Книга: Как работает мозг

Наше “я”

<<< Назад
Вперед >>>

Наше “я”

В отличие от той женщины, когда она находилась в состоянии кататонического ступора, мы испытываем свои ощущения не бездумно и не оставляем их без комментариев. Мы воспринимаем их через плотную матрицу из концепций, которую мы называем я .

Есть ли у нас свобода воли?Патрик Хаггард Профессор Института когнитивной нейробиологии и отделения психологии Университетского колледжа Лондона

Результаты эксперимента Либета как будто показывают, что причиной наших действий служат бессознательные процессы, происходящие у нас в мозге, и что мы узнаем о том, что именно собираемся делать, лишь непосредственно перед тем, как делаем это. Этот эксперимент вызвал немало критики. Возражения некоторых ученых касаются способа, использованного Либетом для определения времени принятия решения: испытуемых просто просили отмечать это время по часам, но делали из полученных данных выводы о хронологии того, что происходило в их внутреннем потоке сознания. Другие ученые полагают, что настоящим сознательным решением в этом эксперименте было согласие в нем участвовать, а не намерение двигать пальцем. Тем не менее основные результаты этого эксперимента были воспроизведены за последние годы неоднократно. Судя по всему, люди действительно могут отмечать свое намерение совершить действие всего за несколько сотен миллисекунд до его неизбежного совершения.

Полученные Либетом результаты не кажутся такими уж спорными нейробиологам, которые считают сознательный опыт продуктом активности мозга, а не его причиной. Но, как ни печально, наше общество, и в том числе судебная система, исходит из традиционного понимания свободной воли, которое, судя по всему, расходится с данными науки. Вопрос состоит, прежде всего, в том, какие выводы мы должны сделать из результатов эксперимента Либета и что они означают для наших представлений о человеческой природе.

В настоящее время в психологии и нейропсихологии преобладает детерминистская точка зрения, согласно которой наше поведение полностью определяется прошлым опытом и текущим контекстом. Исходя из этой точки зрения, наше представление о том, что мы обладаем свободой воли и сами управляем своим поведением, есть не более чем иллюзия [Wegner, D. М. The Illusion of Conscious Will. Cambridge, MA, MIT Press, 2002]. Эта иллюзия возникает оттого, что мы задним числом причисляем свои действия к следствиям предшествовавших им мыслей. Например, если я думал о том, что в комнате темно, и замечаю, что моя рука тянется к выключателю, я буду считать, что по собственной воле потянулся рукой к выключателю. Если так, то “свободная сознательная воля” представляет собой не реальный опыт, связанный с вызыванием действия, а лишь часть описания, которое мы составляем для самих себя задним числом, чтобы объяснить свои действия самим себе. Многие детерминисты утверждают, что наши действия не только не вызываются нашими волевыми решениями, но и бессознательно определяются событиями, происходящими в окружающем мире. Например, результаты нескольких экспериментов в области социальной психологии показывают, что существенные бессознательные изменения в нашем поведении могут определяться ничтожными, казалось бы, особенностями поведения других людей. И правда, все мы знаем, как небольшое отклонение от общепринятого поведения со стороны другого пассажира может заставить нас перейти в другой вагон поезда. Вместе с тем, установленный факт, что наши “социальные антенны” весьма чувствительны, не так уж много говорит нам о собственных намерениях и их связи с управлением нашими действиями.

