Книга: Вселенная

Глава 44 Свобода выбора

Глава 44

Свобода выбора

Стоит нам увидеть, как ментальные состояния могут давать физические эффекты, как возникает вопрос: «Кто отвечает за эти ментальные состояния?». Совершаю ли выбор я сам, то есть моё эмерджентное «я»? Или я просто марионетка, и мои движения обусловлены взаимодействиями моих атомов, подчиняющихся законам физики? В конце концов, есть ли у меня свободная воля?

В некотором смысле мы обладаем свободной волей. В некотором смысле мы свободной волей не обладаем. Какой смысл «правилен» — предлагаю вам решить самостоятельно (если вы считаете, что обладаете способностью принимать решения).

Типичный аргумент против свободной воли достаточно прост: все мы состоим из атомов, эти атомы подчиняются закономерностям, которые мы именуем законами физики. Эти законы позволяют полностью описать эволюцию системы, причём на атомном уровне это описание совершенно не зависит от каких-либо внешних воздействий. Если информация сохраняется с течением времени, то всё будущее Вселенной уже написано, пусть мы его пока и не знаем. Квантовая механика прогнозирует будущее не с определённостью, а с той или иной вероятностью, но сами по себе эти вероятности абсолютно фиксируются актуальным состоянием Вселенной. Квантовый демон Лапласа мог бы с уверенностью сказать, какова вероятность любой версии истории будущего, причём никакая человеческая воля не могла бы изменить эту вероятность. Не остаётся места для человеческого выбора, а значит, не существует и свободной воли. Мы — просто материальные объекты, подчиняющиеся законам природы.

Несложно заметить, где этот аргумент нарушает наши правила. Разумеется, не существует феномена «свободная воля», когда мы берёмся описывать человека как совокупность атомов или как квантовую волновую функцию. Однако в данном случае мы не узнаем, играет ли всё-таки данная концепция полезную роль, когда мы описываем человека именно как человека. Вполне очевидно — да, играет. Даже самые закоренелые противники свободной воли постоянно говорят о случаях из повседневной жизни, когда выбор приходится совершать им или другим людям, хотя впоследствии и пытаются преуменьшить их значение, оговариваясь: «Хотя, конечно, выбор как концепция на самом деле не существует».

Тем не менее выбор как концепция существует, и без этого было бы по-настоящему сложно описать человека. Допустим, вы старшеклассник, желающий учиться дальше, и вас приглашают в несколько университетов. Вы смотрите сайты этих университетов, ездите по кампусам, говорите со студентами и преподавателями каждого университета. Затем выбираете один вуз из многих. Каким образом удобнее всего описать такое событие, которое произошло в макромире? Это описание неизбежно будет включать формулировки вроде «вы сделали выбор» с упоминанием причин этого выбора. Если бы вы были примитивным роботом или генератором случайных чисел, то, возможно, другой способ рассуждения был бы лучше. Но при рассуждении о людях было бы натянуто и контрпродуктивно отказываться от дискурса, учитывающего выбор, независимо от того, насколько хорошо мы понимаем законы физики. В философской литературе такая позиция называется компатибилизм, она связана с совместимостью базовых детерминистских (или как минимум обезличенных) научных описаний с макроскопическим дискурсом, учитывающим выбор и волю. Компатибилизм, основы которого заложил ещё Джон Локк в XVII веке, — это наиболее популярный подход к свободной воле среди философов-профессионалов.

С такой точки зрения скептики, сомневающиеся в наличии свободной воли, допускают следующую ошибку: они небрежно смешивают несочетаемые дискурсы. Вы выходите утром из душа, идёте к шкафу и размышляете, какую рубашку надеть: чёрную или синюю? Это решение, которое вам необходимо принять, и вы не можете просто взять и сказать: «Я совершу действие, которое так или иначе детерминировано атомами моего организма». Атомы будут вести себя как обычно, но вы не знаете, как именно, поэтому их свойства абсолютно нерелевантны для того решения, которое вам придётся принять. Сформулировав вопрос на уровне «вы» и «ваш выбор», нельзя в той же ситуации заговаривать об атомах и законах физики. Оба упомянутых дискурса можно использовать, но смешивать их — нонсенс.

* * *

Вероятно, вы готовы признать, что океаны и температура реальны, пусть они и ни разу не упоминаются среди основных составляющих Базовой теории. Однако вы уже не столь охотно будете придерживаться подобной логики, рассуждая о свободной воле. В конце концов, способность совершать выбор — не просто макроскопическая совокупность множества микроскопических элементов; это принципиально иной феномен. Если он отсутствует в нашем наилучшем исчерпывающем описании природы, почему полезно учитывать его в макроскопическом «человеческом» дискурсе?

