омар, хоть и назван императорским, ростом, однако, совсем невелик: только до 22 сантиметров вырастают их самцы. Но ловят этих омаров у берегов Англии, Северной Франции и в Средиземном море в числе немалом.

В глубинах океанов тоже обитают многие члены семейства омаровых. Омары очень древние животные. Они населяли морские воды Земли еще в юрском периоде мезозойской эры, то есть 150 миллионов лет назад.

Лангуст — это рак, но без клешней. Зато усы у него очень длинные: у некоторых почти вдвое длиннее тела. Вокруг основания усов у лангуста густая поросль острых шипов. Это его, пожалуй, единственное оборонительное оружие. А еще и громкие, трескучие звуки, которые издает лангуст, царапая основанием заднего усика о передний край карапакса.

«Калифорнийский лангуст перед стрекотанием угрожающе машет задними антеннами, усаженными острыми шипами. Рыбы отскакивают от лангуста и, по наблюдениям Моултона, иногда теряют при этом свою добычу, которую подбирают лангусты» (Я. А. Бирштейн, Н. А. Заренков).

«Изумительно нарядны стрекочущие лангусты: прихотливое сочетание синего, светло-лилового, пурпурного, зеленого, оранжевого, коричневого и черного цветов» (И. И. Тарасов).

Днем прячутся лангусты в таких же примерно, как у омаров, убежищах. Особенно любят они коралловые рифы, изобилующие всякого рода щелями, дырами и пещерками. В них сидят безвыходно, выставив наружу только кончики усов, чтобы хоть как-то контролировать ближайшую обстановку.

Наступит ночь — выходят на поиски съестного. А съестное у них — все живое, что в состоянии они одолеть, действуя, как оружием, сильными ногами. Это могут быть улитки, ракушки, иглокожие, ну и тем более мертвые животные.

Лангусты рода палинурус обитают у берегов Северной и Южной Америки, а также и Европы — от Южной Англии до Средиземного моря (а род этот, замечу в скобках, древний, ему 100 миллионов лет: как ископаемый известен с мелового периода).

Европейский лангуст держится обычно на каменистом дне приливо-отливной зоны или чуть глубже. Редко длина его тела превышает 45 сантиметров, но весит он восемь килограммов (попадались экземпляры и по 13 килограммов!).

Его близкий родич палинурус аргус так же велик, но усы носит прямо-таки великолепные — 70 сантиметров длиной! (Самки и ростом на треть поменьше, и усы у них соответственно короче.)

Жизненный ареал его — прибрежные воды востока Америки — от Флориды до Бразилии. Он знаменит своими поистине грандиозными для таких небольших, неплавающих и нелетающих животных ежегодными миграциями. Зимой эти лангусты (по крайней мере обитающие у Флориды) откочевывают на юг, а весной возвращаются обратно. Сотенными стаями медленно, но уверенно ползут и ползут все в одном направлении. Шествие совершается не в молчании, а под аккомпанемент дружного стрекотания отправившихся в дальний поход лангустов. Как велик путь, который они преодолевают в своих сезонных миграциях? Меченье показало: 130 километров!

Летом с целью размножения самцы и самки этих лангустов собираются на мелководьях. После брачных дел самки, чтобы отложить яйца, опускаются поглубже. Они очень плодовиты: 0,5–1,5 миллиона яиц выметывают. Личинки ведут планктонную жизнь значительно дольше, чем у омаров: не две-три недели, а шесть месяцев. За столь длительный срок свободного плавания они успевают далеко расселиться по морям и океанам, поэтому и обитают лангусты во всех тропических и субтропических водах. Впрочем, живут и севернее, как, например, европейский палинурус или субантарктический язус. Один из видов этого рода отличается рекордным для лангустов ростом — 60 и даже будто бы 80 сантиметров, не учитывая усов.

Третий рак, имя которого значится в названии этой главы, — альфеус-щелкун — помещен в ней рядом с лангустами не по причине близкого родства, а только потому, что он тоже способен издавать звуки. И какие звуки!

Поцарапанная о песок стеклянная банка, в которой сидит альфеус, может лопнуть, если он в ней щелкнет! А когда множество альфеусов, часто поселяющихся большими компаниями, разом щелкать начнут, то получается звук, «равный по мощности шуму при заклепывании котла»!

Альфеус с большой левой щелкающей клешней

Чем же так громко щелкает альфеус? Одной своей клешней, которая у него значительно больше другой (у некоторых видов она больше даже самого рака). Щелкающая клешня, кроме того, богата пустотами, которые, как резонаторы, усиливают звук. Мало звука — еще и сильная струя воды выбрасывается из клешни, когда рак ею щелкает. Струей он может «отпугнуть, порой даже оглушить или отбросить своего противника». Из-за этих щелчков и стрельбы водой немцы называют альфеусов раками-пистолетами.

«Есть маленькие бычки клевеландии, живущие в норках червей эхиурид, иной раз по недоразумению лезут они не к своим хозяевам эхиуридам, а в норки альфеусов. Щелчок — и оглушенная клевеландия всплывает на поверхность воды, как будто взорвали под водой миниатюрный патрон динамита. Несомненно, что альфеусы глушат своими щелчками не только врагов, но и доступную им по размерам добычу» (Н. И. Тарасов).

Возможно, пагубное воздействие щелчка усилено и более сложным физическим явлением. Советские ученые Я. А. Бирштейн и Н. А. Заренков пишут:

«При щелчке возникают не только звуковые, но и ультразвуковые колебания. По всей вероятности, биологический смысл щелканья заключается в том, что мелкие ракообразные и рыбы получают сильный, а иногда и смертельный ультразвуковой удар. Таким образом, щелканье можно считать защитной реакцией: недаром альфеусы отвечают им на всякого рода раздражения».

Альфеус может щелкать левой клешней, но чаще, по-видимому, щелкающая клешня у него правая. Когда он ее по той или иной причине потеряет, то скоро линяет (примерно через месяц), даже если естественное время линьки еще не подошло. Рак беспомощен без своего водно-звукового вооружения и потому спешит с линькой. После нее у него вновь вырастает щелкающая клешня, но обычно не та, что прежде щелкала, скажем правая, а другая — левая, а на месте первой, потерянной, «восстанавливается малая, „безмолвная“ клешня».

Некоторые альфеусы интересны еще и тем, что живут в своеобразном симбиозе с определенными рыбами. Этот симбиоз носит главным образом оборонительный характер. Рыбка сама рыть норы не умеет и все время, когда чувствует опасность, держится около убежища альфеуса. Она много лучше видит, чем ее друг рак. Поэтому приближающегося врага замечает с более дальней дистанции, чем он. Сейчас же особыми движениями подает сигнал тревоги, и оба приятеля без ссор и протестов сейчас же прячутся в жилище альфеуса.

В роде альфеус примерно 200 разных видов. Большинство из них обитает в тропических и субтропических морях и океанах (некоторые встречаются и у нас в Черном и Японском морях). Держатся обычно на мелководьях, особенно любят коралловые рифы, где прячутся в различных щелях и дырах, среди водорослей, в зарослях мшанок, поселяются и в губках.

Из одной большой (объемом в 50 литров) роговой губки извлекли как-то 18 022 штуки альфеусов двух разных видов! Если это пятизначное число рачков-сожителей разделить на пятьдесят, то получится, что в каждом кубическом дециметре тела губки жило более 360 альфеусов!

Я называл альфеуса раком. На самом же деле он не настоящий рак, а креветка. Как и все креветки, принадлежит к подотряду натанциа (плавающие), в то время как омар, лангуст и другие длиннохвостые раки составляют подотряд рептанциа (ползающие). Отсюда, возможно, и его склонность к поселению в губках. Ведь многие креветки в них прячутся. Есть даже особый род креветок — спонгиколя, который название свое получил от слова «спонгиа», что значит «губка». Эти креветки живут парами, самец и самка, в стеклянных губках, особенно часто в так называемой «Венериной корзинке». Причем залезают в них еще личинками, подрастают, превращаются во взрослых и выбраться обратно уже не могут. Так и становятся до конца жизни добровольными узниками своего безопасного убежища. Голодать им не приходится. Губка, прогоняя через себя воду, доставляет им вместе с ней необходимый для дыхания кислород и пищу в виде разной планктонной мелочи.

Некоторые креветки очень ярко раскрашены

Глубоководная креветка, выбросившая в воду «огненное облако»

Креветки других родов также нередко находят безопасный приют под колоколами медуз, между щупальцами актиний, в чашечках морских лилий, в оболочниках, кишечнополостных, а также и в губках. Но в основной массе своей креветки — свободноплавающие обитатели морских, солоноватых и пресных вод.

Некоторые из них — гермафродиты (исключение среди десятиногих раков). В молодости, когда превратятся из личинок во взрослых, они — самцы. Прожив два года, перерождаются в самок.

Глубоководная креветка с длинными усами и ногами

Из креветок интересны еще некоторые глубоководные виды. Одни тем, что у них очень большие усы: в несколько раз длиннее тела. Другие, как и кальмары, наделены многочисленными фотофорами. У третьих, лишенных фотофор, светится… печень, сияние которой хорошо видно, так как у них очень тонкий панцирь. Есть и такие, что способны выбрасывать в воду целые «огненные облака», отпугивая врагов внезапной во мраке пучины вспышкой…

Здесь закончим рассказ о длиннохвостых декаподах и перейдем к мягкохвостым десятиногим ракам.

Классический пример симбиоза

Когда речь заходит о симбиозе, обычно сразу вспоминают о классическом его образце — дружбе рака-отшельника и актинии. Еще отец зоологии — великий Аристотель две с лишним тысячи лет назад обратил внимание на странных раков.

Партнеры раков-отшельников — актинии, или морские анемоны, живут в море всюду: от полярных широт до тропиков, от прибрежных скал до бездонных глубин. В море, где лимит света ограничивает растительную жизнь небольшой поверхностной зоной, многие животные похожи на растения.

Древовидные колонии кораллов образуют здесь непроходимые леса. Гидроидные полипы и мшанки изображают траву и кустарники, губки — моховые кочки, а актинии — цветы в сумрачных садах Нептуна. Они напоминают их и формой своей, и яркостью красок.

Но мирный вид актиний, как мы уже знаем, обманчив: «цветы» эти хищны и ядовиты. Похожие на лепестки щупальца морских анемонов усажены стрекающими, как крапива, клетками, а изо рта, из многочисленных пор своего тела выбрасывают актинии длинные нити (аконции) с отравленными «стрелами» на конце. Яд их близок к кураре, одна капля которого, как известно, может свалить ягуара. Все обитатели океана стараются держаться подальше от актиний, и этот их страх перед ядовитыми «цветами» с большой выгодой для себя используют раки-отшельники.

Они тоже всюду живут в море — от сумрачных глубин до береговых скал, где бушует прибой. Есть даже сухопутные раки-отшельники: обитают они в сырых джунглях тропиков далеко от моря. Когда приходит пора размножения, полчища раков ползут на берег океана и откладывают там икру. Рачья молодежь подрастает и снова переселяется в джунгли.

Отшельниками, или диогенами, раки прозваны за необычные повадки: подобно древнему мудрецу, размышлявшему о смысле бытия сидя в бочке, они живут в раковинах улиток. Но раки-отшельники, пожалуй, имеют для такой жизни больше оснований, чем Диоген: брюшко у них мягкое, не защищенное панцирем. Вот они и прячут его в пустые раковины морских улиток. Раки-отшельники поселяются в раковинах любых улиток, лишь бы они подходили по размерам. Рака Придо находили в раковинах двадцати пяти различных видов улиток.

Рак-отшельник крупным планом

Сотни «бочек» осмотрит рак-философ, сотни раз примерится. А как найдет подходящую раковину, тут же заберется в нее.

Если нет свободной раковины, рак атакует улитку, вытаскивает ее по частям из дома и поселяется в нем. Вход в раковину затыкает клешней. У многих раков-отшельников правая клешня в несколько раз больше левой, у других, напротив, левая крупнее правой. Одной большой клешней закрывать вход в раковину удобней, чем двумя одинаковыми.