Главный вопрос состоит в том, остается ли хоть что-нибудь, что мы можем назвать свободной волей, не считая создаваемых задним числом описаний. Есть ли у нас хоть какие-то ощущения, относящиеся к нашим преднамеренным действиям и испытываемые до их совершения? И если есть, то выполняют ли они какие-либо функции или же представляют собой лишь побочный продукт другого феномена? На мой взгляд, самые впечатляющие данные в этой области были получены в таком исключительном случае, как непосредственная стимуляция человеческого мозга в ходе нейрохирургических операций. Непосредственная электрическая стимуляция некоторых участков коры может вызывать у пациентов “побуждение” совершить движение какой-либо конкретной частью тела. Две главные области, стимуляция которых может вызывать такие побуждения, располагаются в передней части дополнительной моторной области и в теменной доле. Исследования пациентов, получивших локальные повреждения мозга, и здоровых людей, активность мозга которых временно нарушают с помощью транскраниальной магнитной стимуляции, показывают, что это те самые области, которые участвуют в выработке суждения о преднамеренных действиях, задействованного в эксперименте Либета. Что означают эти искусственно вызываемые ощущения? Такие побуждения не могут воображаться задним числом и не могут быть непосредственной причиной движений, потому что наблюдаются без каких-либо движений со стороны пациента. По-видимому, их нельзя считать также артефактом или случайным результатом, потому что стимуляция тех же участков более сильным током нередко вызывает настоящие движения той же самой части тела. Итак, данные нейробиологии говорят нам, что сознательная воля — это не причина наших действий, но также и не описание, которое мы составляем задним числом, чтобы их объяснить. Возможно, это действительно эпифеномен — случайный побочный продукт активности в определенных областях мозга. Другая возможная интерпретация такова: сознательная воля выполняет и какие-то другие функции, помимо вызывания действий, непосредственно следующих за ней.

Мне представляется, что сознательная воля может играть важную роль в запоминании результатов сложных действий. У многих из нас есть отчетливые воспоминания о тех моментах, когда мы совершали что-то особенно важное. Это могут быть действия, о которых мы впоследствии жалели, например, если мы сказали что-то обидное для собеседника или даже преднамеренно ударили его. Наше сознательное намерение сказан, что-то обидное или ударить не заставляет нас сказать именно это или нанести именно такой удар. Но оно может дать нам яркое ощущение, которое впоследствии будет напоминать нам о том, что мы чувствовали, когда собирались допустить данную ошибку. Это яркое ощущение будет ассоциироваться с воспоминаниями о последствиях нашего действия. Судя по всему, моторные области мозга, управляющие нашими действиями, получают в момент действия “укол” дофамина, который, возможно, связан именно с этой функцией. Сильное сознательное ощущение собственного волевого решения может иметь отношение не столько к действию, которое мы совершаем в данный момент, сколько к следующему случаю, когда мы окажемся в аналогичной ситуации. Сознательная воля, проявленная в одном случае, может стать надежным руководством к действию или бездействию в другом подобном случае. Поэтому я думаю, что Либет был прав, предполагая существование тесной связи между сознательной волей и преднамеренным подавлением собственных побуждений, хотя его идея, что сознание может накладывать вето на бессознательные решения мозга, и представляется мне неубедительной попыткой возрождения дуализма.


Медленный сон. Во время медленной фазы сна активность всего мозга колеблется в медленном ритме, совсем не похожем на неровные колебания, обычно наблюдаемые во время бодрствования. Нейровизуализация позволяет наблюдать пониженную активность лимбической системы.

Гипноз. Нейровизуализация показывает, что во время гипноза повышаются некоторые формы активности мозга, особенно в моторных и сенсорных отделах, что говорит о повышенной интенсивности мысленных образов. Усиленный приток крови в переднюю поясную кору правого полушария указывает на то, что внимание сосредоточено на внутренних процессах. Активность мозга, наблюдаемая при гипнозе, существенно отличается от наблюдаемой во время нормального сна или бодрствования.

Шизофрения. Для психических расстройств, связанных с нарушениями или ослаблением работы сознания, характерна пониженная активность лобных долей. При хронической шизофрении наблюдается особенно низкая активность дорсолатеральной префронтальной коры. Возможно, именно с этим связано типичное для данного расстройства сокращение планируемого или спонтанного поведения и социальная самоизоляция. Активность передней поясной коры (которая, по-видимому, отличает внутренние стимулы от внешних) также оказывается пониженной. Возможно, в этом состоит одна из причин того, что шизофреники могут путать собственные мысли с чужими голосами.