Ответ связан со стрелой времени. В главе 8 мы говорили о нашем эпистемическом доступе к прошлому — воспоминаниях, а также о том, что не имеем такого доступа к будущему. Дело в том, что существует особое ограничивающее условие — Гипотеза прошлого, согласно которой сразу после Большого взрыва энтропия была очень низкой. Это важнейшая информация о прошлом, позволяющая нам фиксировать прошлое таким способом, который неприменим к будущему. Темпоральная асимметрия обусловлена распределением материи во Вселенной в макромасштабе; аналога такой асимметрии нет в самой Базовой теории.

Свойства текущего момента значительно влияют на наши знания о прошлом и будущем, причём роль этого влияния сложно переоценить. Когда какое-либо свойство настоящего подразумевает (с учётом Гипотезы прошлого и при прочих равных условиях) ту или иную информацию о прошлом — это воспоминания; когда свойство настоящего что-либо подразумевает о будущем — это причина какого-либо эффекта, который совершится в будущем. Небольшие различия в состоянии человеческого мозга, соотносимые с различными действиями тела, обычно лишь пренебрежимо коррелируют с состоянием Вселенной в прошлом, но могут значительно влиять на те или иные варианты развития событий в будущем. Вот почему в наилучшем макроскопическом описании мира прошлое и будущее трактуются настолько по-разному. Мы помним прошлое, а наш выбор влияет на будущее.

Демон Лапласа не различает такого дисбаланса; он совершенно чётко видит всю историю мира. Но никто из нас — не демон Лапласа. Никому не известно точное состояние Вселенной, а если бы оно и было известно, то у нас не было бы необходимых для прогнозирования вычислительных способностей. Неизбежная реальность неполноты наших знаний и есть та причина, по которой удобнее рассуждать о будущем, упоминая выбор и обусловленность.

Популярное определение свободной воли формулируется как «способность поступить иначе». Можно утверждать, что в мире, подчиняющемся объективным законам, такой возможности не существует. Будущее определяется законами физики и проистекает из квантового состояния элементарных частиц, слагающих меня и окружающую среду. Однако в реальном мире мы не знаем такого квантового состояния. У нас есть неполная информация: примерные данные о конфигурации наших тел и некоторые представления о ментальных состояниях. Если мы располагаем только неполной информацией — а другой у нас нет, — вполне понятно, почему мы всегда можем поступить иначе.

* * *

Тут скептики, сомневающиеся в наличии свободной воли, могли бы нам возразить, что отстаиваемый здесь тезис не имеет со свободной волей ничего общего. Мы просто переопределяем эту концепцию, вкладывая в неё совершенно иной смысл, возможно, потому что попросту трусливо отказываемся признавать безрадостную реальность мёртвого космоса.

Меня совершенно не смущает безрадостная реальность мёртвого космоса. Но важно исследовать наиболее точные и полезные способы рассуждения о мире на всех релевантных уровнях.

Честно говоря, некоторые определения «свободной воли» решительно выходят за рамки, приемлемые для поэтического натуралиста. Существует так называемая либертарианская свобода. Она не имеет ничего общего с политической идеей либертарианства и свободных рынков. Нет, согласно такой позиции человеческая деятельность привносит во Вселенную фактор неопределённости; люди не подчиняются объективным законам физики, а обладают выраженной способностью самостоятельно определять своё будущее. Этот факт отрицает возможность существования какого-либо демона Лапласа, который мог бы знать всё о будущем ещё до того, как оно наступит.

Нет причин считать, что либертарианская свобода действительно является элементом реального мира. Прямых доказательств такой точки зрения не существует, и она противоречит всему, что нам известно о законах природы. Чтобы либертарианская свобода воплотилась в реальности, человек должен был бы преодолевать законы физики одной силой мысли.

Поэтический натуралист считает, что у нас есть два очень разных способа описания мира: физический и человеческий. Эти описания связаны с разными наборами концепций, но всё-таки их прогнозы о событиях, происходящих в мире, согласуются друг с другом. Либертарианец считает, что верный способ рассуждения о человеке приводит к таким прогнозам, которые несовместимы с известными законами физики. Нет необходимости столь радикально корёжить наши представления о реальности лишь для того, чтобы примириться с фактом, что в повседневной жизни мы то и дело совершаем выбор.

В 1980-е годы физиолог Бенджамин Либет поставил знаменитый эксперимент: он измерял активность мозга у людей, собиравшихся двинуть рукой. Кроме того, добровольцы смотрели на часы и могли в точности сказать, когда именно приняли решение двигаться. Результаты экспериментов, по-видимому, свидетельствовали о том, что перед тем, как испытуемый осознавал своё решение, в мозге наблюдался характерный всплеск активности. Сформулирую острее: по-видимому, какая-то часть мозга уже успевала принять решение до того, как об этом догадывался сам человек.

Эксперимент Либета и разнообразные последующие эксперименты были восприняты противоречиво. Некоторые считают, что эти эксперименты доказывают отсутствие свободной воли, поскольку наше сознание, очевидно, немного запаздывает по отношению к принятию решений. Другие сомневались в технической части эксперимента: на самом ли деле тот сигнал, который измерял Либет, соответствовал принятию решения, а также насколько точно испытуемые указывали момент, в который было принято их решение.

