Книга: Неандертальцы

Глава четвертая. Пробуждение человеческого духа

<<< Назад
Вперед >>>

Глава четвертая. Пробуждение человеческого духа


Уложив на каменную подушку труп умершего старика, неандертальцы, члены его группы, провожают покойника в загробный мир погребальным пиршеством. Рисунок воссоздает сцену похорон, которые состоялись 40, а может быть, и больше тысяч лет назад: в 1908 году во французской пещере Ла-Шапель-о-Сен была найдена могила со скелетом старика, каменной подушкой и обломком кости, которая осталась от куска туши. Это и другие захоронения, хранящие следы обрядов, свидетельствуют, что неандертальцы задумывались над тем, что такое жизнь и что такое смерть

Порой, словно от прикосновения к потайной кнопке, завеса прошлого раздвигается, и перед нами возникает замечательный пример свершений человека, неожиданных для столь давнего времени: жилище викинга на Ньюфаундленде, великолепные индейские храмы в тропических джунглях Центральной Америки, изготовленные человеком орудия в геологических пластах древностью в два миллиона лет. Изучение неандертальцев принесло немало таких нежданных и поразительных открытий. Поколения антропологов, твердо знавших, что неандертальцы были примитивны, а потому не склонных видеть в них истинных людей, вновь и вновь к величайшему своему изумлению сталкивались с доказательствами обратного. В настоящее время следующие одно за другим открытия показывают, что эти древние люди заслужили честь считаться авангардом человечества, ибо они положили начало многим видам деятельности и верованиям, которые принято считать исключительно человеческими. У неандертальцев возникло такое абстрактное понятие, как понятие о "загробной жизни". Они заботились о стариках и калеках. Они пытались воздействовать на свою судьбу с помощью магических ритуалов. И не исключено, что они сделади первые робкие шаги в области искусства и символических обозначений. Короче говоря, создается впечатление, что это были первые люди, демонстрировавшие полную гамму тех особенностей поведения, которые принято считать слагаемыми человеческой натуры.

Из разнообразных данных, указывающих на вполне человеческие обычаи неандертальцев, наиболее полно подтвержден и легче всего истолковывается тот факт, что они погребали своих умерших. Смерть - самая жестокая жизненная реальность, завершающая долгую борьбу за выживание и благополучие. И она причиняет горе не только человеку: многие животные словно бы испытывают что-то вроде скорби, когда смерть настигает их близких. Например, имеется много сообщений о том, что слоны стараются оживить умирающего члена стада и даже пытаются бивнями поднять его на ноги. Но только человек способен предвидеть смерть заранее, признавая ее неизбежность, страшась ее, не желая смиряться с ней, призывая на помощь веру в загробную жизнь. Погребение мертвых является, в частности, выражением такой веры.

Более полувека после открытия неандертальцев никому и в голову не приходило, что у них мог существовать погребальный ритуал. Первый неандерталец, открытый в пещере в Неандертале, почти наверное, был там похоронен членами своей группы, хотя в 1856 году, когда были найдены его кости, ни один человек этого даже не заподозрил. Две окаменелости, обнаруженные в Спи в 1885 году, также были останками людей, в свое время погребенных; по-видимому, над их телами жгли костры - быть может, чтобы победить холод смерти. Но опять-таки никто даже не предположил, что в Спи найдено древнее захоронение. Затем в 1908 году в пещере Ла-Шапель-о-Сен обнаружилось совсем уж явное свидетельство неандертальского погребального обряда. Археологи наткнулись там на древнего охотника, который был тщательно уложен в неглубокую выемку. На его груди лежала нога зубра, а выемку заполняли разбитые кости животных и кремневые орудия. Все эти разнообразные предметы просто напрашивались на то, чтобы в них усмотрели снаряжение и съестные припасы для жизни за могилой - ведь очень многие народы на заре истории погребали мертвецов с едой, оружием и всякой утварью. Тем не менее специалисты и на этот раз не сумели сделать вывода, который сейчас представляется очевидным.

Но свидетельства продолжали накапливаться. В 1912 году в Ла-Ферраси, неподалеку от Ла-Шапель-о-Сен, были найдены еще две неандертальские могилы. Археологи, проводившие раскопки, писали: "В основании мустьерского слоя нам удалось обнаружить две небольшие выемки, 70 сантиметров в ширину и 30 сантиметров в глубину, правильной полусферической формы, несомненно тщательно выкопанные в подлежащем красновато-желтом гравии и заполненные смесью примерно в равных долях черной земли из мустьерского очага над ними и подлежащего гравия... Нет никаких сомнений, что это были специально вырытые могилы... Это совершенно ясно доказывает существование похоронного ритуала. В прошлом подобная возможность оспаривалась. Однако данные раскопки не оставляют никаких сомнений в наличии такого ритуала".