Сновидения. Яркие сновидения связаны с активностью зрительной коры. Во время кошмаров активируется миндалина. Кроме того, во время сновидений наблюдается периодическая активация гиппокампа, сопровождающая воспроизведение сравнительно недавних событий, но особенно активно работают пути, передающие от ствола и слуховой коры сигналы, вызывающие настороженность, дополнительная моторная область и зрительные ассоциативные зоны. Все вместе они создают испытываемое во сне ощущение “виртуальной реальности”. В дорсолатеральной префронтальной коре, ответственной за сознательное мышление и проверку представлений на соответствие действительности, активность, напротив, понижена.

Медитация. Нейровизуализация мозга людей, самостоятельно погрузившихся в состояние “пассивного внимания”, показывает “выключение” отделов мозга, обычно связанных с поиском стимулов, в том числе в коре теменных долей, передней поясной коре и премоторной коре.

Наше “я” не только постоянно оценивает чувства, эмоции и сенсорные ощущения, но и “владеет” ими, а также принимает на себя ответственность за наши действия. Оно создает у нас чувство отделенности размышляющей части наших когнитивных способностей от остального нашего опыта и тем самым позволяет нам обдумывать свои ощущения и делать что-то с ними и в связи с ними. Кроме того, оно позволяет нам видеть разницу между нашими мечтами и воспоминаниями (внутренним опытом) и внешними событиями. Кроме того (это, вероятно, особенно важно для такого социального вида, как наш), “я” позволяет воспринимать себя как объект, существующий в окружающем мире и обладающий собственным, неповторимым взглядом на вещи. Это, в свою очередь, помогает нам понимать, что и у других подобных “объектов” есть внутренний мир и своя точка зрения, отличная от нашей.

Люди не рождаются со встроенным чувством собственного “я”: оно развивается, шаг за шагом, в ходе нашего взросления.

Как мы уже знаем, воспоминания и плоды воображения порождаются одной и той же нейронной активностью, возникающей, когда что-то на самом деле происходит. Так что если мы просто вспоминали бы или воображали те или иные события, мы не могли бы сказать, происходят они на самом деле или только у нас в голове. Без ощущения “я” мы не смогли бы сделать ничего осмысленного с тем, что приходит в голову. Мы бы просто ощущали все это, как в состоянии транса.

Развитие нашего “я” начинается, как и можно было ожидать, с построения внутренних карт, каждая из которых представляет собой идею, закодированную в конфигурациях возбуждения нейронов. Базовые карты — это те, которые говорят нам, где заканчивается наше тело и начинается остальной мир. Затем к нашему атласу собственного тела добавляются карты, которые позволяют нам определить свое место в мире (в буквальном смысле -— то есть свое положение в пространстве). Затем мы вырабатываем более абстрактные карты “я”, на которых обозначаются границы сознательной сущности каждого из нас. Карты этих трех типов представлены в разных отделах мозга: те, что определяют нашу физическую сущность, располагаются в основном в задней части мозга, а те, что относятся к нашей абстрактной сущности, — в основном в передней его части.


Один и тот же стимул вызывает у нас в мозгу активацию разных областей, в зависимости оттого, концентрируем ли мы внимание на этом стимуле. Слева: томограмма мозга испытуемого, слышащего речь другого человека, но концентрирующегося на собственном дыхании. Слуховая кора реагирует на звуки речи, но мало в каких других областях мозга наблюдается активность. Справа: испытуемый внимательно слушает слова, которые слышит. Это вызывает активацию целого ряда других областей мозга.