Но в море есть хищники, которые не боятся рачьих клешней. Осьминоги, например. Сильными щупальцами они легко взламывают клешню-дверь и вытаскивают морского отшельника из перламутровой кельи.

Чтобы спастись от разбойников, рак обзаводится оружием особого рода. Он ищет на дне моря ядовитый «цветок» — актинию, и друзья начинают совместную жизнь, полную чудесных приключений.

Науке известно более 400 видов раков-отшельников, и, естественно, что не у всех взаимоотношения с актиниями складываются одинаково. Здесь много разных вариантов. В грубых чертах все их можно разделить на три главных типа, которые хорошо иллюстрируют последовательность развития этого интересного симбиоза.

Некоторые раки-отшельники ищут уже готовые, «вооруженные» актиниями раковины. Найдут такую раковину и поселяются в ней. Когда, подрастая, рак меняет квартиру, он не забирает с собой актинию. Просто бросает ее вместе с раковиной и ищет новый дом, желательно с актинией на крыше. Очевидно, здесь наблюдаем мы начальные стадии формирования симбиоза, который развился из случайной встречи рака и актинии, поселившейся на раковине, избранной позднее отшельником.

Иначе ведут себя при встрече рак пагурус арросор и паразитическая актиния (каллиактис паразитика).

Почувствовав запах морского «цветка», рак-одиночка (без актинии на раковине) приходит в большое возбуждение. Торопливо приближается он к камню, на котором сидит его друг, и обхватывает актинию ножками. Обычно при каждом прикосновении актиния выбрасывает стрекающие нити и жалит пришельца, потревожившего ее. Но сейчас она этого не делает. Лишь слегка сокращает щупальца. Рак поглаживает ее, как наездник любимого коня (правда, как мы увидим дальше, не рак поедет на актинии, а она на нем). Затем рак гладит подошву, которой актиния прикрепляется к камню. В ответ на дружеские прикосновения рачьих лап актиния сокращает ее, отделяет от камня и медленно переползает на раковину к раку. Там прочно усаживается, и рак, обремененный тяжелой ношей, но явно довольный своим приобретением, бесстрашно отправляется на поиски приключений в водяные джунгли.

Рак арросор, обремененный (и защищенный) сразу несколькими актиниями

Рак-отшельник переносит актинию со старой раковины на новую

По-видимому, рак арросор и актиния давно уже ведут совместную жизнь. Их поведение очень сложно: оба животных приспосабливались друг к другу в течение миллионов лет.

Следующий, еще более высокий этап в развитии симбиоза представляет «дружба» рака Придо и актинии адамсии.

Адамсия, если ее отделить от рака, умирает месяца через два-три, а рак Придо погибает еще быстрее: в первые же дни падает он жертвой алчности хищных рыб и осьминогов. Рака ведь не защищают теперь стрекающие батареи актинии.

Мало кому приходилось видеть рака Придо без актинии. Сама актиния тоже лишь в юном возрасте живет без рака. Сидит на камне этакий розовый бутончик размером с наперсток. Крупных адамсий никто в море не встречал, иначе как на раковинах Придо. Поэтому и неведомо зоологам, достигают ли эти актинии полной зрелости без помощи рака, ведя свободный образ жизни на дне моря.

Рак Придо, как почувствует, что где-то поблизости есть адамсия, сейчас же начинает ее искать. Он отлично, видно, разбирается в зоологической классификации актиний и никогда не спутает адамсию паллиату с другим, даже очень похожим на нее видом.

Рак ощупывает актинию усиками. Если даже завернуть ее в тряпку, он и тогда не ошибется: отличит свою актинию от чужой. Наверное, узнает по запаху. Актиния не жалит рака^[52]. Он осторожно снимает ее с камня. Берет клешней за самый низ, за подошву, чтобы не повредить защитника.

Рак Придо сажает актинию не на «крышу» своего дома, как делают многие другие раки-отшельники, а на «порог»: снизу, близ отверстия раковины. Она присасывается к раковине под раком, позади его рта. Это тонкий стратегический ход: сидя здесь, актиния может расти только вбок.

Разрастаясь в единственно возможном направлении, она вскоре охватывает широким кольцом, словно муфтой, всю раковину рака (за исключением ее острого конца). Из пор этой муфты, как из бойниц крепости, вылетают ядовитые стрелы-аконции и ранят врагов, приближающихся со злым умыслом к раку.

Рот актинии помещается сразу же позади рта рака, и, когда он ест, актиния тоже принимает участие в трапезе: хватает щупальцами оброненные раком куски пищи.

Но рак растет, и его рот вместе с удлиняющимся вперед телом удаляется от края раковины и ото рта актинии. Чтобы не отставать далеко от рачьего рта, актиния строит «висячий» мост над бездной, по которому вновь добирается до кормушки. Она выделяет за край раковины слизь, которая быстро твердеет и тонкой, но прочной роговой перепонкой покрывает вытянувшееся вперед тело рака. Актиния надстраивает раковину, переползая с прежнего места на эту надстройку, ближе к жующему рту своего друга.

Теперь мы в полной мере можем оценить все стратегические преимущества позиции, занятой актинией при первом переселении на раковину рака. Для актинии эта позиция выгодна своей близостью ко рту рака. Для него — тем, что актиния может здесь расти лишь в нужном для защиты раковины направлении. Кроме того, располагаясь на «пороге» дома, актиния, чтобы не отстать от рачьего рта, вынуждена постоянно надстраивать раковину, и поэтому подрастающему раку Придо нет необходимости часто менять квартиру. Большую часть жизни он проводит в одной «самонадстраивающейся» раковине. Это выгодно и актинии: ей тоже ведь не приходится переселяться.

Не все раки-отшельники носят актиний на раковинах. Некоторые сажают их прямо на спину, на голый панцирь и тогда обходятся без раковин.

Есть и такие раки: найдут актинию и берут ее в клешню, которой запирают дверь. Никакой осьминог не рискнет и близко подойти теперь к двери.

Мы знаем уже, что актинии не сопротивляются, когда раки перетаскивают их с обжитого места на свои раковины: ведь на крыше рачьего дома жить удобнее. Дом с места на место переезжает, и актинии в щупальца чаще попадается добыча. А когда рак ест, при нем кормится и актиния.

Иные актинии, видно, очень высоко ценят рачью дружбу и сами влезают к ним на спину, иногда даже без особого приглашения.

Когда рак Придо, поймав рыбешку, устраивается поудобнее, чтобы съесть ее с аппетитом, из раковины за лакомыми кусочками тянутся не одни только щупальца актинии. Еще один друг заявляет свои права на добычу.

Из двери дома высовывается морской червь нереилепас и хватает куски побольше. Он живет в раковине вместе с раком. Рак об этом «знает» и не трогает квартиранта, хотя других таких же червей он, как увидит, тут же хватает и ест.

Червь никогда не покидает кельи усатого отшельника. Он даже плавать разучился, и многие мышцы у него атрофировались. Этим он отличается от других представителей своего вида, свободно живущих в воде, и потому зоологи выделили червя-квартиранта в особую расу — inquilo, что значит «жилец».

Заметили также, что рак, у которого в раковине поселился нереилепас, очень осторожно заползает в свой дом. Боится задавить червя!

Какая же польза от жильца? Думают, что червь помогает раку, очищая его спрятанное в раковине брюшко от паразитов. Некоторые раки Придо так прочно обрастают актиниями, что не могут выбраться из раковины и проводят остаток жизни словно бы под домашним арестом. Вы сами понимаете, как в таких условиях дорога помощь друга, одно присутствие которого избавляет вас от паразитов в квартире. И некоторые другие многощетинковые черви живут в «тройственном союзе» с раками-отшельниками и актиниями. При этом те из раков, которые, подрастая, меняют старую раковину на более поместительную, кроме актинии переносят на новое местожительство и червя-сожителя. Интересно, что у одного морского червя из семейства сипункулид, который, подобно раку-отшельнику, живет в пустой раковине улитки под защитой поселившихся на ней кораллов, тоже есть «друг дома» — многощетинковый червь силлис корнута. Он охраняет общий дом от паразитов.

Сухопутные раки и крабы

Самые импозантные из них (32 сантиметра длиной), вооруженные мощными клешнями и самые знаменитые, — это раки (или крабы — и так их называют) пальмовые воры, или раки-разбойники. Распространены они по атолловым и прочим островам Индийского и западной части Тихого океанов.

Пальмовые воры своего рода амфибии: личинки их живут в море, а взрослые совсем с ним расстались — чисто сухопутные животные. Они даже могут захлебнуться в море! Если взрослого пальмового вора опустить в воду, то он продержится в ней самое большее пять часов, а потом умрет.

Но на суше они, по всему видно, чувствуют себя прекрасно. Бегают быстро боком-боком, как крабы. Видят? Слышат? Чувствуют? Ощущают? Одним словом, по колебаниям земли вовремя узнают о приближении человека или… свиньи — злейшего их врага теперь на многих островах. И чуть опасность какая — сейчас же спешат к своим убежищам (или ближайшим попавшимся на пути) и прячутся в норах, между камнями, в расщелинах земли или надводной части рифа.

Для жизни на суше дано им от природы особое дыхательное устройство. Его называют легкими, но похоже оно больше на лабиринтовый орган рыб — на внутренней стенке жаберной полости рака образовались «гроздевидные складки кожи, в которых разветвляются многочисленные кровеносные сосуды». Кровь получает в этих складках кислород прямо из воздуха и выделяет углекислый газ. Так что все протекает, как в легких, только словно бы вывернутых наизнанку.

И вот однажды, в определенное природой время, самки пальмовых воров направляются все-таки к океану. Их брюшные ножки обременены икрой. Погрузившись немного в воду или стоя на камне, который постоянно омывают несильные волны, они энергично трясут брюшком: сбрасывают в море порожденные ими яйца. На суше они вынашивали их три-четыре недели. (Это совсем недолго, если учесть, что самки их близкого родича камчатского краба или, скажем, европейского омара носят на себе яйца почти год.)

Пальмовый вор взбирается на дерево

Из яиц вскоре выходят личинки, образом своим не похожие на раков-разбойников. Поплавав в море этак четыре — шесть месяцев, личинка опускается на дно. Тут она приобретает облик животного, с которым мы только что расстались, — своего предполагаемого предка рака-отшельника. Такое же, как у него, легкоранимое, мягкое, немного спиральное брюшко, и так же, как и он, прячет она его в пустых раковинках улиток. Живет еще пока в море. Еще подрастет — делает первый шаг в иную, прежде совершенно ей чуждую стихию. В общем на берег выбирается. На суше тоже еще несколько месяцев живет в раковинке, только не морских, а уже сухопутных моллюсков. Линяет и оставляет раковину навсегда. Брюшко ее укорачивается, подгибается под грудь и уже не такое мягкое, как прежде: его кожица плотнее стала оттого, что насытилась солями кальция. «И таким образом она превращается из рака-отшельника в пальмового вора».

Пальмовый вор всеяден (и плоды ест, и грунт, и других крабов тоже), но особую склонность питает, как утверждают некоторые исследователи, к кокосовым орехам. Невероятные истории рассказывают про пальмового вора!

«Пальмовый вор ловко взбирается на кокосовые пальмы двадцатиметровой высоты, но достаточно на высоте в несколько метров наложить на ствол пальмы повязку из травы, как наш древолаз спотыкается и летит вниз, где его, разбившегося или во всяком случае оглушенного, подбирают местные жители.

Эти крабы так отъедаются на маслянистых кокосовых орехах, что из них самих вытапливают до полутора килограммов превосходного масла. При поимке „пальмовых воров“ надо быть осторожным: своими клешнями они могут легко отрезать палец. Норы их находятся тут же у подножий пальм» (Н. И. Тарасов).

«Часто находили его на пальме, на высоте в двадцать метров, где он срезал орехи, чтобы затем съесть их на земле. Сначала он удаляет кожуру, а потом своей большой клешней… вскрывает орех» (Ганс Экхард Грунер).