Раскопки в Ла-Ферраси длились много лет, и полный отчет о них был опубликован только в 1934 году. Эта небольшая пещера, по-видимому, служила своего рода семейным кладбищем. Всего там было найдено шесть неандертальских окаменелостей - останки мужчины, женщины, двух детей лет пяти и двух младенцев. Еще несколько выемок, как будто служивших могилами, ничего не содержали - то ли кости полностью разрушились, то ли трупы были вырыты каким-нибудь животным вроде пещерной гиены. В могиле мужчины лежали кремневые отщепы и обломки костей, а над его плечами и головой был положен плоский камень. (Чтобы защитить его? Чтобы помешать ему вернуться к жизни?) Женщина была погребена в позе плода в утробе матери - ноги согнуты в коленях и притянуты к груди. Возможно, они были связаны полосками кожи до того, как наступило окостенение. Скорченная поза обнаружена во многих неандертальских захоронениях. Быть может, она объяснялась какими-то религиозными верованиями.

Обычай связывать мертвых, чтобы они не могли вернуться и причинить вред живым, существовал у многих первобытных племен. Однако некоторые специалисты полагают, что такая поза придавалась трупу просто для того, чтобы сэкономить силы - выкапывать выемку в скалистом грунте с помощью каменных или деревянных орудий было нелегко, а для согнутого мертвеца требуется могила поменьше, чем для вытянутого во весь рост.

Наиболее загадочная могила в Ла-Ферраси находилась в глубине пещеры. Там череп и скелет ребенка были найдены в выемке с несколько покатым дном... но их разделяло расстояние почти в метр. Череп был прикрыт треугольной известняковой плитой, на нижней стороне которой имелись круглые углубления - возможно, какие-то символические знаки. Почему голова была отделена от туловища? Аббат Буиссонни, французский специалист по первобытным культурам, высказал предположение, что ребенка растерзал дикий зверь и голову нарочно поместили в верхней части выемки, чтобы в загробной жизни она могла спуститься по наклонному дну и воссоединиться с туловищем. Это всего лишь догадка, но за столь странным расположением останков, несомненно, должна скрываться какая-то причина.

С годами, по мере того как обнаруживались все новые неандертальские захоронения, начала вырисовываться еще одна, и очень важная, загадка. Она касается не значения конкретных погребальных обрядов, а вопроса о том, кто эти обряды совершал. Почти каждое неандертальское захоронение на западе Европы связано с определенным типом каменных орудий - так называемым типом кинаферраси. Но это лишь один из четырех основных типов, которые, по мнению Франсуа Борда, признанного знатока неандертальских орудий, существовали на западе Европы. Кроме типа кинаферраси (характеризующегося большим числом отщепов-скребел) имеется зубчатый мустьерский (большое число зазубренных, или зубчатых, орудий), типично мустьерский (хорошо обработанные остроконечники) и мустьерско-ашельский (весьма разнообразный инвентарь, включающий многочисленные рубила). Борд считает, что эти четыре принципиально разных инвентаря составляют разные культуры и созданы разными группами, обитавшими примерно в одной географической области, но почти не соприкасавшимися друг с другом. Однако ни в одном захоронении вместе с костями не лежали орудия зубчатого типа. Ни одна окаменелость не была окружена орудиями мустьерско-ашельского типа. Может быть, в загробную жизнь верили только носители культуры кина-ферраси? Но такой вывод вовсе не обязателен, ибо, как полагают специалисты, погребение было не единственным обрядом, открывавшим путь в загробный мир. Борд, например, полагает, что представители других культур могли укладывать своих покойников на площадках вне пещер, оставляя их на волю стихий, или втаскивали их на деревья, как до сих пор делают некоторые племена, ведущие первобытный образ жизни. Или они могли сжигать трупы - превосходное разрешение проблемы выкапывания могилы в мерзлом грунте. Все эти и многие другие способы погребения прекрасно сочетаются с верой в загробную жизнь.


Под плач матери неандерталец-отец кладет последний из трех жертвенных кремней в могилу их ребенка во французской пещере Ла-Ферраси. Эта своеобразная круглая могила, на которую затем бугром насыпали землю, соседствовала еще с восемью. Неизвестно почему их расположили тремя аккуратными рядами по три в каждом. Хотя остальные восемь были пусты, когда их обнаружили в 1909 году, возле них археологи нашли еще пять скелетов, лежавших в выемках, - по-видимому, эта неглубокая пещера служила местом погребения

Но каков бы ни был ответ на эту европейскую загадку, в любом случае другие неандертальцы по всему миру тоже хоронили своих умерших. Далеко на востоке Европы, в крымском гроте Киик-Коба, в 1924 году были найдены останки двух неандертальцев. В одной выемке находился скелет годовалого ребенка: он лежал на боку с согнутыми ногами. Этот скелет сохранился плохо, так как позднейшие обитатели пещеры вырыли яму для своего очага прямо над могилой и, сами того не подозревая, сместили кости. В метре от ребенка был похоронен мужчина, который также лежал на боку с согнутыми коленями. Тело было ориентировано по направлению восток-запад: точно так же, как останки в Спи и пять из шести окаменелостей в Ла-Ферраси. Возможно, такое положение как- то связано с восходом (или заходом) солнца.