Новорожденные, судя по всему, еще не видят разницу между собственным телом и другими объектами. Младенец начинает ощущать эту разницу только после того, как карты тела у него в мозге начинают наполняться информацией о мире. Поначалу эти карты неподробны. Например, карта “‘я’ и не ‘я’” не обязательно точно отражает настоящую форму тела младенца. Можно сказать, что тело, представленное в ней, вылеплено лишь приблизительно. Представления о форме собственного тела начинают строго соответствовать действительности только после того, как младенец неоднократно сталкивается (в прямом смысле) с различными объектами и путем проб и ошибок, иногда болезненных, открывает для себя границы своего организма. С каждым столкновением ребенок узнает немного больше о форме своего тела, и внутренняя карта у него в мозге уточняется.

В норме внутренняя карта тела и само тело приходят в полное соответствие друг с другом. Но так бывает отнюдь не всегда. Например, если ребенок в детстве теряет какую-либо конечность, на карте его тела это изменение может не отразиться. В таких случаях возникает явление фантомной конечности — субъективное ощущение, что утраченная конечность по-прежнему на месте. Фантомные конечности могут постепенно исчезать за счет переработки карты тела в соответствии с опытом, но иногда подобные ощущения сохраняются на всю жизнь. И наоборот, во внутренней карте тела может “потеряться” конечность (иногда даже не одна), и тогда, согласно ощущениям человека, его собственная часть тела перестает ему принадлежать. По-видимому, с этим нарушением могут быть связаны те странные случаи, когда люди просили ампутировать совершенно здоровую конечность.

За созданием представления о собственном теле вскоре следует развитие представления о самом себе как сознательном существе. Одним из первых проявлений формирования этого представления оказывается развитие собственной точки зрения.

Чтобы иметь свой взгляд на вещи, для начала нужно понять, что наша точка зрения — одна из многих, а не единственно возможная, а для этого требуется осознать, что другие люди (как бы это ни было неприятно) имеют свои взгляды, отличные от нашего.

Когда у нас вырабатывается чувство “я”, наши осознанные ощущения воспринимаются уже через призму этого чувства. По большей части мы этого не сознаем, и чувство “я” становится частью нашего сознательного опыта лишь тогда, когда мы преднамеренно задумываемся о самих себе.


Нейроны фон Экономо — длинные веретенообразные клетки, обнаруженные только в головном мозге человека и некоторых других приматов и, по-видимому, играющие ключевую роль в социальных способностях. Они имеются в передней поясной коре (ППК), а также (у людей) в островке. Активность ППК наблюдается, когда люди оценивают свои собственные действия, особенно в социальном контексте, а также когда испытывают чувства сопереживания, доверия, вины и обмана. Судя по всему, ППК определяет достоинства того, что человек делает, а также результаты его действий, сравнивая их с преследуемыми целями, и обеспечивает механизм обратной связи, быстро предупреждающий человека об ошибках и помогающий менять свой образ действий. Нейроны фон Экономо соединяют некоторые части лимбической системы, расположенные у основания ППК, с корой и, по-видимому, обеспечивают передачу в кору информации о физиологических реакциях на происходящее, что позволяет сознанию принимать их во внимание, решая, что делать. Работа нейронов фон Экономо, судя по всему, составляет один из механизмов, обеспечивающих возникновение чувства собственного “я”. В островке, который отвечает за телесное “я” (отслеживает границы тела и получает информацию о внутренних органах), нейроны фон Экономо могут выполнять похожую “соединительную” функцию.

Отдел мозга, специализирующийся на отслеживании состояний организма, располагается внутри переднего края продольной борозды — глубокой щели, проходящей по центру мозга от переднего до заднего края. Этот отдел, передняя поясная кора, чувствителен к информации, поступающей в мозг от тела, и, по-видимому, участвует в обозначении стимулов как внутренних или внешних. Передняя поясная кора бурно возбуждается, когда человек чувствует боль, а также активируется при осознании эмоций16. Более того, картина мозговой активности, наблюдаемая при физической боли, во многом сходна с картиной, наблюдаемой при эмоциональных страданиях. Возможно, в том числе и поэтому мы так часто используем одни и те же слова, описывая физические и эмоциональные страдания.