«Этот рак наделен столь мощными клешнями, что ими он срезает орехи с пальм и на земле их вскрывает. При этом он отлично знает, на какие пальмы надо влезать» (Рудольф Альтефогт).

О подобных подвигах пальмового вора писали и Р. Гессе, и В. А. Догель, и другие авторы, а также Большая Советская Энциклопедия (издание 1985 года). Однако в книге «Жизнь животных» (Т. II. М.: Просвещение. 1988) находим совсем иную точку зрения на воровство орехов раками-разбойниками.

«Мнение о питании его кокосовыми орехами неверно. Несмотря на огромную силу своих клешней, он не может разгрызть скорлупу зрелых кокосовых орехов и поедает только разбитые. Помещенный в садок с кокосовыми орехами, пальмовый вор через несколько недель погибал от голода. Неверно также мнение, что пальмовый вор забирается на кокосовые пальмы, чтобы сбросить орехи вниз. Он не может высоко влезать на деревья и совсем не способен слезать с них. Вообще никакой связи между ним и кокосовыми пальмами нет, поскольку он обитает на многих островах, на которых эти пальмы отсутствуют» (Я. А. Бирштейн, Н. А. Заренков).

Второй сухопутный собрат морского рака-отшельника — рак ценобита живет в общем там же, где и пальмовый вор. Он и взрослым не расстается с раковиной, в которую прячет мягкое брюшко. Так и таскает ее на себе по неровностям почвы, что, конечно, значительно более тяжкий труд, чем у морского рака-отшельника: ведь в воде земное тяготение не так сильно сказывается на ее обитателях, как на жителях сухопутья.

Сухопутный рак-отшельник ценобита нашел пригодное для себя убежище в пустой скорлупе кокосового ореха

Ценобита — это в сущности сухопутный рак-отшельник (но, увы, без актинии на раковине!).

«Совершенно новый орган дыхания возник только у наземных обитателей из рода ценобита… Его брюшко, покрытое сильно сморщенной кожей, пронизано сильно развитой системой кровяных лакун, которые служат для прямого газообмена. Жаберная полость, напротив, играет при этом совершенно подчиненную роль. Можно удалить редуцированные жабры… и даже стенку карапакса, и это не нанесет дыханию животного существенного вреда. В воде виды рода ценобита могут жить только несколько часов» (Ганс Экхард Грунер).

Впечатляющий поход к морю сухопутных, так называемых пурпурных, крабов наблюдал на Инагуа (Багамские острова) и хорошо описал Джильберт Клинджел.

«Теплый воздух был густ и пахуч, пассат на редкость мягок. Впервые за весь вечер я почувствовал облегчение и, опустившись на песок, задремал… И вдруг сквозь полусон я уловил множество слабых звуков, которых не было слышно прежде, — какое-то тихое поскребывание и постукивание, едва слышное сквозь гул прибоя…

Я поднял голову. По белизне береговой полосы, отливавшей серебром в свете луны, двигались маленькие темные существа. Сплошной массой они отделялись от темного кустарника и длинными полосами сползали к прибою… На секунду они как бы застывали у кромки воды, наполовину погрузившись в пену, потом исчезали.

Я не сразу осознал весь смысл того, что происходило у меня на глазах. Это были крабы — не „клетчатые“ крабы-грапсусы, живущие в полосе прибоя, не те ракообразные, что обитают в темно-синих глубинах, не те крабы-призраки, что бесшумными тенями снуют по песку за береговой полосой, а крабы сухопутные — чудные круглобокие существа, живущие в норах в глубине острова. Их место не на берегу, а на засушливых пространствах, где над песками гордо высятся огромные кактусы… Я встречал их в местах, удаленных на многие мили от побережья… где они в поисках пищи (древесных веток и свежей зелени) рыскали по прогалинам, заросшим колючим кустарником, и бесплодным саваннам… В тени кустов и под корнями деревьев они роют глубокие норы, длинные извитые пещеры: выскребая клешнями глину, скатывают ее в комочки и один за другим складывают эти комочки у входа в нору. В теплые тропические ночи они отправляются на кормежку и возвращаются в свои логова с сочными зелеными ветками».

Кончается период дождей, тропическое солнце печет все жарче. Высыхают последние лужи и озера, земля трескается, и ветер носит над ней пылевые облака. Растения вянут, нет уже нигде сочных веток — пищи крабов, только кактусы остаются зелеными и свежими. Трудное это для крабов время. Они прячутся в глубине нор, где хоть какая-то сохранилась свежесть. На кормежку уже не ходят, даже ночами. Голодают. Хоть и есть у них воздушная полость, принимающая на себя дыхательные функции, однако, если жабры их не влажны, кислорода для дыхания им все равно не хватает. Сидят в дремотном, похожем на анабиоз состоянии. Ждут дождей. Они уже год прожили на острове, и первые же предвестники приближения ливня выводят их из оцепенения. Но вот ударил гром — вода хлещет непрерывными струями, потопом разливаясь по земле.

«Глубоко под землей крабы лихорадочно разбирают перегородки в своих норах, поспешно откатывая и унося прочь шарики из глины. В образовавшиеся отверстия устремляется вода… Долгожданный час пробил. Со всех сторон крабы выходят на поверхность, сбиваясь на ходу в огромные косяки, и пускаются в путь по омытой дождем траве» (Джильберт Клинджел).

А путь у всех един: ни вновь наполненные водой озера не привлекут их, никакие камни или заросли не остановят — они спешат к океану, к плеску прибоя, пленительного теперь для них. Идут в море размножаться.

Крабы-призраки, о которых упомянул в своем рассказе Д. Клинджел, «что бесшумными тенями снуют по песку за береговой полосой», носят научное название «оципод». Они действительно неуловимы, как призраки: не каждый человек и бегом за ними угонится. Так молниеносны в движениях, что порой ловят даже мелких птиц!

Оциподы — не настоящие сухопутные крабы, а, так сказать, амфибионты: живут на границе суши и моря и совсем без воды долго обходиться не могут.

Это обычные обитатели побережий всех теплых морей и часто поселяются большими компаниями. Немного выше линии прилива роют они в земле вертикально вниз уходящие норы, достигающие грунтовых вод. Утром и вечером или во время отлива, быстро семеня ножками, снуют они по берегу в поисках мертвых рыб, рачков, фруктов, роются в иле, извлекая из него всякую съедобную на их вкус мелочь. При малейшей же опасности мчатся к своим норам и скрываются в них. Они так хорошо ориентируются, что, когда их пробовали уносить от норы за 200 метров, все равно находили ее.

Краб-призрак (оципода) — существо очень резвое

Манящий краб ловко манипулирует своей большой клешней

Такие же норы, доходящие в глубину до грунтовых вод, роют в приливо-отливной зоне либо среди мангровых зарослей и близкие родичи оципод — так называемые манящие крабы. Они живут в еще большей тесноте, чем оциподы: на одном квадратном метре земли, бывает, поселяется до пятидесяти этих крабов (впрочем, они невелики ростом: ширина карапакса до 3,5 сантиметра, но чаще еще меньше).

В прилив отсиживаются в своих норах. Начнется отлив — идут искать пропитание: роются в иле, выуживая из него все годное в пищу (и сам ил едят).

Время от времени то тот, то иной самец прерывают трапезу, чтобы исполнить странный на первый взгляд ритуал, из-за которого эти крабы и получили свое необычное название. У самцов одна клешня (обычно правая) значительно больше другой. Ею он и производит манящие движения. Вот краб встал в исходную позицию: огромную клешню приподнял от земли и утвердил прямо перед собой. Вдруг резко отвел ее в сторону, тут же поднял вверх и опять опустил вниз перед собой, в исходную позицию. Все это манипулирование клешней длилось около двух секунд. И чем больше возбужден самец, тем чаще он повторяет свои манящие движения.

Четыре последовательные стадии движения большой клешни у манящего краба

Ночью или в густых зарослях, когда видимости фактически нет никакой, самец не машет клешней, а довольно звучно стучит ею по земле. Самка тогда по легким колебаниям земли узнает о его призыве и спешит к нему.

Привлечение самки — не единственное назначение манящих движений краба. То же самое он проделывает и перед другим самцом — претендентом на его квартиру или на самку. И если соперник не отступает, между самцами может завязаться драка. Сильно возбужденный самец бросается в атаку и на свое отражение в зеркале.

«У самцов манящих крабов цвет их крупной клешни обычно резко контрастирует с цветом их карапакса, а также грунта, что делает манящие движения клешней еще более заметными. Так, карапакс Uka batuenta золотисто-коричневый, а клешня совершенно белая, у U. beebi карапакс зеленый, большая часть клешни желтая или розовая, а ее пальцы белые» (Я. А. Бирштейн, Н. А. Заренков).

Крабы морские

На заре зоологии Плутарх писал, что в Средиземном море живет краб пиннотерес. Он всегда сидит будто бы у входа в раковину пинны подобно привратнику^[53]. Как только краб заметит, что какая-нибудь рыбешка близко подплыла к ракушке, тотчас вползает в раковину и щиплет пинну. Створки смыкаются — рыба поймана! Животные сообща поедают добычу.

Современная наука дает несколько иное объяснение сотрудничеству пинны и пиннотереса. Краб пиннотерес действительно забирается в дом к пинне. Однако использует ее не в качестве капкана, а как надежное убежище, вроде блиндажа: прячется от врагов между прочными створками раковины. Пиннотерес, как показали исследования его кишечника, питается только растительной пищей, и капканы, следовательно, ему не нужны.

Краб этуза, подобно дориппе, прячется под створкой раковины ракушки

Краб дромия, надежно укрытый от нескромных взглядов разросшейся на его спине губкой

Краб либия защищен еще лучше — в каждой клешне он носит по актинии

Есть целое семейство крабов, многие представители которого большую часть жизни проводят в раковинах различных моллюсков: не в пустых, как раки-отшельники, а в заполненных живыми ракушками. Крабы мирно уживаются с хозяевами под одной крышей.

У ракушковых крабов мягкий панцирь (как «хвост» у раков-отшельников), поэтому лишенные доспехов морские рыцари прячутся, словно в замках, за известковыми стенами домиков устриц, мидий, сердцевидок, пинн и других двустворчатых моллюсков.

Подрастая, краб обычно меняет квартиру, перебирается на жительство к более крупной ракушке. Но некоторые крабы так привыкают к старому жилью, что едва помещаются в нем, но не покидают тесную раковину.

Какая польза моллюску от краба? Возможно, никакой. Но выжить его ракушка не может: никакие ее средства не помогают.

У многих морских крабов давно замечена определенная склонность прятаться в каком-нибудь живом существе (в морском еже, например, в голотурии, асцидиях). А если не прятаться, то хоть прикрывать себя сверху кем-нибудь живым или даже мертвым. Например, створкой раковины, как это делает краб дориппе.

«Дориппе есть что прятать: выпуклости и бороздки на его панцире создают впечатление жестокого лица самурая, как их изображают японские картины. Отнимите у дориппе его раковину, и он будет стремиться поднять себе на спину хоть небольшую морскую звезду, хоть кусок прозрачного стекла (если оно будет коварно подложено человеком ради опыта)» (И. И. Тарасов).

Другие крабы срывают клешнями с камней мшанок, асцидий, «кустики» гидроидных полипов и все это водружают себе на спину. А переселенные животные не умирают, а разрастаются у них на спине, отлично маскируя краба в тон всякого рода обрастаниям на дне. Краб дромия выкраивает клешнями из губки кусок точно по своему размеру и после довольно сложных манипуляций надевает его на себя.

Морские крабы либии, обитающие на коралловых рифах Индийского океана, носят в каждой клешне по актинии. Это отличное оружие. Хищник разинет пасть, чтобы съесть краба, а он сунет в нее морской «цветочек», как огнем обожжет, и враг удирает.

У берегов Чили обитает краб хепатус. Он редко пребывает в одиночестве. Обычно на его широкой спине восседает актиния антолоба. Один ученый снял как-то пинцетом антолобу с краба и пересадил на камень в аквариуме. Актиния съежилась, словно обиделась на грубое обращение, и четыре дня просидела без движения. За это время краб хепатус много раз пробегал мимо, не обращая никакого внимания на своего товарища.