Начало 30-х годов ознаменовалось открытием великолепной серии неандертальских окаменелостей на склоне горы Кармель (см. стр. 22). На площадке у входа в пещеру Мугарет-эс-Схул в неглубоких могилах были погребены пятеро мужчин, две женщины и трое детей. У всех ноги были согнуты так сильно, что подошвы касались ягодиц. Однако другие признаки какого-либо ритуала отсутствовали - за одним поразительным исключением: сорокапятилетний мужчина прижимал к груди челюсти огромного кабана. Был ли он убит этим кабаном? Или челюсти представляли собой охотничий трофей, долженствовавший показать духам, которых ему предстояло встретить в загробной жизни, что перед ними - великий охотник?

Такое же двойное толкование допускает и захоронение, найденное еще дальше, на восток, в горах Узбекистана. Там в 1938 году пещера Тешик-Таш вернула миру останки погребенного в ней неандертальского мальчика. Его могилу, правда, разорил какой-то зверь, но она сохранила интригующие признаки погребального обряда. Шесть пар козлиных рогов, все еще соединенных костью, были вкопаны в землю вокруг могилы, образуя грубое подобие кольца. Некоторые специалисты утверждают, что рога просто служили орудием для копания, однако кольцевое расположение скорее указывает на ритуальную роль. Но что бы ни означали эти рога, они свидетельствуют о замечательной охотничьей сноровке неандертальцев: ведь преследовать по кручам горных козлов, на редкость осторожных и стремительных животных, - дело очень нелегкое.

Наиболее же поразительным оказалось неандертальское захоронение, обнаруженное в 1960 году в пещере Шанидар среди суровых Загросских гор на севере Ирака. Там Ральф Солецки (Колумбийский университет) в ходе раскопок обнаружил девять неандертальцев, часть которых, по-видимому, погибла при обвале свода пещеры. В самой ее глубине, в слое древностью около 60 тысяч лет, он нашел могилу охотника с проломленным черепом.

Солецки послал образцы грунта, взятые из могилы и рядом с ней, в лабораторию французского Музея Человека. Там палеоботаник Арлетт Леруа-Гуран исследовала их на пыльцу растений, рассчитывая получить сведения о климате и растительности того времени. Но получила она сведения, которых не ожидал никто. Количество пыльцы в могиле превосходило всякое вероятие. Но что самое удивительное, кое-где она была в комочках, причем рядом с несколькими комочками сохранились даже остатки некоторых частей цветка. Ни птицы, ни животные, ни ветер не могли занести столько пыльцы в глубину пещеры. Вне всяких сомнений, могилу забросали охапками цветов члены группы, к которой принадлежал . умерший. Леруа-Гуран полагает, что труп неандертальского охотника был уложен на подстилку, сплетенную из сосновых веток и разных цветов, после чего, вероятно, сверху его укрыли цветами.

Исследование пыльцы под микроскопом показывает, что она принадлежала многим видам ярко окрашенных цветов, родственных васильку, алтею розовому, гадючьему луку кистистому и крестовнику. Некоторые из этих растений современные жители Ирака используют как лекарственные средства. Быть может, и неандертальцы знали, что цветы обладают целебными свойствами, и клали их в могилу для того, чтобы обеспечить погибшему охотнику здоровье в загробной жизни. А может быть, ими двигали те же чувства, которые побуждают современных людей убирать цветами могилы и могильные памятники.

Неандертальцы, по всей вероятности, ощущали ценность жизни много острее, чем любое другое живое существо до них, - ведь погребальные обряды в конечном счете знаменуют стремление продолжить существование человека. Погребение как бы утверждает, что какой-то важнейший компонент человеческой жизни - назовите его душой или еще как-нибудь - не поддается гибели и продолжает существовать после смерти где-то еще в некой иной форме.

Растущее ощущение ценности жизни отражается не только в погребальных обрядах, но и в том, как неандертальцы обходились с искалеченными или состарившимися членами группы. Мужчина из Ла-Шапель-о-Сен, например, умер в возрасте, по неандертальским меркам, весьма преклонном. Его скелет показывает, что он был буквально скрючен артритом и не мог участвовать в охоте. Даже ел он, по-видимому, с трудом, так как потерял все зубы, кроме двух. Живи он в более ранние времена, его, вероятно, ожидала бы голодная смерть, едва группа перестала получать от него пользу. Однако неандертальцы, судя по всему, не следовали этой безжалостной логике. Его близкие бескорыстно делились с ним пищей и, возможно, даже предварительно ее разжевывали, чтобы она была мягче.

На то, что неандертальцы заботились о калеках, указывают окаменелости и в Шанидаре. Некоторые из найденных там костей принадлежали сорокалетнему неандертальцу, который, очевидно, был убит камнем, сорвавшимся со свода пещеры. Изучение его скелета позволило установить, что до своей случайной гибели он владел только левой рукой. Правая рука и плечо у него были недоразвиты - возможно, врожденный дефект. И, несмотря на столь значительную физическую неполноценность, он достиг почтенного для неандертальца возраста. Его передние зубы были стерты сильнее, чем обычно, - так, словно он жевал предназначенные для одежды шкуры животных, чтобы размягчить их, или же постоянно придерживал зубами те или иные предметы, компенсируя слабость правой руки.

