Книга: Неандертальцы: история несостоявшегося человечества

Просто «безделушки»?

Просто «безделушки»?

Что касается «неутилитарных» предметов, то их можно разделить на пять категорий: 1) «диковины», т. е. курьёзные вещи естественного происхождения, привлекающие внимание благодаря не совсем обычным физическим свойствам или случайной антропо(зоо)морфности; 2) красители — куски охры, двуокиси марганца и иных природных пигментов, приносившиеся на стоянки; 3) «метки», т. е. различные насечки, штрихи, углубления, пятна искусственного происхождения на костях, камнях, скальных поверхностях и т. д.; 4) украшения (бусы, подвески и др.); 5) изображения, т. е. искусственно созданные и притом опознаваемые образы объектов реального мира.

На курьёзные предметы, возможно, обращали внимание уже ранние гоминиды, начиная с австралопитеков. В 1925 г. в третьем слое костеносной брекчии южноафриканской пещеры Макапансгат, откуда происходят останки этих существ, была найдена яшмовая галька, имеющая несколько естественных борозд и углублений, делающих её похожей на голову антропоморфного (или в данном случае лучше сказать «австралопитекоморфного»?) существа. Возраст слоя более 2,5 млн. лет. Поскольку выходов яшмы ни в Макапансгате, ни в окрестностях нет, а ближайший известный источник этой породы находится в нескольких десятках километров, то возникло предположение, что описанный предмет был принесён австралопитеком[196]. Если учесть, что высшие обезьяны способны опознавать и различать даже двухмерные изображения людей и животных, то такую гипотезу нельзя считать совсем уж невероятной, хотя и доказать её истинность, конечно, тоже невозможно. Гораздо более многочисленные находки, могущие быть отнесёнными к категории курьёзных объектов, происходят с нижнепалеолитических (ашельских) стоянок Европы, Африки и Азии (Торральба и Амброна в Испании, Терра Амата во Франции, Эрфуд в Марокко и др.). В среднем палеолите они тоже известны. Это окаменелости, напоминающие своей формой части человеческого тела, кристаллы кварца и других минералов в виде правильных геометрических фигур и т. п. Разумеется, связывать подобные вещи с духовной культурой и рассматривать их в качестве индикаторов её зарождения нет абсолютно никаких оснований. Тем не менее их существование указывает на то, что уже далекие предшественники современных людей обладали такими качествами, как любопытство и способность удивляться необычному.

На целом ряде памятников среднего палеолита в разных частях света обнаружены куски и скопления красящих веществ. В Европе находки такого рода известны примерно на 70 среднепалеолитических стоянках. Самая богатая коллекция, включающая около 500 фрагментов природных красителей, а также тёрочники, служившие для их измельчения, происходит из мустьерских слоёв пещеры Пеш де л’Азе в Дордони (Франция), имеющих возраст порядка 50–60 тыс. лет. Иногда охру приносили на стоянки издалека. На многих её кусках имеются чёткие следы стирания о твёрдую или мягкую поверхность. Некоторые из этих следов вполне могли появиться в результате контакта со шкурой животного или человеческой кожей. Неоднократно предполагалось, что минеральные пигменты служили неандертальцам (и не только им) для раскраски тела, игравшей ритуальную роль, что красная охра символизировала кровь и раны. Правда, охра могла выполнять и чисто утилитарные функции, служа, например, для обработки (дубления) шкур либо в качестве примеси к различным вяжущим составам, использовавшимся для крепления каменных орудий к рукоятям. Определить по характеру стёртости так называемых охряных «карандашей», служили ли они для нанесения изображений или всего лишь как источник необходимого в быту порошка, крайне трудно.

Вещи, несущие на себе различные непонятные метки явно или предположительно искусственного происхождения — насечки, штрихи, кривые или пересекающиеся линии, углубления, пятна краски и т. д., — известны сейчас в довольно большом количестве. Древнейшие объекты такого рода относятся ещё к ашельскому времени, а для среднего палеолита их число достигает нескольких десятков. Однако признание искусственного и неслучайного происхождения тех или иных насечек и штриховок ещё совсем не означает признания их в качестве древнейших символов. Не исключено, конечно, что, по крайней мере, некоторые из вещей рассматриваемой категории воспринимались оставившими их людьми именно как символы, как материальные эквиваленты каких-то понятий, но столь же допустимо, что они представляют собой не более чем результат попыток освоения простейших изобразительных средств и никакого «вложенного» содержания не имеют. Впрочем, даже если бы мы точно знали, что метки служили знаками, это ни на шаг не приблизило бы нас ни к проникновению в духовный мир их создателей, ни даже к ответу на вопрос о том, а существовал ли он у них вообще этот самый духовный мир. Ведь знаки могли иметь совершенно приземлённые функции — счётные, мнемонические (вроде «узелков на память»), указательные и т. п.