На пятый день актиния сползла с камня и встала на дне «вверх ногами» — щупальцами вниз, подошвой вверх. В этой экстравагантной позе простояла несколько часов, дожидаясь, когда краб еще раз пробежит мимо. Наконец ее долготерпение было вознаграждено: краб случайно приблизился к ней. Актиния сейчас же обхватила его ногу подошвой, словно клещами, и повисла на ней. Краб повсюду таскал за собой антолобу, а она медленно ползла по ноге все выше и выше. За ночь перебралась на спину краба и прочно там обосновалась.

Как китайский краб в Европу попал

Жил он мирно в устьях рек Китая, да и в сами реки поднимался вверх по течению на тысячи верст. Краб довольно крупный — с кулак, а клешни он словно в муфте греет: украшены они густой порослью длинных бурых «волос». Поэтому и называют еще этого краба мохнаторуким.

Дату его появления в Европе биологи хорошо помнят — 29 сентября 1912 года. В тот день маленького китайского крабика немецкие рыбаки поймали в реке Аллер, притоке Везера, и с удивлением его рассматривали. Два года спустя второй такой же краб запутался в сетях в устье Эльбы.

За 20 лет китайский краб расширил свои владения на 400 километров к западу от Везера и на 900 к востоку. Он заселил Везер, Эльбу, Рейн и Одер. В ту пору мелководья Северного моря буквально кишели крабами с муфтами на клешнях. На речных плотинах уничтожали миллионы стремившихся на континент крабов.

Китайский, или мохнаторукий, краб

Непонятно, почему китайскому крабу не полюбилась сама Эльба, но притоки ее он заполонил несметными полчищами. В Хафеле, речушке, протекающей на окраинах берлинских предместий, ежедневно добывали около 15 тонн взрослых и молодых крабов и удобряли ими поля.

Газеты всех стран, раскинувшихся по берегам Северного и Балтийского морей, от Бельгии и до Финляндии, метали громы и молнии против непрошеных иммигрантов. Крабы причинили немалые убытки рыболовству. Они ловко воровали наживку и рыбу, попавшую в сети, рвали и сами сети. Подрывали бесчисленными норами плотины и дамбы. Никто не знал, как с ними бороться.

Сейчас они распространились почти по всем странам Западной Европы, примыкающим к Северному и Балтийскому морям (даже под Прагой встречаются!). Живут в реках, доходя местами до самых их истоков. Роют в речных берегах (и оросительных каналах, что особенно неприятно) глубокие норы. Но для размножения, когда поживет в реке четыре-пять лет, мигрирует в солоноватые воды эстуариев и предустьевых частей моря. Тысячи мохнаторуких крабов плывут тогда вниз по реке со средней скоростью десять километров в сутки (некоторые идут в море даже по суше!). Личинки живут около года в приливо-отливной зоне устьев рек, а затем поднимаются вверх по течению, проплывая за день один — три километра. Застанет их в этом стремлении в верховьях рек зима — они зароются в ил и в оцепенении дождутся весны, чтобы продолжить свой многоверстный путь.

Как мохнаторукий краб попал в Европу — точно не знают. Есть такая версия: немецкие пароходы как раз перед появлением этого краба в Европе возили в Шанхай паровозы. Когда шли обратно, для лучшей остойчивости наполняли балластные цистерны водой из Янцзы. Придя в свои порты, воду эту сливали в гаванях. Возможно, что с привезенной из Китая водой попали в Германию и личинки мохнаторукого краба.

«К счастью, мохнаторукий краб не принес в Европу опасную человеческую легочную глисту — парагонимуса, для которой он служит промежуточным хозяином. Хорошо еще, что оказался мохнаторукий краб восприимчивым к „рачьей чуме“, к заражению тем же грибком, что и обыкновенный речной рак» (Н. И. Тарасов).

Камчатский краб

Рассказывая о повадках и регулярных путешествиях по дну моря этого «королевского», как его называют немцы, краба, последуем за описанием советских ученых Я. А. Бирштейна и Н. А. Заренкова, которые кратко, но достаточно полно изложили все, чем нас может заинтересовать жизнь камчатского краба.

Он не настоящий краб, принадлежит, как уже говорилось выше, к подотряду мягкохвостых, то есть доводится близким родичем ракам-отшельникам и пальмовым ворам. Обитает в трех морях: Охотском, Беринговом и Японском. Ростом велик: в размахе ног — полтора метра, ширина карапакса — до 25 сантиметров, вес — семь-восемь килограммов. Самки значительно мельче, «и их использование для изготовления консервов нецелесообразно».

Камчатский краб в размахе ног бывает до 1,5 метра

Воду он предпочитает, мягко говоря, прохладную (два — семь градусов, но переносит «некоторое время и колебания от минус двух до плюс 18 градусов»). Поэтому в поисках нужного ему теплового режима (а также и пищи) предпринимает миграции по из года в год повторяющимся маршрутам (скорость передвижения всего стада невелика — одна-две мили в сутки). Осенью он уходит на глубины в 110–220 метров, там и зимует. Весной поднимается к мелководьям, где в 5–30 метрах от поверхности встречаются самки с самцами.

Дело в том, что и на зимовках, и на весенних кочевьях самцы держатся отдельно от самок. Но вот встретились — и тут начинается очень странный брачный ритуал, который называют «положением рукопожатия». Самцы становятся перед самками в позицию тет-а-тет и в свои клешни берут клешни избранных подруг. И так стоят. Долго стоят: и три дня, и семеро суток! Самки во время этого «великого противостояния» линяют, и самцы помогают им избавиться от старого, изношенного панциря. После следующего за этим краткого мига любви расходятся.

Уже через несколько часов (или дней) самка носит на своих брюшных ножках яйца (их может быть до 270 тысяч). И носит долго: примерно 11,5 месяца — до будущей весны.

Из яиц же, отложенных предыдущей весной, выходят личинки и месяца два плавают в воде. Несколько раз линяют и опускаются на дно, где ползают среди зарослей гидроидов или водорослей. Вскоре превращаются в миниатюрных крабиков (длиной два миллиметра). Пройдет года три, и молодые крабы покинут свои растительные или гидроидные укрытия и выберутся на песчаное дно. Еще года через три-четыре самцы присоединяются к стадам самок и мигрируют уже регулярно на зимние и летние квартиры. Только к десяти годам жизни они возмужают настолько, что активно станут искать самок, то есть размножаться (самки же половозрелы уже на восьмом году жизни).

Наиболее многочисленны «королевские» крабы в Охотском море, у берегов Западной Камчатки. Здесь, по подсчетам специалистов, кочуют четыре стада, каждое в пределах примерно 100 квадратных миль. Здесь же ведется и основная добыча этих крабов.

Особые промысловые суда, называемые краболовами, обслуживаются катерами, с которых опускают в море ставные сети — «так, чтобы перегородить основные пути миграции». Крабы запутываются в сетях, которые затем поднимают и доставляют на краболов, «где производят выпутку крабов, отрывают у них ноги и клешни, варят их, рубят, вытряхивают мясо и изготавливают из него консервы».

«В 30-е годы было сделано предложение об акклиматизации камчатского краба в Баренцевом море… Методика перевозки крабов и их личинок с Дальнего Востока разработана, перевозка осуществлена, и сейчас ведутся наблюдения в аквариальных и естественных условиях над поведением камчатского краба в новом для него водоеме» (Я. А. Бирштейн, Н. А. Заренков).

Сколько помнит себя человечество, многие десятиногие раки славились у народов, поселившихся по берегам морей, как лучшие деликатесы. Самые ценные из декапод помимо камчатского краба — омары, лангусты и креветки. Креветок в 1962 году было поймано во всем мире 700 тысяч тонн. В одних лишь США на всех побережьях их добывают ежегодно до 140 миллионов килограммов. А общая мировая добыча всех промысловых декапод составила в 1983 году 3,2 миллиона тонн, то есть приблизительно в 3,5 раза больше, чем всех лососевых.

Особенно ценятся гурманами (еще с античных времен) омары и лангусты. И именно их поймать труднее, чем других десятиногих. И те и другие днем прячутся в расщелинах скал и рифов, ни сетью, ни тралом их не возьмешь. Ловят в особые верши с приманкой внутри (какой-нибудь «дохлятиной»), ловят и ныряльщики… Велик ли прок от такого промысла? И тем не менее он настолько успешен, что, например, в одной лишь Аделаиде (Австралия) ежегодно продают на рынках более 800 тысяч лангустов (местный лангуст весит в среднем три килограмма). Численность этих больших морских раков (особенно омаров) во многих морях сильно сократилась. Вот почему и встал сейчас перед человечеством нелегкий вопрос — нельзя ли разводить раков искусственно, как, скажем, устриц или мидий?

Впрочем, задумались об этом еще в прошлом веке. Первые опыты были начаты в США в 1885 году. Отловили крохотных личинок омаров в море, выращивали их в бассейнах, пока они не подросли и не стали более жизнестойкими, а потом выпустили у берегов Новой Англии. Подобные питомники, в которых выращивают личинок омаров, появились позднее и в Европе: во Франции, Германии, Норвегии, Англии, Нидерландах и в других странах.

Но одним лишь выращиванием личинок люди не ограничились. Созданы уже фермы, где омары разводятся прямо из икры. Повышая температуру воды, в которой они живут, и применяя другие методы, добились того, что на фермах омары растут в два-три раза быстрее, чем в море, и уже двухлетние поступают в продажу.

«В настоящее время запатентовано несколько типов устройств для искусственного разведения и культивирования омаров. Так, в США разработана конструкция омаровой фермы, расположенная на сваях. Такие сваи устанавливают параллельными рядами в море. Между ними находятся подвижные клетки, опускающиеся в воду и поднимающиеся вверх с помощью специальных механизмов. Каждая клетка состоит из ячеек с несколькими отделениями, в которых и содержатся по одному омару. Кормление животных осуществляется с помощью автоматических приспособлений» (А. К. Виноградов).

Лангустов тоже разводят на фермах в США, Японии и Австралии. Вылавливают в море молодых рачков и выращивают затем в прудах и бассейнах. В 1983 году в США на площади дна в 110 тысяч гектаров был получен «урожай» лангустов общим весом свыше 27 тысяч тонн.

В странах, расположенных по тропическим и субтропическим берегам Тихого и Индийского океанов, уже многие века выращивают креветок в прудах, на рисовых полях. Прибрежные мелководья приливо-отливной зоны отгораживают от моря дамбами, в которых, однако, оставляют каналы, перекрытые шлюзами. В прилив шлюзы открывают, и креветки (взрослые и личинки) вместе с морской водой заплывают в эти устроенные для их откорма водоемы. В отлив шлюзы закрывают, и креветки остаются в прудах. В них же запускают и отловленных в море рачков.

На Филиппинах есть даже профессия ловцов и торговцев молодыми креветками. Содержат они их в глиняных сосудах, в них же продают владельцам нагульных прудов, в которых за полгода или год креветки вырастают настолько, что весят 90–100 граммов. Тогда их вылавливают и отправляют на рынок.

Выращивание креветок от икринок до товарных кондиций производится в Японии и США. Если в первой из названных стран культивирование креветок начинают с вылова в море самок с яйцами, то в США производителей разводят в прудах и других водоемах. Затем самок с оплодотворенной икрой пересаживают в бассейны, в которых созданы наилучшие условия для роста и развития вышедшей из яиц молоди.

И другие страны уже последовали за Японией и США. В Англии, Франции, Испании, Австралии, Эквадоре увеличивается число ферм для искусственного выращивания креветок. На мировом рынке большой спрос на них. Подсчитали, что к 1990 году он увеличился до полумиллиона тонн в год!