Однако тот факт, что неандертальцы находили в своем обществе место для стариков и калек, еще не означает, что они являли собой идеал доброты и пылали самоотверженной любовью к ближним своим. Раскопки их стоянок приносят немало данных, которые свидетельствуют о проявлениях более темных сторон человеческой натуры. Например, одна из окаменелостей, найденных в Схуле, хранит следы смертельной раны, нанесенной копьем. Острие деревянного копья, давным-давно сгнившего, пробило головку бедра и вертлужную впадину и вошло в полость таза этого мужчины.

Другое свидетельство насилия человека над человеком дают окаменелости Шанидара. Одно из ребер неандертальского скелета, найденного в этой иракской пещере, имеет глубокую борозду, оставленную каким-то оружием - вероятно, деревянным копьем. Острие вонзилось в грудь и, возможно, повредило легкое, но охотник все-таки выжил: кость хранит признаки заживления. Самый первый неандерталец из пещеры в Неандертале тоже был в свое время тяжело ранен и навсегда остался калекой: его левый локоть был так изуродован, что он не мог согнуть руки даже настолько, чтобы коснуться собственного рта. Но нанес ли ему эту рану человек или зверь, навсегда останется неизвестным.


Неандертальцы в скорби кладут на тело умершего васильки, гадючий лук и алтей времен ледниковой эпохи. Четверо мужчин, отойдя в сторону, вспоминают о его храбрости и ловкости. Останки этого человека были раскопаны в иракской пещере Шанидар в 1960 году, но только после анализа древней почвы выяснилось, что в неандертальских похоронах какую-то роль играли цветы. Образцы почвы содержали пыльцу цветков, и анализ выявил свидетельства того, что покойник лежал на толстой подстилке из сосновых веток

Дейл Стюарт (Смитсоновский институт) заметил интересное сходство между ранами трех мужчин из Схула, Шанидара и Неандерталя: все они находятся на левой стороне тела. А эта сторона особенно уязвима, когда оба противника праворуки.

В том, что неандертальцы иногда убивали друг друга, ничего особо неожиданного нет. Пожалуй, более неожиданны те многочисленные свидетельства, которые показывают, что они ели друг друга. В 1899 году в Крапине (нынешняя Югославия) археологи нашли изуродованные останки примерно 20 неандертальцев - мужчин, женщин и детей. Черепа были разбиты на мелкие куски, кости рук и ног расколоты вдоль (предположительно, чтобы извлечь костный мозг), а следы обугливания наводили на мысль, что мясо жарилось. В 1965 году в пещере Ортю, во Франции, был обнаружен еще один склад обугленных и разбитых человеческих костей. Они были смешаны с костями животных и пищевыми отбросами, словно какие-то древние обитатели этой пещеры не делали различий между человеческим мясом и мясом северного оленя или бизона.

Некоторые антропологи считают, что причиной каннибализма в Крапине и Ортю был просто голод. Они высказывают предположение, что группа неандертальцев, не отыскав никакой другой дичи, решала, что на худой конец можно недурно пообедать и соседями.

Однако такой вывод не согласуется с результатами исследований Стэнли М. Гарна и Уолтера Д. Блока (Мичиганский университет), которые рассматривали проблему каннибализма с чисто практической точки зрения: насколько питательно человеческое мясо. Как вычислили эти два антрополога, съедобная мышечная масса мужчины весом в 50 килограммов дает при отсутствии непроизводительных потерь около четырех с половиной килограммов полезного белка - не слишком выгодная пища по сравнению с мясом мамонта или зубра.

В исторические времена голод приводил к каннибализму очень редко. По таким первозданным причинам, как недоедание или кровожадность, он почти не практиковался: причины его носили ритуальный характер. У некоторых племен существовало убеждение, что, отведав плоти врага, человек обретает особую силу и мужество. Иногда, согласно некоторым авторитетным свидетельствам, убивший верил, что таким образом он препятствует духу своей жертвы возвращаться в мир живых и терзать его, или же родичи убитого вкушали его плоть, считая, что это поможет им отомстить за него. Но как бы то ни было, свирепая бойня в Крапине и в Ортю, когда, по-видимому, убивали всех подряд, ничем не напоминает связанные с каннибализмом ритуалы исторического времени.

Впрочем, намек на современный ритуал можно усмотреть в остатках древнего каннибальского пиршества, которые были обнаружены возле реки Соло на острове Ява в гравийно-песчаных отложениях, возраст которых превышал 100 тысяч лет - и, возможно, намного. Археологи нашли там одиннадцать черепов, но никаких признаков скелетов, кроме двух берцовых костей. Лицевые кости всех черепов были полностью раздроблены, причем не было найдено ни единой челюсти и ни единого зуба.