Новые действия, для которых требуется делать выбор, требуют большей мозговой активности, чем привычные действия. Здесь показан головной мозг человека, подбирающего слова, которые он собирается сказать. Активирующиеся при этом области мозга связаны с принятием решений и концентрацией внимания. На средних двух изображениях показан мозг после того, как человек практиковался до тех пор, пока произнесение подобранных слов не стало для него привычным, и соответствующие области мозга не перестали возбуждаться. Справа человек вновь подбирает новые слова, и данные области вновь активируются.

Одностороннее ПРОСТРАНСТВЕННОЕ ИГНОРИРОВАНИЕ

Половина тела пациента оказалась парализована в результате инсульта, но пациент, судя по всему, не сознает этого. Вот какой диалог происходит между ним и его лечащим врачом (приводится в сокращении):

Врач. Не могли бы вы похлопать в ладоши?

(Пациент поднимает правую руку и двигает ей, будто хлопает, а затем кладет обратно на койку. Улыбается, выглядит удовлетворенным.)

Врач. Это была только правая рука. Не могли бы вы поднять также левую руку и сделать то же самое обеими руками?

Пациент. Левую руку? А... Она немного онемела сегодня. Это все мой артрит.

Врач. Но не могли бы вы все-таки попытаться поднять ее?

(Пауза. Пациент не двигается.)

Врач. Не могли бы вы попытаться поднять левую руку?

Пациент. Так ведь я уже сделал это. Разве вы не видели?

Врач. Нет, не видел. Вы правда двигали рукой? Пациент. Ну конечно двигал. Вы, наверное, не смотрели.

Врач. А можно попросить вас еще раз поднять ее?

(Пациент не двигается.)

Врач. Вы ею сейчас двигаете?

Пациент. Разумеется, двигаю.

Врач (показывает на кисть левой руки, лежащую на койке). Ну а это что такое?

Пациент (смотрит). А, это. Это не моя рука. Должно быть, это рука кого-то другого.

Это странное нежелание признавать очевидное связано с хорошо известным расстройством — так называемой анозогнозией, “непризнанием болезни”. Анозогнозия развивается в результате повреждений области мозга, связанной с вниманием к собственному телу. Этот синдром довольно часто встречается у пациентов, которые перенесли инсульт, вызвавший паралич левой стороны тела. Дело в том, что область, повреждения которой приводят к анозогнозии, располагается очень близко к моторной коре правого полушария, и инсульт (или какое-либо другое повреждение), поражающий моторную кору этого полушария (а значит, левую половину тела), нередко захватывает и область, связанную с анозогнозией. Иногда это странное игнорирование половины тела может и не сопровождаться параличом. В таких случаях пациенты просто ведут себя так, будто все, что находится слева от вертикальной оси тела, перестало существовать. Они забывают двигать левыми конечностями. При ходьбе у них волочится левая нога. Они причесывают волосы только на одной стороне головы. Иногда (в той мере, в какой это возможно) они даже забывают одевать половину своего тела. Это расстройство представляет собой одну из форм так называемого одностороннего пространственного игнорирования. Одностороннее пространственное игнорирование может касаться только левой половины тела, но может и распространяться на все, что расположено в одной половине поля зрения, обычно также левой. Пациенты, страдающие этой формой игнорирования, судя по всему, не видят или не осознают ничего, что находится по левую сторону от них. Они оставляют еду нетронутой на левой половине тарелки, не замечают людей, которые подходят к ним слева, поворачиваются только направо. Если их просят нарисовать часы, они обычно изображают искаженный циферблат, в котором цифры располагаются только справа, а левая половина не прорисована.