Несколько советов кулинарам

В мясе креветок много белка (до 22 процентов) и мало жиров (0,7–2,3 процента). Поэтому рекомендуется оно тем, кто желает похудеть. Кроме того, богато витаминами и минеральными солями. Особенно йодом (его в 100 раз больше, чем в говядине), есть и натрий, калий, фосфор, кальций, железо… да всего не перечислишь, потому что разных элементов в креветочном мясе «чуть ли не половина таблицы Менделеева».

В продажу креветки поступают консервированные или свежемороженые. Первые не требуют предварительной обработки. Замороженным креветкам необходимо дать оттаять (на воздухе или в воде). Потом промыть и бросить в кипящую соленую воду (на литр воды — примерно столовая ложка соли). Варить следует три-четыре минуты. После этого их можно подавать на стол, где уже каждый сам себе их разделывает.

Но если креветки готовятся для салатов, супов, разных вторых блюд, у них отрывают брюшко, снимают с него панцирь и открывшееся под ним мясо употребляют целиком либо разделяют на волокна.

Во всех кушаньях, в которые обычно добавляются крабы, их можно заменить креветками. Тут и разные салаты, и креветки под майонезом, креветки в маринаде, заливные, в кисло-сладком соусе, жаренные фри… тут и супы с креветками: картофельный, рисовый, солянка…

В общем на разные лады и разные вкусы можно приготовить этих длиннобрюхих десятиногих раков, рассказом о которых заканчивается наш раздел, посвященный подтипу жабродышащих. Впереди — хелицеровые.

Трилобиты и мечехвосты

В кембрии море господствовало над сушей, как никогда. Вся Европа и Азия, за исключением Индии, были залиты океанскими водами. Лишь восток Канады и Южной Америки, запад Аравийского полуострова, Африка к югу от Сахары, запад Австралии и некоторая часть Антарктиды возвышались над морями. А моря были теплые, даже в Сибири, а точнее, там, где она сейчас находится, — температура воды первобытного океана не опускалась ниже 25 градусов!

Самыми обычными (более 4 тысяч ископаемых видов!) животными в морях кембрия были трилобиты. (Длина их от 10 миллиметров до 80 сантиметров.) Почти половина всех собранных в музеях ископаемых, оставшихся от тех отдаленных времен, — трилобиты разных видов, возрастов и размеров.

Трилобиты — родоначальники пауков, скорпионов, клещей, фаланг и мечехвостов. Название «трилобит» по-русски значит «трехдольчатый». Трилобит рассечен был (но не до конца!) на три части — голову, «собранное» из многих сегментов туловище и хвостовой отдел (пигидий). Кроме того, туловище еще и продольными бороздами разделялось на выпуклую центральную «ось» (рахис) и на боковые плоские фланги (плевры). Так что троичными были трилобиты и вдоль и поперек.

Одни из них плавали в толще воды у берегов, другие же — в глубинах. Ползали по дну и зарывались в ил, выставив наружу лишь стебельчатые глаза-перископы. Многие вообще жили в иле, словно кроты в земле. Илом и кормились…

Их существование на планете имело почтенный возраст — 200 миллионов лет. Затем вдруг все трилобиты вымерли (в пермском периоде). Отчего так случилось — непонятно.

Мечехвосты развились из общего корня с трилобитами. Палеонтологические находки доказывают, что мечехвосты появились на свет в силуре (по другим данным — будто бы еще в кембрии).

Трудно даже сказать, на кого они похожи: на броненосцев? На танки? На фантастические машины марсиан?

Тело их почти целиком скрыто под головогрудным щитом. За ним следует тоже бронированный брюшной отдел, который заканчивается «хвостовой иглой», похожей на меч. Ростом эти меченосцы достаточно велики — до 90 сантиметров длиной!

Всевозможные трилобиты

Ныне пять видов мечехвостов уцелели только в двух весьма далеких друг от друга районах земного шара: в прибрежных водах Карибского моря (и всего Восточного побережья США и Мексики) и на мелководьях индонезийских морей. Отсюда их ареал распространяется до Филиппин, затем вдоль берегов Китая до Японии, на запад — до Бенгальского залива, на юг — до омывающих с севера Австралию морей, до Торресова пролива. Местами мечехвостов еще так много, что их ловят сетями, сушат, толкут и вывозят на поля как удобрение. А жители некоторых стран Юго-Восточной Азии даже едят вареных мечехвостов.

Мечехвосты живут на мелководьях, обычно не глубже четырех — десяти метров. Заплывают порой в реки, а для размножения выползают на сушу. На берегу, в песке, самка роет неглубокую ямку и откладывает в нее яйца (до тысячи штук). Кладку повторяет раз десять — пятнадцать, а затем, удовлетворенная, уходит в море (по некоторым наблюдениям, самки молуккских мечехвостов носят яйца на себе, прикрепив их к брюшным ножкам).

Мечехвосты. Один из них лежит вниз спиной, и видно его брюшко, обычно скрытое под панцирем

Яйца «развиваются в песке, периодически увлажняемом приливами». Месяца через полтора из них выходят уже вполне сформировавшиеся мечехвостики и с первым же приливом уползают в родную свою стихию.

Мечехвосты в общем-то хищники. Моллюски, полихеты, ракообразные — обычные объекты их гастрономических вожделений. Но иногда кормятся они и водорослями.

Трилобиты составляют свой особый подтип. Хелицеровые же начинаются с класса меростомовых, к которому из ныне живущих принадлежат только мечехвосты, а из вымерших — ракоскорпионы. Это были самые внушительные обитатели морей кембрия — иные длиной до двух метров! С той поры мир не знал более крупных хелицеровых.

«Эти чудовища, похожие на гигантских скорпионов, жили в мелководье морей, ползая или медленно плавая у дна… некоторые проникали в пресные воды и, возможно, могли выходить на сушу… В силуре от них обособляются водяные скорпионы, которые в карбоне уже представлены сухопутными формами» (А. Б. Ланге).

Почему скорпион сам себя жалит?

Легенда эта старая. Жива и поныне. Убедиться в том, что скорпион способен на самоубийство, говорят, может каждый, стоит только окружить его кольцом из горячих углей. Он бросится в одну сторону, в другую — выхода нет! И, не желая умирать в муках, убьет будто бы себя уколом жала.

Натуралисты прошлого века полагали, что скорпион жалит себя в мозг потому, что от яркого света углей болят его глаза. А скорпион привык жалить все, что причиняет ему боль. Другие говорят, что скорпион жалит себя нечаянно, когда мечется в панике, ища выход из огненного кольца. А третьи уверяют, что он, окруженный углями, и вовсе не умирает, а от шока цепенеет в каталепсии. Бесперспективно искать на его «мертвом» теле рану от укола: ее нет. Если набраться терпения и час-другой посидеть у «мертвого» скорпиона, то можно якобы увидеть, как он очнется и бросится наутек. А доктор Вольфганг Кроме говорит, что еще быстрее он очнется, если положить его на сырой песок. Посидит немного, поджав ноги, и убежит.

От такого «эксперимента» он, правда, и в самом деле может умереть: от теплового удара, например, или от ожогов. Наблюдения в природе показали, что даже пустынные скорпионы, привыкшие, казалось бы, к высоким температурам, умирают довольно скоро, если их некоторое время подержать на солнце. Ведь они, как подробнее будет сказано ниже, ночные жители, днем прячутся от жары в разных укрытиях.

Идею о самоубийстве скорпиона наука отвергает и потому, что опыты показали: у скорпиона иммунитет к собственному яду. Толстохвостому скорпиону, жителю Северной Африки и Индии, впрыскивали 0,25–0,5 миллиграмма такого яда, и он не погибал. Столь большая доза «отравы» достаточна, чтоб убить 200 морских свинок!

Точные исследования токсичности яда американских скорпионов рода титиус показали, что 0,0003 миллиграмма (сухой вес) яда этих скорпионов на один грамм веса белой мыши — смертельная доза. На самом же деле скорпион при укусе впрыскивает в жертву значительно больше яда — три миллиграмма в сухом весе: такое количество яда убьет белых мышей общим весом в десять килограммов.

Естественный вопрос: очень ли опасен человеку скорпион? В Египте, например, в 1933 году статистикой было учтено около 36 тысяч ужаленных скорпионами людей. И результат такой: из каждой тысячи больных умерло два взрослых человека, 26 детей и юношей.

Ужаленный чувствует сильную боль в месте укуса, скоро оно сильно отекает, поднимается температура, затем — обильный пот, лихорадка, сонливость. Все это длится обычно два — четыре часа, в некоторых тяжелых случаях — сутки. Если эффективные меры лечения не приняты, а скорпион был очень ядовит, может наступить смерть: у детей обычно через 10–18 часов, взрослые мучаются три-четыре дня.

Это может показаться абсурдным, пишет доктор Вольфганг Кроме, но скорпионы очень многих видов любят по ночам заползать в дома и прячутся там, когда наступает утро, не только за картинами, в мебели и других подобных местах, но также и в одежде, снятой человеком с себя на ночь, и в обуви — тоже. Поэтому и одежду, и обувь там, где водятся скорпионы, прежде чем надеть, нужно тщательно осмотреть. Работников плантаций также часто жалят скорпионы, потому что эти хелицеровые прячутся днем в гуще ветвей.

Вот почему серологический Институт Пастера в Алжире и знаменитый Бутантан в Бразилии готовят сыворотки не только против змеиных укусов, но и против укусов пауков и скорпионов. Еще когда работы в нем только по-настоящему развертывались, почти сорок лет назад, Бутантан за шестнадцать месяцев «надоил», действуя электрическим шоком или механическим раздражением, от 1492 скорпионов 10 252 миллиграмма (сухой вес) их яда.

Мечехвост (внизу, № 5) и различные скорпионы: № 1 — морской скорпион (эрвинтерида) — вымершая форма; № 2 и № 4 — ныне живущие африканский гигантский и итальянский скорпионы; № 3 — орто хирус

На охоте скорпион очень экономно расходует свой яд и не сразу пускает в дело отравленное оружие. Он прежде всего хватает жертву клешнями, которыми у него оканчиваются педипальпы — орган уже известный нам после знакомства с пауками. Только когда добыча его сильна и активно сопротивляется, скорпион колет ее своим крюком.

«Даже большие насекомые и вооруженные сколопендры после этого мгновенно падают парализованными» (Вольфганг Кроме).

«Но более крупные многоножки и насекомые умирают не сразу, а после укола живут день-два» (А. Б. Ланге).

Если скорпион колол много раз подряд и израсходовал весь свой запас яда, то он безоружен. Недели две — четыре отсиживается где-нибудь в укрытии, прежде чем снова выйти на охоту.

Толстохвостый скорпион. Один из самых ядовитых видов этих животных

А на охоту он выходит, как уже упоминалось, только по ночам. Голодный, снует туда-сюда настолько быстро, насколько позволяет ему его неуклюжее телосложение. Полагается больше не на зрение, а на осязание и только тогда хватает добычу, когда буквально наткнется на нее или хотя бы коснется клешнями. Если «дичь» вырвется и убежит, ядоносный охотник никогда ее не преследует. А когда пойманная сослепу «добыча» очень велика и опасна, сам старается поскорее ноги унести (не забыв, однако, при этом вознести над собой «хвост»^[54] с отравленной иглой на конце). Он может одолеть и съесть мышонка либо небольшую ящерицу. Но главные объекты его промысла — всевозможные насекомые, пауки, многоножки и собственные его собратья, которые ростом поменьше.

Сам процесс поглощения пищи довольно своеобразен у скорпиона. Его хелицеры при этом работают слаженно, как правая и левая руки. Когда одна удерживает добычу, вторая отрывает от нее куски и направляет… нет, не в рот. В том-то все и дело! Пища попадает сначала в особое, так сказать, «преддверие рта». Оно находится под хелицерами и представляет собой как бы удлиненное корыто, образованное выростами оснований педипальп. В это «корыто» изо рта капля за каплей выделяются пищеварительные соки. Они разжижают и частично переваривают куски пищи, а затем жидкое содержимое «корыта» всасывается ртом. Непереваримые остатки часто надолго остаются в «преддверии рта», скорпион не сразу после трапезы от них освобождается.