Такое отделение головы от туловища уже можно считать свидетельством какого-то ритуала. Но еще более многозначительно расширение большого затылочного отверстия, расположенного у основания черепа. Диаметр этого отверстия, через которое спинной мозг соединяется с головным, составляет около четырех сантиметров. У всех солойских черепов, за исключением двух, затылочное отверстие было заметно расширено с помощью каких- то каменных или деревянных орудий, которыми били по его краям. В случаях исторически засвидетельствованного каннибализма затылочное отверстие нередко расширялось, чтобы удобнее было извлечь головной мозг.

Правда, не все специалисты считают, что между каннибализмом и расширением затылочного отверстия обязательно существует прямая связь. Некоторые племена и в новое время хранили черепа в качестве трофеев или как почитаемые реликвии, оставшиеся от умерших. При очистке черепа большое затылочное отверстие расширялось, чтобы легче было удалить мозг, который, однако, никто не ел. Впрочем, сомнительно, чтобы эти яванские черепа были свято хранимыми реликвиями, поскольку лицевые кости у них у всех отломаны и по меньшей мере один мужчина был убит ударом, проломившим затылочную кость.

Неандертальские черепа без каких-либо следов скелета археологи находили не только в Азии, но и в Европе, что породило гипотезу о всемирном неандертальском культе черепов. Один такой череп, принадлежавший пяти-шестилетнему ребенку, был найден в пещере на склоне Гибралтарской скалы. Отсутствие там других человеческих костей навело на мысль, что это мог быть трофей или реликвия. Сходные окаменелости были обнаружены во время раскопок возле немецкого города Эрингсдорфа - челюсть взрослого мужчины, останки десятилетнего ребенка и череп женщины. Женщине было нанесено несколько сильных ударов по лбу, ее голова была отделена от туловища и, как у солойских черепов, затылочное отверстие было расширено. Хотя некоторые специалисты полагают, что эти черепа могли приобрести свой необычный вид из-за естественных причин - в зубах гиены, под тяжестью породы и так далее, еще один череп из пещеры Монте-Чирчео в Италии как будто разрешает все сомнения.

Монте-Чирчео представляет собой известняковый холм на полуострове километрах в девяноста к югу от Рима. Согласно греческой легенде, именно там находилось жилище Цирцеи, прекрасной, но жестокой дочери Аполлона, которая превращала попавших к ней мореходов в животных - избежать этой судьбы удалось лишь Одиссею. В римские времена гора Монте-Чирчео стала модным морским курортом, и на ее склонах среди цветущих кустов еще видны развалины античных вилл. В XX веке развитие туризма привело к тому, что в недрах горы было обнаружено неандертальское святилище.

В 1939 году владелец одной приморской гостиницы затеял ее перестройку, чтобы справиться с наплывом туристов. Когда рабочие, расширявшие строительную площадку, срезали известняковый склон примерно в пяти метрах над уровнем моря, они обнаружили вход в грот. По-видимому, оползень закрыл его еще в глубокой древности, и грот сохранился в той первозданной неприкосновенности, о какой мечтает всякий археолог. Хозяин гостиницы и его приятели проползли на четвереньках по узкому проходу, который вел в грот, куда нога человека не ступала 60 тысяч лет. Грот оказался таинственным святилищем: свет фонарей озарил неглубокую выемку возле дальней стены. Там в кольце из камней лежал череп.

В дальнейшем исследования показали, что череп принадлежал неандертальцу, убитому ударом в висок. И большое затылочное отверстие опять-таки было расширено. Это обстоятельство в совокупности с кольцом из камней ясно указывало на какой-то обряд.

Обложенный камнями череп в гроте Монте-Чирчео мог означать что угодно. Например, у некоторых новогвинейских племен охотников за головами существовал следующий обычай: после рождения ребенка надлежало убить мужчину, члена другого племени, отец или дядя новорожденного должны были обезглавить жертву и расширить затылочное отверстие для извлечения мозга, который полагалось запечь с саго (богатой крахмалом сердцевиной некоторых пальм) и съесть. За этим обрядом стояло глубокое убеждение, что ребенку нельзя дать имя без ритуальной церемонии, связанной с мозгом человека, чье имя известно (анонимная жертва для этого не годилась). Столь кровопролитный ритуал настолько чужд европейской культуре, что его объяснение, несмотря на свидетельства очевидцев, кажется невероятным. А будь в распоряжении исследователя только череп и остатки саго, он вряд ли сумел бы дать им правильное истолкование. Другими словами, хотя строить гипотезы по поводу обряда, совершенного некогда в недрах Монте-Чирчео, никому не возбраняется, разгадать его сущность нам, пожалуй, труднее, чем охотнику с Новой Гвинеи понять, зачем на современных верфях при спуске на воду нового судна о его нос разбивают бутылку шампанского.