В среднем палеолите, а может быть, ещё в конце нижнего появляются и первые украшения — бусы и подвески из зубов и костей животных, а также из раковин моллюсков и скорлупы страусовых яиц (в Африке). Делали такие вещи и неандертальцы. Правда, на подавляющем большинстве среднепалеолитических памятников Европы достоверные находки подобного рода отсутствуют[197], но зато отдельные неандертальские памятники верхнепалеолитического времени дают их в большом количестве. Особенно многочисленные и разнообразные украшения, вырезанные неандертальскими мастерами из кости и зубов животных, происходят с некоторых стоянок шательперрона — культуры, появившейся чуть раньше 40 тыс. лет назад и завершившей своё существование, по всей видимости, около 35 тыс. лет назад. О ней ещё будет говориться в одной из следующих глав, а пока отмечу только, что украшения, как и метки, вовсе не обязательно были связаны с областью духовной культуры. Возможно, они служили исключительно в качестве средства социальной идентификации, будучи индикаторами групповой принадлежности, общественного положения, возрастного или матримониального статуса. Так или иначе, их существование — это следствие стремления как-то «обозначить» себя, которое могло появиться лишь у людей, сознающих свою индивидуальность. В этом смысле, т. е. исключительно в плане своей идентификационной функции, с украшениями сближается ещё один предполагаемый вид неандертальского символизма, материальные свидетельства которого не могут быть отнесены к какой-либо из выделенных здесь категорий «неутилитарных объектов». Речь об искусственно деформированных человеческих черепах. Обычай видоизменять естественную форму черепа или других частей тела — например, ступней (у китайских девушек) или шеи (у женщин ряда африканских народностей) — хорошо известен и по этнографическим, и по антропологическим источникам. Есть основания подозревать, что некоторые группы неандертальцев тоже его практиковали. Во всяком случае, на двух мужских черепах из Шанидара (Шанидар 1 и 5) замечен ряд необычных черт, которые, по мнению описавшего их исследователя, проще всего объяснить намеренной деформацией[198]. Если таковая действительно имела место, то мотивы могли быть только символические и эстетические.

Крайне редко, но всё же встречаются на неандертальских стоянках и настоящие — пусть и очень примитивные — изображения. Например, в мустьерском слое пещеры Ля Рош Котар во Франции был найден круглый кусок кремня с двумя естественными углублениями в центре, соединёнными естественным же тоннелеобразным отверстием. В это отверстие кем-то из среднепалеолитических обитателей пещеры была вставлена костяная щепка, так что получившаяся в итоге вещь стала похожа на человеческое лицо с глазами и носом (рис. 8.1). Гораздо эффектней гравировка с мустьерской стоянки Пронятин на западе Украины[199]. Она врезана в губчатую массу на обломке лучевой кости зубра и изображает какое-то крупное животное. Условия залегания кости, по мнению исследователя памятника, исключают её попадание в мустьерский слой из отложений более позднего времени, но поскольку эта вещь резко нарушает сложившиеся представления о времени начала изобразительной деятельности, а также из-за необычного характера материала (губчатая масса), археологи не торопятся признавать её достоверность. Такая осторожность вполне понятна и оправдана, но, к сожалению, пока она выражается главным образом в игнорировании странной находки, а не в её дополнительном углублённом изучении с использованием современных технических средств и методов.

Рис. 8.1. Неандертальская «личина» (?) из пещеры Ля Рош Котар (источник: Marquet and Lorblanchet 2003)

Скорее всего, относительно большинства перечисленных выше вещей мы никогда не узнаем точно, какое место они занимали и какую роль играли в жизни неандертальцев. Тем не менее уже само их существование приближает этих людей к нам и заставляет признать за ними некоторые вполне человеческие наклонности и способности. Однако обычай собирать «диковинки» и вешать на себя разные побрякушки — далеко не единственное и не главное, что делает нас похожими друг на друга и отличает от всех или почти всех других живых существ. Главное — это подверженность переживаниям и эмоциям, способность к жалости и состраданию, склонность задумываться о себе самих и о мире, ставить и решать «проклятые» вопросы бытия. О том, что если не всё, то хотя бы что-то из перечисленного неандертальцам уже было знакомо, свидетельствуют их погребения.