Тут вот что замечательно: у скорпиона, оказывается, некое подобие наружного пищеварения, которое мы наблюдали у пауков!

Скорпион за один раз может съесть столько разной пищи и наполняет свой кишечник и его слепые выросты настолько, что его брюшко раздувается и, кажется, готово лопнуть. Такой хорошо «поевший» скорпион может после этого целый год поститься. В неволе, в садках, некоторые скорпионы голодали без последующего вреда для себя почти по два года!

…Но вот ночь прошла, пришел и конец похождениям скорпионов. Они ищут убежища для дневного времяпровождения. Это могут быть норы грызунов, трещины в земле, россыпи камней с расщелинами, пустоты под корой деревьев. У некоторых такие укрытия постоянные, изо дня в день посещаемые, у других — любые попавшиеся на пути. Иные скорпионы зарываются в песок или землю. Только у среднеазиатского скорпиона лиобутус есть специальные приспособления для земляных работ такого рода — уплощенные и расширенные членики ножек. Закапывание самого себя происходит таким образом: поддерживая тело педипальпами и задней парой ног, скорпион роет и бросает назад песок шестью передними ногами и постепенно погружается в него, на глубину сантиметров двадцати. Но вот алжирский скорпион (скорпио маурус), копая грунт более плотный, чем песок, зарывается на глубину до 80 сантиметров!

Замечательно, что у скорпионов, существ наиболее примитивных из всех сухопутных хелицеровых, довольно интересный и длительный брачный ритуал. Его называют танцами скорпионов. Точные наблюдения (с применением фотосъемки в инфракрасном свете) их детально исследовали. Замечательно и то, что он, этот ритуал, чем-то напоминает «положение рукопожатия», принятое у камчатских крабов.

Бракосочетающиеся скорпион и скорпиониха тоже, как и упомянутые крабы, встают в позицию тет-а-тет. Протягивают друг другу свои клешни, цепляются ими одна за другую, подобно мужчине и женщине, которые взялись за руки, чтобы сплясать польку. И вот начинается скорпионий танец, такой же нелепый и несуразный, как и фантастическая внешность странных танцоров. Два шага вперед, два шага назад. При этом «хвосты» их подняты вертикально вверх и слегка, но ритмично подергиваются туда-сюда. Вскоре самец начинает пятиться, и самка, не расцепляя клешней, ползет за ним. Вдруг — стоп! Потом самец дает, что называется, полный вперед: движется уже головой вперед, а самка пятится… Так может продолжаться и полчаса, и час, и всю ночь напролет, и никакого спаривания не происходит. Такие брачные игры они могут повторять ночь за ночью неделями!

«Положение рукопожатия» у скорпионов, предшествующее «танцам»

Самка гигантского африканского скорпиона с новорожденными детишками на спине

Спариванию (наконец-то и оно последовало!) предшествует совсем иное поведение самца. Он вдруг выносит далеко вперед свой «хвост» и несколько раз подряд касается ядовитой иглой педипальп самки, словно бы жалит ее. Она тут же принимает угрожающую позу. Но это опять-таки любовная игра, а не ссора и тем более не драка. Затем самец, сильно изогнув педипальпы, рывком притягивает самку к себе так близко, что его передняя часть тела надвигается на голову самки. Он обхватывает ее бока своими передними ногами, откладывает на землю сперматофор «и протаскивает над ним самку, так что сперматофор оказывается под ее половым отверстием», в котором скоро исчезает. Таков прозаический финал еженощных романтических игр и танцев.

А дети? Дети будут не скоро: в лучшем случае через несколько месяцев, а то и через год — это у живородящих скорпионов, приносящих на свет уже готовеньких скорпиончиков. Есть и яйцеживородящие скорпионы — ововивипарные. Это значит, что, пока яйца их самок находились в яйцеводах, развитие в них эмбрионов зашло так далеко, что из отложенных самкой яиц быстро выходят крохотные скорпиончики. Первое время мать носит их на своей спине. До первой линьки они сидят на ней совершенно неподвижно. Но вот полиняли и начинают более или менее оживленно ползать по матери туда-сюда. Вторая линька происходит на 15–18-й день после рождения. К этому времени они уже покинули спину матери, но еще кормятся около ее рта тем, что она добудет. Перед третьей линькой, которая у скорпионов одного выводка происходит в разное время (на 40–63-й день после рождения), они мать покинули и охотятся самостоятельно. Из-за такой большой разницы начала третьей и последующих линек рост родных братьев и сестер неодинаков, что приводит порой к каннибализму. Седьмая, и последняя, линька совершается в возрасте 12–15 месяцев от рождения. Скорпион к этому времени достигает своего полного роста (12–13 сантиметров) и половозрелости. Живет же он всего, как думают, три года.

В данном случае речь шла о филиппинском длинноруком скорпионе. У других видов иные сроки линьки, половозрелости, роста и возраста. Например, карпатский и итальянский эвскорпиусы размножаться способны только в три-четыре года и живут, следовательно, дольше. У разных видов и рост разный: длина тела в среднем от четырех сантиметров до десяти, но бывают и крупнее — до 15 и даже 20 сантиметров.

Число детей тоже разное (даже у представителей одного вида). Самое малое, пожалуй, шесть, самое большое — около сотни.

Самки одних скорпионов хорошо отличают кормящихся у их ртов детей от пожираемых животных. У других же нет: невзначай вместе с пойманной добычей, случается, и своих отпрысков съедят.

«Встречаются интересные случаи аномалий, возникающих в эмбриональном развитии скорпионов, например удвоение „хвоста“, причем особи жизнеспособны и дорастают до взрослого состояния („двухвостый скорпион“ упоминается уже известным римскими ученым Плинием Старшим в его „Естественной истории“ (I век нашей эры)» (А. Б. Ланге).

Некоторые скорпионы «стрекочут», подобно кузнечикам. По-разному они это «стрекотание» (стридуляцию) производят: одни скребут основаниями педипальп о первую пару ног, другие — твердыми щетинками хелицер по переднему краю головы, третьи — хвостовой иглой о спинной панцирь. Звуки получаются странные: то вроде как змеиное шипение, то будто бы скрежетание металла о металл. Возможно, это звукоизвержение помогает самцам и самкам находить друг друга в брачное время. С другой стороны, замечено, что такой стридуляцией скорпион отпугивает врагов. Однако непонятная при этом бывает реакция разных животных на «стрекочущего» скорпиона. Домашние кошки и ласки, например, очень пугаются и удирают от скорпиона. Крысы и землеройки, наоборот, нападают на него.

В заключение следует сказать, что скорпионы — существа очень древние. Появились они на Земле еще в силуре и вместе с пауками первыми из животных заселили сушу. За те 400 миллионов лет, которые прошли с тех пор, почти ни в чем не изменился скорпион. Удивительно консервативное в эволюционном смысле создание!

Следующие в систематическом порядке за скорпионами хелицеровые — обитатели суши, ибо все представители этого подтипа (хелицеровых), кроме мечехвостов, не живут в воде.

«Скорпионы — животные тропиков и субтропиков, однако во всех частях Земли проникают некоторые виды в холодновато-умеренные климатические зоны. Благодаря этому область распространения всего отряда занимает срединную часть земного шара, заключенную с севера и юга между пятидесятым градусом северной и южной широты» (Вольфганг Кроме).

В нашей стране (в числе 15 видов) скорпионы обитают в Крыму, на Кавказе, в Нижнем Поволжье и в Средней Азии.

Живут на свете еще так называемые ложноскорпионы. Это мелкие твари: два-три, самое большее семь миллиметров в длину. Прячутся во мху, в почве, в трухе гниющих деревьев, под камнями, в пещерах, некоторые — в морских выбросах.

Охотятся за маленькими насекомыми и их личинками, клещами, сходными с ними по размеру пауками и червями.

Ложный скорпион. Длина его 4,5 миллиметра

Название свое получили потому, что их педипальпы, как и у настоящих скорпионов, вооружены клешнями. Но длинного «хвоста» с ядовитым крючком на его конце у них нет. Напротив, «брюшко широкое, сзади закругленное». Так что человеку ложноскорпионы не опасны, больше того, полезны даже. Некоторые из них синантропы, то есть спутники человека, как комнатные мухи или домовые мыши. Книжный ложноскорпион, например, поселяется в домах, в книжных и бельевых шкафах. Кормится здесь «главным образом сеноедами, в частности книжным сеноедом, а также хлебными клещами, мелкими личинками жуков».

Скажу вот еще что: есть у ложноскорпионов нечто общее с пауками — паутинные железы, протоки которых выделяют соответствующие нити на концах хелицер.

Другого сходства с этими знаменитыми животными у ложноскорпионов, кажется, нет.

Фаланги ложные и истинные

По странной случайности научное имя «фаланга» носят всем хорошо известные пауки-«сенокосцы», а сольпуги известны в народе под названием фаланг. Между тем никакого внешнего сходства между этими животными нет. Сольпуги — мощные, крупные (пять — семь сантиметров) насекомые, а сенокосцы похожи на бескрылых комаров-долгоножек («коси-коси-ножка» — это про сенокосцев говорится).

У сольпуг нет клешней, зато они наделены очень большими хелицерами, которые у некоторых длиннее передней части тела. Хелицеры вынесены далеко вперед и раскрываются в вертикальной плоскости (как у некоторых пауков). Даже храбрый человек невольно пугается, заметив внезапно возникшую перед ним сольпугу в позе угрозы. Тогда вид ее действительно страшен: она вздымается на ногах, передняя часть тела приподнята, хелицеры широко раскрыты и, царапая одной о другую, издают пронзительный скрежещущий или стрекочущий звук. Педипальпы и передние ноги тоже приподняты и направлены в сторону врага, а щетинки на теле взъерошены…

К тому же в местах обитания сольпуг широко распространено поверье, будто они ядовиты. Но тщательные исследования не нашли у них никаких ядоносных органов. Однако в жарком климате, где пищевые остатки быстро разлагаются, они при укусе сольпуги могут попасть с хелицер в ранку и вызвать ее воспаление.

Дышат сольпуги трахеями, причем их система так хорошо развита, что немецкий ученый В. Кроме выразился по этому поводу так:

«Можно даже сказать, что сольпуги в отношении их органов дыхания больше похожи на насекомых и многоножек, чем на их других родичей среди паукообразных».

В поисках добычи сольпуги бегают очень быстро (на трех парах задних ног), наскок их на жертву молниеносен. Они могут и прыгать — свыше метра в длину (если сольпуга большая). Отлично лазают и по стволам деревьев, и по гладким листьям, даже по стеклу! Они так ловки в движениях, что могут поймать педипальпами пролетающих над ними насекомых!

В выборе добычи неразборчивы. Можно сказать, поедают все живое, которое в состоянии одолеть. Это главным образом всевозможные насекомые, многоножки, пауки. Даже крупные жуки с прочным панцирем не способны устоять против сольпуг, даже скорпионы одних с ними размеров (и уж конечно более мелкие) падают жертвами сольпуг. (Интересно, что, прежде чем съесть скорпиона, сольпуга отрывает и отбрасывает прочь его брюшко с ядовитым крючком на конце.) Пожирают с аппетитом даже жуков-маек с едкими соками тела, лесных клопов и лохматых гусениц. В неволе пили воду с растворенным в ней хинином и ели горькие (по воле экспериментаторов) куски мяса. Едят и падаль. Видели, как одна сольпуга, вырывая кусок за куском, пожирала мертвую змею. Мелкие птицы, мышата, лягушки и ящерицы тоже могут стать их добычей. Одна сольпуга за полчаса съела, оставив только кожу да кости, ящерицу длиной примерно в 18 сантиметров.

Прожорливость их не знает, мне кажется, границ. Сольпуги (в неволе, например) едят почти все, что подносят пинцетом к их хелицерам. До того наедаются, что брюшко их разбухает так, что сольпуга с места сдвинуться не может, и были случаи, когда под натиском проглоченной пищи буквально лопалось их ненасытное чрево!