Погребальные обряды и ритуальный каннибализм неандертальцев, возможно, составляют лишь ничтожную долю культовых церемоний, скрытых от нас завесой времени. Практически у всех известных первобытных народов существовали особые верования и обряды, связанные с главными моментами человеческой жизни, а потому логично предположить, что нечто подобное имелось и у неандертальцев. Например, рождение ребенка могло рассматриваться не просто как обычное биологическое явление. Вполне возможно, что у неандертальцев существовали обряды, охранявшие мать, освящавшие вступление ребенка в жизнь, определявшие его имя, обеспечивавшие удачу в жизни. Другие вероятные поводы для ритуальных церемоний - достижение зрелости, посвящение в охотники, брак или выбор вождя. Тяжелая болезнь также могла сопровождаться попытками заручиться помощью богов или изгнать злых духов из тела больного. Ну, и конечно, наибольшую потребность в обряде вызывала смерть.

Антропологи не сомневаются, что у неандертальцев, как и у современных охотничье-собирательских племен, были ритуалы, связанные с охотой. Удача или неудача на охоте равно затрагивала всех членов группы независимо от пола и возраста. Было крайне важно, чтобы дичь не переводилась и чтобы мужчины-охотники возвращались с добычей целые и невредимые. Но в их мире не существовало никаких гарантий. Охотники получали раны и травмы. Долгое ненастье мешало выслеживать дичь и означало голод. Стада животных терпели ущерб от эпизоотий, или от того, что увеличивалось число хищников, или от других экологических причин. Неведомые силы, действовавшие где-то за горизонтом, внезапно изменяли пути миграций животных, и стада таинственно исчезали.

До эпохи неандертальцев все подобные несчастья, вероятно, воспринимались, как нечто неизбежное и неподвластное человеку. Но неандертальцы, по- видимому, пытались управлять скрытыми силами, от которых зависело, будет охота удачной или нет. У них, насколько можно судить, существовала какая-то охотничья магия. Об этом, в частности, свидетельствует находка в так называемой Пещере Ведьм к западу от итальянского города Генуи. В глубине пещеры, почти в полукилометре от входа, неандертальские охотники бросали комки глины в сталагмит, напоминающий какое-то животное. Место, где находился сталагмит, показывает, что ни игрой, ни тренировкой меткости это быть не могло. Раз для подобного занятия люди забирались так далеко в пещеру, вернее будет предположить, что они вкладывали в свои действия какой-то магический смысл.

В 1970 году Ральф Солецки обнаружил в одной ливанской пещере признаки культа оленя. Там около 50 тысяч лет назад какие-то неандертальцы рассекли тушу лани, разложили куски мяса на специально уложенных камнях и посыпали их красной охрой. Охра почти несомненно символизировала кровь - кровь земли, так сказать. Обряд этот скорее всего применялся как ритуальный или магический способ воздействия на жизнь и смерть всех оленей.


Пустые глазницы черепа, окруженного кольцом камней в особой нише, устремлены на неандертальскую семью, которая поместила его туда. Быть может, череп был символом почитаемого духа, который охранял живых. Его нашли в пещере на склоне итальянской горы Монте-Чирчео. Он лежал лицом вниз и, судя по его положению, мог упасть с вертикально установленной палки. Естественное отверстие у основания было расширено, возможно, чтобы извлечь и съесть мозг в ритуальных целях

Однако самым знаменитым примером охотничьей магии неандертальцев остается культ медведя, открытый немецким археологом Эмилем Бехлером в пещере Драхенлох, в которой он вел раскопки с 1917 по 1923 год. Эта пещера, расположенная в Швейцарских Альпах на высоте без малого двух с половиной тысяч метров, уходит глубоко в недра горы. Передняя ее часть, очевидно, иногда служила неандертальцам временным жилищем. Много дальше от входа Бехлер нашел сложенный из камней кубический "ларь" с гранями, равными примерно метру. Сверху он был закрыт большим плоским камнем. Внутри лежало семь медвежьих черепов, повернутых мордами ко входу в пещеру. Исследуя пещеру дальше, Бехлер обнаружил в нишах по стенам еще шесть черепов. Рядом с некоторыми лежали кости конечностей, однако выяснилось, что они не во всех случаях были костями того же медведя, что и череп. Одна такая кость была засунута под скуловую дугу - совершенно очевидно, что сделать это мог только человек. Находка в Драхенлохе оказалась не единственной. В Регурдю на юге Франции прямоугольная яма, прикрытая каменной плитой весом почти в тонну, хранила кости более двадцати медведей. Предметом этого культа был вымерший теперь вид Ursus spelacous, так называемый пещерный медведь - могучий зверь с широкой грудью, который был массивнее гризли и имел в длину от кончика носа до хвоста почти три метра. Быстрый и сильный пещерный медведь вел себя куда менее предсказуемо, чем любое стадное травоядное. Приспособившись к суровым условиям ледниковой эпохи, он зимовал в пещерах, а с наступлением теплых месяцев бродил по крутым склонам густо поросших лесами европейских гор.