В результате некоторых повреждений мозга люди перестают замечать половину окружающего мира и игнорируют все, что находится с одной стороны (обычно слева) от центральной линии поля зрения. Справа показаны результаты попыток пациента, страдающего этим расстройством, воспроизвести рисунки, показанные слева.

Эта “однобокость” обычно распространяется даже на воображение. Если попросить пациента закрыть глаза и представить себе путь по знакомой улице, он сможет по памяти описать здания, стоящие справа, но даже не упомянет те, что стоят на левой стороне. Единственный способ добиться от такого пациента, чтобы он описал другую сторону улицы, состоит в том, чтобы попросить его мысленно развернуться и пойти в обратную сторону18. Люди, страдающие этим расстройством, как будто ничего не видят слева от себя, но это нечто иное, чем обычная слепота. Та часть их мозга, которая отвечает исключительно за поступающую от глаз зрительную информацию (первичная зрительная кора), остается у них неповрежденной, и сканирование мозга показывает, что она обрабатывает зрительную информацию совершенно нормально. Слепота возникает на более высоком уровне обработки информации, на котором она превращается из простых сигналов в мысленные представления.

Люди, страдающие этим расстройством, не думают: “Я не вижу ничего, что находится слева”. Все, что находится слева, для них просто не существует, и думать об этом они не могут. Человек с “нормальной” левосторонней слепотой может компенсировать слепоту половины поля зрения, поворачивая голову и тело так, чтобы видеть находившиеся по левую руку предметы, но при одностороннем пространственном игнорировании человек никогда не чувствует потребности так делать. Такие люди обычно начинают читать каждую строчку с середины страницы, и продолжают это делать, даже если становится ясно, что текст, читаемый таким способом, превращается в бессмыслицу. Им просто не приходит в голову, что слева вообще есть на что смотреть.


Когда испытуемый обращает внимание на другую половину поля зрения, мозговая активность перемещается из одного полушария в другое. Слева показан мозг человека, смотрящего на объект слева от себя (активируется правое полушарие), справа — мозг человека, смотрящего на объект справа от себя (активируется левое полушарие).

Одностороннее пространственное игнорирование легче понять, если рассматривать его как нарушение внимания — неспособность мозга сознательно воспринимать часть окружающего мира. Нас не может огорчать нехватка того, чего мы не осознаем. Видимо, именно поэтому пациенты так легкомысленно пренебрегают своим расстройством. В очень невысокой степени пространственное игнорирование свойственно всем. В поле зрения любого здорового человека есть слепое пятно, соответствующее участку сетчатки, где из глаза выходит зрительный нерв. В этом месте нет светочувствительных нейронов, поэтому попадающий туда свет в принципе не может регистрироваться мозгом. В итоге на нашем поле зрения имеется довольно большое слепое пятно, угловой диаметр которого составляет 5-6°. Когда мы смотрим на что-либо двумя глазами, слепое пятно одного из них перекрываются с областью, видимой для другого. Но если закрыть один глаз, то недалеко от середины поля зрения возникает участок, в пределах которого мы ничего не видим.

В этом можно убедиться, посмотрев одним глазом на один из плюсов, напечатанных под этим абзацем. Если, глядя правым глазом на левый плюс, расположить книгу на расстоянии вытянутой руки, а затем постепенно приближать ее к себе, настанет момент, когда правый плюс исчезнет. Однако это не создает у нас сознательного ощущения частичной слепоты. Наше поле зрения кажется нам сплошным, включающим всю страницу, просто второго плюса на ней как будто нет.


Фокусники иногда используют знания о слепом пятне, чтобы обманывать с его помощью зрителей. На самом деле такие трюки работают только прямо перед носом, потому что на большем расстоянии слепое пятно слишком легко компенсируется за счет другого глаза, чтобы на его месте можно было что-то спрятать. Кроме того, фокусники мастерски умеют отвлекать внимание зрителей от того, что нужно скрыть, вызывая у них своего рода временное пространственное игнорирование.