Сольпуги много пьют. Причем жидкость доставляют в рот примерно так же, как человек зачерпывает сложенными вместе ладонями воду из ручья. У сольпуг рук нет, но есть неплохо их заменяющие педипальпы. Так вот, сложив их вместе, опускают затем в питье и, поднеся ко рту, сосут оставшиеся на них капли животворной влаги.

Сольпуги разбойничают под покровом ночи. Днем прячутся под камнями в каких-нибудь норах и в других подобных укрытиях. Некоторые и сами роют подземелья, углубляясь даже в плотный грунт сантиметров на двадцать. У некоторых убежища постоянные, другие каждый раз ищут новые. Лишь немногие виды бегают и днем под палящим солнцем по раскаленной земле и песку. В общем они жители открытых пространств — степей, пустынь, кустарников (только в Индии сольпуги живут в сырых лесах).

Размножаться начинают обычно в июне и нередко в послеобеденные часы перед заходом солнца, когда землю еще не покинул полуденный зной. В розыске самки в основном принимают участие педипальпы (точнее: находящиеся на них обонятельные органы). Самец с ампутированными педипальпами долго, потерянно бегает вокруг и около самки и не находит ее, пока буквально не натолкнется на свою подругу. Она сейчас же принимает позу угрозы. Он замирает перед ней с вытянутыми вперед педипальпами. Вдруг следует дерзкий и смелый (ведь самец меньше и слабее самки) прыжок к ней на спину. Он довольно сильно кусает панцирь на ее спине. Затем происходит нечто странное: словно в гипнозе, самка впадает в неподвижное оцепенение. Он даже тащит ее на несколько метров туда или сюда, а она, «загипнотизированная», не сопротивляется. Сильными толчками самец переворачивает самку на спину и хелицерами переносит свой сперматофор в ее половое отверстие. Тут же скоро удирает, так как очнувшаяся от оцепенения самка может его убить и съесть.

«Вслед за тем следует развитие эмбрионов, которое в теле матери совершается настолько полно, что здесь действительно можно говорить о беременности самки» (Вольфганг Кроме).

Когда наступает пора разрешиться от бремени яиц, самка ищет надежное укрытие. Если не найдет, сама роет норку глубиной сантиметров двадцать с расширенной камерой на дне. Откладывает в нее до 200 круглых, довольно крупных яиц (до четырех-пяти миллиметров в диаметре). Уже через день — три после яйцекладки выходят из яиц новорожденные сольпуги, которые только очертаниями тела напоминают родителей. До первой линьки лежат они совершенно неподвижно. Недели через три наступает эта линька. После нее детеныши во всем уже похожи на родителей. Они неплохо ползают и один за другим покидают убежище, в котором родились.

«Самка остается при молоди, пока она не окрепнет; есть сведения, что мать доставляет детенышам пищу» (А. Б. Ланге).

Потомки сольпуги галеодеса, выйдя на волю из выбранного матерью для них жилища, вскоре роют каждый собственную норку. В ней прячутся надолго. Линяют несколько раз и в сентябре, обретя рост в два с половиной сантиметра, выходят на вольный воздух и ведут жизнь юных, но вполне самостоятельных членистоногих охотников. Но близится зима, и они опять, в ноябре, зарываются в землю, чтобы там спокойно перезимовать.

Сольпуги — жители тропиков и субтропиков всех стран, кроме Восточной Азии, Индонезии, Полинезии и Австралии. Больше всего их в Африке (особенно на юге). На Мадагаскаре не встречаются, а в Америке область их распространения заключена между 47-м градусом северной и 35-м градусом южной широты.

В Западной Европе сольпуги живут только на Пиренейском и Балканском (к югу от Македонии) полуостровах.

В нашей стране обитают в Крыму, на Кавказе, в степях низовий Дона и Урала, причем у последней реки северная граница ареала сольпуг достигает своей наивысшей точки — 52-го градуса северной широты и дальше следует на восток по этой же широте до границы с Монголией.

Что касается сенокосцев, то они похожи на длинноногих пауков фолькусов. Если захотите узнать, кто перед вами — тот или иной хелицероносец, — посмотрите на брюшко: у паука оно монолитное, а у сенокосца словно поперечными насечками разлиновано. Кроме того, и само брюшко не отделено, как у паука, стебельком от головогруди.

Сенокосец похож на длинноногого паука

Самка сенокосца с помощью длинного яйцеклада помещает свои яйца в естественную трещину в земле

Многие сенокосцы невероятно длинноноги: туловище чуть больше половины сантиметра, а ноги — 16 сантиметров! Своими ногами-ходулями, словно неким забором от мира отгороженный, сенокосец чувствует себя в относительной безопасности. Враг если схватит его, то скорее всего за ножку, а сенокосец тут же ее и отбросит! Сама собой отброшенная (автотомированная) нога сгибается и разгибается, сгибается и разгибается (полчаса может так продолжаться!) — привлекает внимание недруга, а сенокосец тем временем спешит удрать подальше.

И в лесу можно встретить сенокосца, и на лугу, в степи, в пустыне, даже в городской квартире на стене притаившегося. Одни только ночью ползают (точнее говоря, ходят), другие — днем. И в тропиках, и в умеренных, и в приполярных странах они живут. Мелких насекомых ловят, но и падаль гниющую едят, даже плоды испорченные.

Яйца самки сенокосцев откладывают (специальный яйцеклад у них для этого есть!) в почву, в мох, в опавшую листву. Малыши из яиц выходят — обычно точные копии своих родителей.

Живут в большинстве меньше года. Рожденная прошлым летом молодежь вылезает из разных укрытий, в которых зимовала (или рождается весной из яиц, если яйца зимовали). В середине лета — пора размножения у сенокосцев, а поздней осенью они умирают, передав эстафету жизни зимующим яйцам или молоди.

«В последнее время сенокосцы приобрели практический интерес. Установлено, что секрет головогрудых желез некоторых сенокосцев содержит антибиотические вещества, действующие на микроорганизмы…

Сенокосцы представляют интерес еще в одном, несколько неожиданном отношении, а именно в техническом. Дело в том, что они удивительно похожи на один из вариантов разрабатываемых автоматов, предназначенных для обследования поверхности других планет… Например, считают, что для приведения в движение ног наиболее целесообразно то самое сочетание механического и гидравлического принципов, которое наблюдается в лапке сенокосца: сгибание за счет тяжа, проходящего через членики к концу ноги, и разгибание давлением жидкости, заполняющей ногу. Быть может, изучение сенокосцев как живых моделей шагающих самоориентирующихся устройств помогло бы в решении некоторых технических задач, то есть эти арахниды стали бы одним из объектов бионики…» (А. Б. Ланге).

Теперь у нас на очереди, если следовать научной классификации животного царства, описания пауков. Но рассказывать про них можно так много, что я предпочел посвятить им особый раздел, который помещен в III томе «Мира животных».

Рекорды голодания

Помните, как этот сказочный злодей, Кощей Бессмертный, в плену у Марьи Маревны десять лет не ел, не пил — и не помер? Рекорд его из животных, кажется, еще никто не побил, но близко к нему некоторые чемпионы голодания приблизились. Холоднокровные животные — главные здесь рекордсмены: у них обмен веществ не такой энергичный, как у теплокровных, а поэтому в теле моллюсков, например, насекомых, паукообразных, гадов и рыб каждую минуту сгорает меньше пищи, чем у птиц и зверей.

В Амстердамском зоопарке жила как-то анаконда, которая вдруг без всякой видимой на то причины — так решили работники зоопарка — объявила голодовку: перестала есть крыс, кроликов и других зверюшек, которых ей предлагали. За два года змея так ничего и не проглотила. А потом вдруг, и тоже без причины, снова набросилась на крыс, которые уже привыкли считать ее живым бревном, и прожила еще много лет после этого.

В Гамбургском зоопарке тоже был свой кощей — питон. Он не ел 25 месяцев! Но так после голодовки ослабел, что, когда к нему вновь вернулся аппетит, не смог проглотить голубя и подавился.

Нередко постятся по полгода и постельные клопы. Конечно, не по своей воле. А клопиные личинки при необходимости, когда из дома все жильцы уезжают, соблюдают строгую диету год и даже полтора года!

Скорпионы, как мы уже знаем, могут ничего не есть почти два года, актинии — до трех лет.

Едва ли кто из обжор сравниться может с клещами. Они сосут кровь самых разных животных, и так много ее сосут, что раздуваются непомерно. На передних лапках у клещей есть железки, которые выделяют в ранку антикоагулин, и кровь, которую клещи сосут, не свертывается. У пиявок и вампиров подобные же вещества есть в слюне.

Собачий клещ после обильной трапезы весит в 223 раза больше, чем натощак! А клещ бычий за три недели, пока развивается из личинки, высасывает из несчастной коровы столько крови, что увеличивает свой вес в 10 тысяч раз!

Удивительно ли, что после такого феноменального обжорства клещи постятся порой годами. Чтобы проверить, как долго они могут не есть, ученые отрезали у клещей все ротовые придатки, без которых сосать кровь невозможно. Оперированные клещи жили в лабораториях год, два года, три, четыре… Уже про них почти забыли. Устали ждать, когда они от голода умрут. Но они не умирали и пять, и шесть, и семь лет! И даже больше…

Так люди заставили маленьких родичей пауков поставить мировой рекорд: дольше них голодать никто не мог. Кроме Кощея, конечно, но то сказка. А это — научный факт.

Клещи — маленькие паукообразные (арахниды). Размеры многих из них измеряются долями миллиметра (но бывают клещи длиной тела в сантиметр). Некоторые живут в пресных и реже в морских водах, но большинство — обитатели суши. Хелицеры изменились настолько, что представляют собой две колющие иглы. Но есть клещи и с клешневидными хелицерами (например, чесоточные).

Многие клещи живут в земле, во мху, в травах, и, можно сказать, безвредны.

«В некоторых случаях удалось доказать, что на один квадратный метр площади луга приходится до 100 тысяч этих клещей. По числу особей они во много раз превосходят всех других обитателей луга, в том числе и насекомых, составляя до 90 процентов всего населения луга» (В. А. Догель).

С другой стороны, многие клещи вредят растениям, портят пищевые продукты, бывают неприятными паразитами и переносчиками опасных заболеваний человека.

«Тироглифоидные клещи широко распространены в природе и в населенных пунктах. Транспортом с пищевыми продуктами и различными предметами они могут завозиться далеко от мест своего первичного обитания. Эти клещи питаются органическими веществами. Они поражают продовольственные запасы. Зерно, мука, хлебные изделия, сухие овощи, фрукты, сыры подвергаются порче, загрязняются экскрементами клещей и утрачивают свои питательные свойства» (Г. С. Первомайский).

Если подобных клещей много разведется в продуктовых складах и магазинах, то у работников этих заведений начинаются самые разные заболевания: кишечные (тошнота, рвота, понос), легочные (тироглифоидная пневмония), грибковые и кожные — зерновая чесотка.

Настоящую же чесотку вызывают так называемые чесоточные клещи, или зудни. Попав на кожу человека, они тут же стремятся проникнуть в ее роговой слой. На это уходит у них примерно час. Дальше, копаясь в нашей коже, проделывают в ней довольно длинные ходы: за сутки «прорывают» в кожном эпидермисе тончайший тоннель длиной в полтора сантиметра! Если посмотреть на пораженную ими кожу сверху, то их «ходы представляются прямыми или дугообразными полосками более светлой окраски, чем окружающая ткань».

Вгрызаясь в роговой слой нашей кожи, самка через каждый миллиметр-два пройденного пути прорывает в эпидермисе выходящее наружу вентиляционное отверстие — чтобы не задохнуться в глубине «тоннеля». И через каждые день-два откладывает внутри хода два-три яйца. Выходящие из яиц личинки и нимфы тоже проникают в нашу кожу, вызывая своей деятельностью нестерпимый зуд. На месте расчесов появляются струпья и нагноения.

«Наиболее злокачественной является так называемая „норвежская чесотка“, при которой на коже образуются плотные корки из ороговевшего эпидермиса, приобретающие желтоватую или зеленоватую окраску от присоединения гноеродной микрофлоры» (Г. С. Первомайский).