Опираясь на то, что нам известно о поведении медведей, а также о приемах медвежьей охоты у некоторых современных народностей, мы можем нарисовать в воображении бой неандертальцев с пещерным медведем. Вообразите себе пятерых-шестерых охотников, которые на исходе февраля поднимаются в горы. Время года обеспечивает им определенные преимущества - разбуженный медведь будет ошеломлен светом и несколько утратит обычную ловкость, да и долгая голодовка во время зимней спячки поубавила у него силы. Тем не менее этой силы достанет, чтобы сокрушать черепа, ломать деревянные копья и расшвыривать людей, словно пушинки.

Охотники знали расположение всех пещер в здешнем краю и несколько недель обследовали их, выясняя, какие звери в них зимуют. Разведка никакой опасности не представляла: ведь достаточно бросить в пещеру горящий сук или камень и послушать, кто зарычит - лев, гиена, медведица с медвежатами или медведь. Охотник, который в конце концов отыскал медведя, больше его на этот раз тревожить не стал, а поспешил вернуться на стоянку. Но теперь он и его товарищи шли прямо к медвежьему логову - сквозь лесные чащи, мимо замерзших потоков, по крутым гребням, где ветер вздымает снежные вихри, унося их в небо или далеко вниз, на самое дно долины.

Охотники добираются до пещеры после полудня. Снег теперь сверкает особенно ярко, и можно рассчитывать, что его блеск ослепит разъяренного зверя, когда он выбежит из темноты на свет. Двое охотников укладывают на уступе над пещерой тяжелые камни и становятся так, чтобы было удобнее бросать их вниз. Остальные собирают сосновые сучья и зажигают их от тлеющих углей, которые принесли для этого с собой, уложив их в ямку, выдавленную в большом комке глины.

И вот наступает решительный миг. Охотники одну за другой всовывают в пещеру пылающие ветки. Из мрака доносится злобный рык, который сменяется фырканьем. Со стуком катятся камни - это вскочил медведь, готовый к бою. Справа и слева от входа стоят охотники, держа копья наготове. Два их товарища на уступе поднимают двадцатикилограммовые валуны. Внезапно из клубов дыма, заполнившего пещеру, с ревом, оскалив страшные зубы, выскакивает медведь. Первый валун пролетает мимо и катится вниз по склону, но второй обрушивается на загривок зверя и сбивает его с ног. Он тотчас вскакивает, однако за это краткое мгновение четыре деревянных острия успевают поразить его. Они красны от крови. Медведь, оглушительно рыча, встает на задние лапы. Рядом с ним охотники кажутся карликами. Широкая лапа ударяет по копью, ломает его, как спичку, и медведь с молниеносной быстротой набрасывается на безоружного охотника и зажимает в пасти его локоть. Даже рычание не может заглушить треск ломающихся костей. Остальные охотники наносят отчаянные удары по огромной голове, целясь в глаза и уши. Но вот острие, искусно направленное в шею, разрывает артерию, и зверь, разжав пасть, оседает на землю, потому что жизнь стремительно покидает его тело вместе с кровью.

Охотникам остается разделать тушу и унести мясо на стоянку. Через месяц-другой, когда кончится период спячки и зимние логова опустеют, они отнесут череп убитого медведя в священный каменный тайник. До пещеры, где он находится, немало километров, но, как гласит легенда, их прародитель давным-давно убил там первого пещерного медведя.

Медвежьи кости в неандертальских каменных ларях были не просто трофеями, вроде шкур и голов, украшающих кабинеты современных охотников за крупной дичью. Если известные примеры охотничьей магии могут служить аналогией, неандертальцы отнюдь не тешили свое тщеславие, а преследовали куда более серьезные цели. Ритуалы, связанные с медведем, все еще существуют - во всяком случае, существовали до самого последнего времени - у ряда охотничьих народов, обитающих по всему северу от Лапландии и Сибири до арктической глуши Нового Света. Некоторые сибирские племена почитали медведя как мифического первого человека и просили у животного прощения перед тем, как его убить. Иногда же медведи считались посредниками между людьми и духами, властвующими над землей. Охотники-айны на севере Японии ловили медвежонка и почти год обходились с ним, как с почетным гостем (иногда женщины даже кормили его своим молоком), а затем в середине зимы подросший медвежонок после долгой церемонии приносился в жертву и мужчины пили его кровь, пока главный шаман возносил молитвы духу-созидателю. По поверью айнов дух принесенного в жертву медведя возвращался в лес и сообщал лесным богам, хорошо ли его привечали. Если он остался доволен, лесные боги сделают так, чтобы на следующий год охота была хорошей.

Разумеется, можно только догадываться, почему неандертальцы убивали пещерных медведей и хранили их черепа в каменных ларях, однако представляется логичным, что тут играли какую-то роль верования, касавшиеся действия вселенских сил. Разумеется, эти верования были не столь сложны, как у современных охотников-собирателей. Но в любом случае несомненно, что неандертальская охотничья магия - как и остальные неандертальские обряды - не возникла разом в уме какого-то первобытного сверхгения. Верования, породившие эти обряды, зарождались как наивные попытки осмыслить те или иные явления и набирали силу очень постепенно на протяжении десятков тысяч лет.