Если вы признаете, что мир в основе своей является физическим, то ничто из экспериментов Либета или его последователей не должно существенно повлиять на ваши представления о свободной воле. Вы бы и так не поверили в либертарианскую свободную волю, а эти эксперименты никак не влияют на чье-либо отношение к компатибилизму. Мозг — запутанное место, в глубине мозга постоянно функционируют многочисленные мелкие подсистемы, лишь иногда попадающие в зону сознательного внимания. Бесспорно, иногда мы принимаем решения неосознанно, например, когда управляем машиной или поворачиваемся на бок во сне. Также бесспорно, что другие решения, например написать книгу или включить в эту книгу обсуждение нисходящей причинности, по сути своей являются сознательными. Существуют увлекательные развёрнутые вопросы о том, как именно работает наш мозг, и эти вопросы заслуживают внимания, но ни один из них не меняет основной истины: все мы — совокупности элементарных частиц, взаимодействующих в соответствии с законами Базовой теории. При этом о нас вполне можно рассуждать как о людях, принимающих решения.

* * *

Если вы согласны с универсальной применимостью законов природы и, следовательно, отрицаете наличие либертарианской свободы, то спор между сторонниками и противниками компатибилизма может показаться несколько скучным. В принципе мы одинаково воспринимаем происходящее: элементарные частицы подчиняются законам физики, а в макромасштабе человек делает выбор — поэтому вопрос о том, собираемся ли мы называть такой выбор «свободной волей», не кажется первостепенным.

Эта проблема перестаёт быть чисто академической, когда мы сталкиваемся с феноменами вины и ответственности. Наше законодательство, во многом помогающее нам сориентироваться в социуме, зиждется на идее о том, что человек в целом отвечает за свои действия. Крайняя степень отрицания свободной воли, идея «ответственности», не менее проблематична, чем идея свободной воли. Как мы можем доверять людям или обвинять их, если они не властны над собственными действиями? А если не можем, то какова роль наказания или вознаграждения?

Поэтические натуралисты и другие сторонники компатибилизма не сталкиваются с такими вопросами, поскольку признают реальность человеческих желаний и, следовательно, без труда приписывают человеку ответственность или вину. Однако бывают и не столь однозначные случаи.

Мы считаем реальной собственную способность делать выбор, поскольку такие представления наилучшим образом описывают то, что нам известно о макромире. Однако в некоторых случаях кажется, что мы лишены такой способности, или она, по крайней мере, притупляется. Хорошо известен случай анонимного пациента из Техаса, у которого возникла опухоль мозга после операции, сделанной ради облегчения эпилепсии. После образования опухоли у пациента появились признаки синдрома Клювера–Буси. Эта болезнь бывает у макак-резусов, но очень редко поражает людей. Среди её симптомов — гиперфагия (чрезмерный аппетит и прожорливость) и гиперсексуальность, в том числе компульсивная мастурбация.

В конце концов пациент стал скачивать из Интернета детское порно, за что его и арестовали. На суде нейрохирург Оррин Девински свидетельствовал, что на самом деле пациент не контролировал своих действий, поскольку был лишён свободной воли. С точки зрения Девински, его тяга к скачиванию порнографии полностью объяснялась эффектами хирургического вмешательства и совершенно не контролировалась пациентом. Суд не согласился и признал мужчину виновным, хотя тот и получил относительно мягкий приговор. Один из аргументов против подсудимого заключался в том, что на работе ему удавалось воздерживаться от просмотра порнографии, то есть он в некоторой степени контролировал свои действия.

В данном случае важно не то, в какой степени конкретный пациент утратил способность к осознанному выбору, а сам факт, что такое возможно. Вопрос о том, как это может отразиться на наших представлениях о личной ответственности, — не академический, а реальный и насущный.

Если наша вера в свободную волю основана на идее о том, что «действующее лицо, совершающее выбор», является элементом наилучшей теории человеческого поведения, которая у нас есть, то существование более исчерпывающего представления, обладающего большей прогностической силой, могло бы подорвать эту веру. Учитывая, как быстро совершенствуется нейрофизиология, прогнозирующая наши действия без отсылки к нашим желаниям, будет всё менее приемлемо считать людей самостоятельными агентами, обладающими свободной волей. Предопределение постепенно превратится в категорию реального мира.

Однако такое кажется маловероятным. Большинство людей сохраняют определённую самостоятельность и свободную волю, не говоря уж о сложности когнитивных функций, из-за чего практически невозможно спрогнозировать человеческие поступки. Существуют пограничные области — так, очевидное угнетение человеческой воли происходит при наркозависимости, а ведь есть ещё и опухоли, и травмы мозга. Основы этой научной дисциплины ещё далеко не устоялись, множество важных исследований только предстоит провести. Однако представляется несомненным, что наши идеи о личной ответственности должны основываться на максимально полных представлениях о работе мозга, каких мы только можем достичь, и мы должны быть готовы уточнить эти идеи, как только этого потребуют новые данные.