Больных чесоткой помещают в особые лечебницы — скабиозотории. Лечат втиранием в кожу валькинсоновской мази, зеленого мыла с серой, а также растворов гипосульфита и соляной кислоты.

Заражение обычно происходит от тесного общения с больными чесоткой людьми или домашними животными, от белья, на котором по той или иной причине оказались зудни. Поэтому хорошая стирка и глажка постельного и носильного белья предохраняет от заражения чесоткой. Температура воды или воздуха в 60 градусов убивает зудней (правда, через час). Но в воде при комнатной температуре живут они около суток.

Как уже упоминалось вначале, есть и кровососущие клещи. Они сидят на кончиках травинок и ждут животных или людей, чтобы прицепиться к ним (нередко даже падают с деревьев прямо на проходящего под ними животного или человека). Присосавшийся клещ вначале похож на небольшую чешуйку. Но вот напился крови и раздулся до размеров горошины. Его нельзя просто так отрывать от кожи: в ранке может остаться его хоботок, и произойдет нагноение. Поэтому рекомендуется смазать его растительным маслом или керосином. Эти жидкости закупорят наружные отверстия трахей клеща, и он, задыхаясь, сам отвалится (либо его можно после такой обработки, легонько подергивая, вытащить вместе с хоботком).

Переносят клещи марсельскую лихорадку «и лихорадку Ку, заражают людей клещевым сыпным и возвратным тифом, туляремией, осенней эритемой, пароксизмальным риккетсиозом, геморрагической лихорадкой, бруцеллезом, даже чумой… Но наиболее массовое и широко распространенное заболевание, вызываемое клещами (так называемыми иксодовыми), — это клещевой, или весенне-летний, энцефалит.

Возбудитель энцефалита — вирус, который клещи всасывают вместе с кровью диких зверей и птиц. Кусая затем человека, клещ переносит этот вирус в наш организм. Десять — пятнадцать дней — инкубационный период» когда симптомы болезни еще не проявляют себя, — зараза как бы собирает силы перед атакой на человека. Вдруг начинается! Температура сразу повышается до 40 градусов и держится пять-шесть дней, а иногда и неделю. Наконец понижается жар, а потом опять столбик термометра ползет вверх. Сильная головная боль, тошнота, рвота, язык теряет подвижность, мышцы шеи напряжены, глотать трудно… В тяжелых случаях — потеря сознания, бред, паралич мышц шеи, плеч, ног. Смертность при энцефалите колеблется в широких пределах — от двух до 20 процентов. Зато выздоровевший на всю жизнь сохраняет надежный иммунитет к этой болезни.

Почвенный клещ. Живет на поверхности земли и кормится яйцами насекомых

Иксодовый клещ — переносчик тяжелой болезни: весенне-летнего энцефалита

Ну, а где можно заразиться клещевым энцефалитом? Порой думают, что только на Дальнем Востоке. Нет, область распространения иксодовых клещей и приносимого ими с собой вируса широко раздвинула свои пределы. От Тихого океана до западных границ нашей страны она сейчас простирается, а на севере — до Архангельской области и Финляндии. И в ней самой, в Финляндии, и в других странах Восточной и Западной Европы болеют люди весенне-летним энцефалитом…

Сколопендра!

Сколопендры — дети тропиков и субтропиков. На юге умеренных широт встречаются лишь немногие виды этих многоножек. Обычно сколопендра темная сверху и светлая снизу. Но некоторые тропические виды окрашены ярко: желтые, оливково-зеленые, ярко-зеленые и даже синие. У иных задняя часть спины по желтому фону расписана синими или черными поперечными полосами. Предупреждающая окраска! Ибо сколопендры ядовиты, и даже на человека их яд действует достаточно токсично.

Академик М. С. Гиляров пишет, как в Крыму кольчатая сколопендра укусила взявшего ее в руки человека. Боль была такая, словно ужалил шершень. За три-четыре часа рука опухла до самого плеча, температура поднялась выше 39 градусов. «Начался озноб, недомогание. Эти болезненные явления наблюдались двое суток, после чего температура спала, и опухоль довольно быстро рассосалась». Никаких вредных последствий этого укуса не было.

Конечно, укус гигантской сколопендры, обитающей на островах Карибского моря и на северо-западе Южной Америки, несравненно более опасен.

Ведь эта сколопендра вдвое крупнее нашей кольчатой, которая редко бывает больше десяти сантиметров, а рекордный по длине экземпляр гигантской сколопендры — 26,5 сантиметра (ширина ее тела — два с половиной сантиметра).

Неудивительно поэтому, что гигантская сколопендра нападает и убивает даже мелких позвоночных животных: ящериц, жаб, лягушек, небольших птиц.

Эту многоножку в местах ее обитания очень боятся: считается, что яд ее смертелен для человека. Но исследования, «недавно проведенные в Бразилии», говорит академик М. С. Гиляров, показали, что яд сколопендры для теплокровных животных не так уж страшен и «что укус даже гигантской сколопендры для человека не смертелен».

Многие тропические сколопендры окрашены ярко. Изображенная на этой фотографии сколопендра «кусающаяся» распространена широко: в Африке, Азии, Австралии

А это другая сколопендра — калифорнийская

«Некоторые сколопендры вызывают воспаление кожных покровов не только если укусят, но даже если только пробегут по поверхности тела: в местах, где сколопендра, пробегая по коже, соприкасается коготками с ее поверхностью, образуются красные воспаленные рядки пятен — следы, оставленные сколопендрой. Интересно, что такие следы оставляет только вспугнутая сколопендра, очевидно выделяющая защитную жидкость, непотревоженная сколопендра таких следов не оставляет» (М. С. Гиляров).

Однако вернемся к нашей, кольчатой, сколопендре. Где ее можно встретить у нас? В Крыму, на Кавказе, а также на юге Украины, Молдавии и Ростовской области. В теплых странах Западной Европы она тоже водится.

Это ночное животное. Днем скрывается в разных сырых, затененных убежищах, обычно под каким-нибудь более или менее плоским камнем. Под ним роет жилую камеру: глубиной так сантиметра два с половиной, а в диаметре до десяти сантиметров. Если это укрытие посещается сколопендрой регулярно, то вниз от него бывает прорыта система разветвленных ходов, которые местами расширяются в дополнительные к основной камеры.

Ночами выходят сколопендры на охоту. Их добыча — разные мелкие беспозвоночные: насекомые, пауки, иногда даже моллюски, но всем им предпочитают они дождевых червей и личинок насекомых (в неволе, правда, некоторые сколопендры не отказывались и от растительной пищи, например измельченных фруктов и вареного картофеля).

«Новейшие исследования показали, что сколопендры различают свою добычу только химическим чувством и притом используют для этого прикосновения своих антенн. Если кольчатая сколопендра в поисках пищи слегка прикоснется щупальцами к личинке мучного червя, сейчас же хватает его передней парой ножек и кусает челюстями. Личинка от вспрыснутого яда впадает в паралич или тотчас умирает…» (Хорст Фюллер).

Для ползания, при котором тело их змееобразно изгибается, у большинства сколопендр служит 21 пара ног. Интересно, что задняя пара превращена у них в своеобразное оружие защиты и нападения. Эти «волочащиеся ноги» удлинены, иногда утолщены, изогнуты крюками, часто оканчиваются острыми шипами. Их действие можно наблюдать, например, при борьбе двух внезапно встретившихся сколопендр. Если встреча случилась не в подземелье, а на открытой земле, то обе многоножки, резко кидая из стороны в сторону задние части тела, пытаются схватить друг друга крюками «волочащихся ног». Когда им это удается, часами лежат, сцепившись, почти без движения. В норе столкнутся — сейчас же разворачиваются и ползут задом вперед, пока вновь не столкнутся и не обхватят друг друга крюками задних ног. Временами то одна сколопендра, то другая раскрывает челюсти и пытается в узком проходе повернуться назад и укусить врага. Но укусов почти никогда не бывает — это только угроза. Своего рода символизирующий нападение ритуал. Однако, если очень раздраженная сколопендра в пылу борьбы укусит противника, тот умрет. Раньше считали, будто сколопендры иммунны по отношению к собственному яду. Теперь доказано, что нет.

Две кольчатые сколопендры, сцепившиеся в драке крюками задних ног

Самка кольчатой сколопендры обвила своим телом сбившихся в комок только что вышедших из яиц, еще лишенных окраски детенышей

В некоторых местностях сколопендры размножаются партеногенетически (например, на Северном Кавказе, на юге Украины, где почти всюду живут одни только самки). Размножению же с оплодотворением предшествуют довольно длительные брачные игры.

В сезон размножения (обычно весной) встретившиеся самец и самка ощупывают друг друга усиками. Когда усики касаются какого-либо сегмента тела сколопендры, то она приподнимает расположенные на нем ножки. На вольном, так сказать, воздухе (не в укрытии) ощупывающие друг друга партнеры становятся так, что образуют из своих тел замкнутый круг, при этом голова одного находится у заднего конца второго. В узком проходе норы самка и самец, чтобы коснуться задней части партнера, вынуждены попеременно изгибаться, то головой, то задом поворачиваясь друг к другу. Эта первая фаза любовных игр длится часами, и никаких попыток к спариванию не предпринимается (как и у скорпионов).

Вторая фаза игр, рассказывает Хорст Фюллер, следует за первой иногда через неделю. Тогда действия сколопендр меняются. Самец многократно, приподняв задние сегменты и пятясь задом, подползает под переднюю часть тела самки. Та отходит назад, так что ее голова опять оказывается перед задними ногами самца. Он упорно повторяет свой странный маневр, а она снова и снова отползает. Так может продолжаться долго, и нам непонятно, какое удовольствие они получают от подобной игры.

В третьей, и последней, фазе игр самец оплетает рыхлой паутиной стенки небольшого отрезка хода — получается в одном из мест норы кольцо из тончайших шелковых нитей. На эту работу уходит у него минут десять. Окончив ее, откладывает на низ кольца бобововидный, длиной около двух миллиметров, сперматофор. Самец проползает через кольцо, увлекая за собой самку. Следуя за ним, она касается сперматофора, и тот исчезает в ней, поглощенный особыми органами заднего конца ее тела. На этом брачная церемония кончается, и партнеры расходятся, чтобы скорее всего никогда больше не встретиться. Самец опять ведет жизнь вольного казака, а самке отведена природой роль заботливой матери.

Приблизительно через четыре недели после оплодотворения самка, забравшись в норку или другое подходящее убежище, откладывает 15–20 яиц (максимально 33). Склеивает их в плотный комочек особыми выделениями. Ложится на спину и своим длинным телом дважды обвивает этот комок развивающихся под яйцевыми покровами эмбрионов сколопендр. Крепко прижимает его к себе всеми ножками. В таком положении остается она несколько недель, ничего не ест, не пьет, никуда от яиц не отлучается. Только время от времени облизывает их: думают, для того, чтобы не поразила яйца какая-нибудь инфекция — плесневые грибки или бактерии. Такая профилактика усиливается еще и тем, что слюна сколопендр содержит какие-то антибиотики. Поэтому присутствие матери при яйцах и новорожденной молоди просто необходимо: если убрать ее, то погибнут они от плесени.

Вышедшие из яиц «сороконожки» почти во всем похожи на мать, только еще альбиносы: совсем белые. И неподвижные. Несколько недель они остаются при ней. Только после второй линьки начинают двигаться более или менее энергично и ползать по матери.

Кончится третья линька — и они станут такими самостоятельными, что покинут мать и каждый пойдет своей дорогой жизни.

Начав повествование о сколопендрах, мы шагнули в морфологически иной мир существ, потому что многоножки относятся к подтипу не хелицеровых, а трахейнодышащих. Сюда же зачислили систематики и насекомых, описание которых должно было бы сейчас последовать. Однако надкласс насекомых настолько обширен, что я, как и о пауках, рассказал о них в особом разделе III тома «Мира животных».

<<< Назад Тип погонофоры

Вперед >>> Тип онихофоры