Логика подсказывает, что искусство, один из чудеснейших цветов человеческого духа, зарождалось примерно таким же образом и, по всей вероятности, тоже в эпоху неандертальцев, потому что кроманьонцы, которые утвердились на планете за 35 тысяч лет до нашей эры, были уже настоящими художниками, создателями наскальных рисунков, скульптур и несравненной пещерной живописи.

Естественно, что от всех видов первобытного искусства до нас могло дойти только изобразительное. Если у неандертальцев существовала музыка, она утрачена безвозвратно. Неандертальцы могли быть прекрасными певцами и даже изобретательными танцорами - танцы служили важной формой самовыражения у всех охотничьих народов. Однако то немногое, что нам известно о неандертальском изобразительном искусстве, указывает на крайне низкий уровень его развития.

Неандертальцы иногда использовали такие природные пигменты, как красная и желтая охра или окись марганца. Их находят на неандертальских стоянках истолченными в порошок и в виде тонких палочек, которыми явно терли по мягкой поверхности вроде человеческой кожи или шкуры животного. Возможно, перед охотой или схваткой с враждебной группой неандертальские мужчины разрисовывали свое тело и даже покрывали его определенными узорами, которым приписывалась магическая сила поражать врагов страхом, отводить глаза дичи или еще как-то обеспечивать успех предприятия. Но до нас не дошло ни единого рисунка, ни единого узора, сотворенного с помощью этих красок, - если, конечно, такие рисунки и узоры действительно существовали.


Уложив разрубленную тушу оленя на каменное ложе, неандертальские охотники пляшут вокруг и посыпают мясо красной охрой - буровато-красным природным пигментом, цвет которого напоминает кровь. В ливанской пещере неподалеку от Бейрута среди кремневых орудий - наконечников, ножей и ручных рубил - были обнаружены комочки охры, которые навели археологов на мысль, что уже 60 тысяч лет назад духовное развитие достигло той стадии, когда люди, следуя сложившимся верованиям, пытались обеспечить себе удачу на охоте с помощью особых обрядов

Что касается других форм изобразительного искусства, то от времен неандертальцев не осталось ничего, хоть отдаленно напоминающего осмысленный рисунок или скульптуру. В их культурных слоях не найдено ни одного просверленного зуба, который мог быть частью ожерелья - очень распространенного украшения у охотников, включая кроманьонцев. Однако существуют кое-какие дразнящие воображение намеки на то, что неандертальцы начинали ощущать изобразительные возможности, заложенные в некоторых материалах. В пещере Тата (Венгрия) найден кусок слоновой кости, которому была придана овальная форма, после чего его отполировали и покрыли охрой. В пещере Пеш-де-Лазе на юге Франции какой-то неандерталец просверлил дыру в кости животного - возможно, она служила своего рода амулетом. В другой французской пещере, Арси-сюр-Кюр, найдены две причудливые окаменелости морских животных, назначение которых непонятно - как предметы искусства они довольно-таки убоги, но, вместе с тем, неясно, для какой утилитарной цели они могли служить.

Не менее загадочны и кое-какие намеки на символическое обозначение предметов и явлений, которое много позднее становится основой письменности. На нескольких галечных камнях в пещере Тата есть борозды, которые могли нести символический смысл. Бычье ребро из пещеры Пеш-де-Лазе с одной стороны покрыто царапинами, расположенными попарно и непохожими на следы, которые оставил бы каменный нож при срезании мяса с кости. Возможно, кто-нибудь царапал по ребру от нечего делать, без всякой задней мысли, но ведь символические изображения должны были из чего-то возникнуть, и они, несомненно, уже существовали 30 тысяч лет назад, когда кроманьонцы изготовляли примитивные календари.


Глубоко в недрах Швейцарских Альп неандертальские охотники в дымном свете факелов опускают голову пещерного медведя в каменный ларь так, чтобы она, как и шесть уже лежащих там голов, была обращена мордой к входу в пещеру. Возможно, черепам приписывалась какая-то магическая сила. Ныне вымерший пещерный медведь, свирепый зверь, величиной превосходящий гризли, вряд ли рассматривался просто как источник мяса - тем более, что вокруг хватало куда более легкой добычи, - и вероятно, охота на него велась главным образом в культовых целях

Все предположительные образцы изобразительного искусства неандертальцев настолько зачаточны и робки, что их не всегда удается распознать, но первый шаг на любом поприще - самый трудный. Насколько известно, до неандертальцев не существовало никаких намеков на искусство или символику, и разумеется, им неоткуда было узнать, какое замечательное будущее ждет эти средства выражения, - тем не менее они оказались способны положить определенное начало и этому. Подобные первые шаги, как и в религии и в магии, свидетельствуют о пробуждении любознательного, ищущего человеческого духа. Во времена неандертальцев человеческая натура еще только слагалась, но ее основные черты уже выявились достаточно четко.

<<< Назад
Вперед >>>

Генерация: 1.166. Запросов К БД/Cache: 0 / 0
Вверх Вниз