Некоторые формы пространственного игнорирования возникают из-за повреждений теменной доли, где располагаются наши внутренние карты собственного тела и окружающего мира. Результатом таких повреждений могут быть своего рода концептуальные ампутации. Другие формы этого недуга связаны с нарушениями концентрации внимания и вызываются повреждениями лобных долей, поясной коры (расположенной внутри глубокой щели, разделяющей полушария) и отвечающих за управление движениями участков базальных ганглиев. Пространственное игнорирование может быть связано с так называемым ориентированием — аспектом концентрации внимания, выражающимся в том, что мы машинально поворачиваемся в направлении привлекающего наше внимание стимула. Как и многие другие бессознательные процессы, ориентирование контролируется преимущественно правым полушарием. Специализация правого полушария на ориентировании определяется, в частности, его способностью обращать внимание на правую или на левую часть поля зрения. В связи с этим повреждения левого полушария обычно не вызывают одностороннего игнорирования, связанного с ориентированием. Левое же полушарие, по-видимому, обращает внимание исключительно на правую часть поля зрения, поэтому повреждения правого полушария могут приводить к тому, что человек начинает игнорировать все, что происходит по левую сторону. В этом, по-видимому, состоит одна из причин того, что люди с правополушарными травмами гораздо чаще страдают односторонним пространственным игнорированием, чем люди с левополушарными травмами.

Крайняя форма анозогнозии проявляется в непризнании собственной полной слепоты. Это расстройство называют синдромом Антона — Бабинского. Пациенты, страдающие им, ничего не видят, но, судя по всему, живут в полностью воображаемом визуальном пространстве.

На другом конце спектра подобных расстройств располагаются легкие формы игнорирования, в той или иной степени свойственные многим из нас. Рассеянный профессор, не замечающий, что на нем носки разного цвета, муж-трудоголик, однажды обнаруживающий, вернувшись домой, что жена от него ушла, безответственный должник, как будто не замечающий растущую гору счетов: все это примеры сенсорного игнорирования, возможно, имеющего неврологическую основу.

Точно так же, как склонность воспринимать скорее формы, чем цвета, может быть связана с избытком нейронов, чувствительных к формам, и недостатком чувствительных к цветам, рассеянность профессора может быть связана с недостатком нейронов в области мозга, связанной с заботой о своем теле, и избытком в области, связанной с решением абстрактных задач. У трудоголика также может быть недостаток каких-то нейронов или нейромедиатора (возможно, окситоцина), обеспечивающего стимуляцию области мозга, ответственной за привязанность к дому и семье. У человека, погрязшего в долгах, может быть понижена активность лобных долей, где, возможно, также не хватает нейронов. Особенности поведения этих людей напрямую связаны с особенностями их восприятия.

Если неоднократно напоминать им, такие люди обычно начинают обращать внимание на то, чем обычно пренебрегают, точно так же как людей, страдающих слабыми формами левополушарного игнорирования, можно приучить обращать внимание на “пустую” сторону поля зрения, неоднократно давая им задания из серии “похлопайте в ладоши”. Выражение “войдите в мое положение” есть нечто большее, чем фигура речи. Но без неоднократных напоминаний профессор едва ли начнет обращать больше внимания на свои носки, чем требуется, чтобы их снимать и надевать, и трудоголик едва ли станет уделять жене больше внимания, чем потребуется, чтобы уговорить ее вернуться. Большинству из нас не свойственно прилагать ощутимые усилия к изменению своего взгляда на мир, и с течением времени свойственное нам игнорирование нередко лишь закрепляется. Наши представления о воспринимаемом мире могут быть гораздо более адекватными, чем у людей, страдающих синдромом Антона — Бабинского. Но в чем-то все мы похожи на них.

<<< Назад
Вперед >>>

Генерация: 6.184. Запросов К БД/Cache: 3 / 1
Вверх Вниз