Книга: ЧЕЛОВЕК И НООСФЕРА

Заключительная фаза антропогенеза

Заключительная фаза антропогенеза

Появление запретов и прежде всего принципа «не убий!», зачатков морали имело глубочайшие последствия. Начала изменяться сама организация стада неоантропов. Оно стало превращаться в первобытный род, племя, начали возникать новые общественные отношения. Постепенно изменился весь характер процесса развития — бурный переходный период начал сменяться относительно стабильным режимом, если пользоваться языком теории управления. Чем же характеризовался этот период заключительной стадии антропогенеза?

Если род (или пока еще стадо) начинает брать под свою коллективную защиту всех своих членов, то это меняет весь характер внутривидовой борьбы. Может быть, «рыцарские бои» за самку сохраняются еще достаточно долгое время, но в них постепенно угасает первобытная ярость, и они уже не выводят подавляющее количество самцов из сферы брачных отношений. В этих условиях внутривидовая борьба неизбежно начинает затухать, а поэтому постепенно сходит на нет и один из основных факторов биологической эволюции — естественный отбор. Принцип «не убий!» таким образом неизбежно приводит к прекращению индивидуального развития организмов. Точнее сказать, замедляет на много порядков скорость процесса изменения организмов.

Тем не менее развитие человека и человечества продолжается. Однако теперь оно происходит не столько в индивидуальной, сколько в общественной сфере, в сфере развития общественных структур. Появляются все новые и новые формы общественной организации неоантропов. И теперь они уже начинают подвергаться отбору. Естественный отбор из сферы индивидуальной переходит в сферу общественную.

Занимая одну и ту же экологическую нишу, наши предки, конечно, конкурируют между собой. Роды и племена, организация и трудовые навыки которых более приспособлены к данным конкретным условиям жизни, вытесняют менее приспособленных. И последнее постепенно сходят со сцены или принимают организационные и трудовые навыки своих победителей.

Таким образом, все компоненты дарвиновской триады — изменчивость, наследственность и отбор — продолжают действовать и определять новый тип эволюционного развития. Более того, в новых условиях общие темпы развития непрерывно ускоряются. Но все это происходит уже в другом ключе. Отбор переносится на новый уровень — уровень организации общественной жизни.

Примечание. В основе моего изложения следующая схема: биологическая эволюция — бифуркация — общественное развитие. Подобная схема, конечно, очень груба. Прежде всего сам процесс перестройки (бифуркации) был достаточно длительным и неоднозначным. Да и закончился ли он? Может быть, мы уже втянулись в новую бифуркацию? Может быть, процессы развития Человека гораздо сложнее и существуют связи между биологическим развитием и общественным?

Мы их не знаем, и, может быть, их нельзя игнорировать. На это уже указывают некоторые факты. Пример тому — акселерация, которая происходит в развитых странах. В будущем эти связи могут возрасти еще больше. Одним словом, здесь еще много нерешенных проблем, которые стоят не только перед антропологами, но и социологами и физиологами. И предлагаемая схема рассуждений может служить известным ориентиром для подобных изысканий.

Вполне возможно, что в течение четвертичного периода существовало несколько видов австралопитековых, которые не выдержали борьбы с более приспособленными представителями человекообразных и были вынуждены покинуть привычные места обитания — тропический лес. Сходные условия, одинаковые исходные посылки определили, вероятно, и сходные пути развития. Искусственные орудия, труд, быстрое развитие интеллекта — все это привело, я думаю, и к сходным формам стадного образа жизни.

Одним словом, можно думать, что параллельно шло развитие нескольких близких форм гоменид. Наука, правда, не дает для этого утверждения необходимых и достаточно надежных подтверждений. Но, несмотря на то, что оно носит чисто гипотетический характер, вероятность его справедливости мне представляется достаточно высокой. Во всяком случае, такое утверждение не только не противоречит логике процессов развития, но и подсказывается ею. Заметим, что подобные предположения многократно высказывались и видными антропологами.

Вместе с тем гораздо менее вероятным, практически неправдоподобным кажется противоположная позиция — о полной тождественности истории развития всех «изгнанных из леса» австралопитеков. Появление «избранных» кроманьонцев лишь одна из веточек того могучего дерева, которое почти полностью ушло в небытие.

Предположим на время, что около трех миллионов лет назад только один вид человекообразных был вынужден переселиться из леса в саванну. Даже в этом случае, в свете закона о дивергенции видов, в силу относительной замкнутости областей обитания (экологических ниш), трудностей перемещения и общения и т. д. у различных групп австралопитеков должны были бы возникнуть необратимые расхождения признаков. В этих условиях новый вид или совокупность видов не могли не появиться. Кроме того, особенности жизни порождали, конечно, существенные различия и в поведении стад этих человекообразных, в их навыках и традициях. В организации замкнутых сообществ гоменид просто не могли не наметиться серьезные расхождения. Даже если популяции пралюдей практически не отличались друг от друга в биологическом отношении, как сегодня, например, не отличаются друг от друга люди, живущие в разных частях света, в организации общественной жизни, вероятно, быстро утвердилось значительное разнообразие. А в сфере производственной деятельности, в трудовых навыках и опыте не могла не возникнуть глубокая стратификация.

Как бы там ни развивались события в действительности, на определенной стадии антропогенеза, когда основные экологические ниши уже оказались занятыми, внутри вида (или видов) антропоидов не могла не разгораться жесткая борьба за существование. Но борьба эта шла не между отдельными индивидуумами, как это было в прошлом, а между отдельными стадами, родами, племенами. И в этой борьбе решающую роль играла общественная организация. Именно она определяла технологию производства, в том числе и боевого инвентаря, дисциплину членов коллектива, умение хорошо ставить и выбирать общие цели, подчинять их достижению дикий первобытный темперамент и т. п. Все эти обстоятельства и стали, по-видимому, решающими в отборе кандидатов на звание предков Homo sapiens.

Таким образом, не интеллект сам по себе, а вся организация общественной жизни, способная проявить его возможности, оказалась сферой действия отбора. Выжили и сделались родоначальниками Человека, может быть, и не самые умные и талантливые. Очень жесткий отбор по качествам организации сохранил такую популяцию гоминидов, которая в наибольшей степени отвечала условиям биосферы, складывавшимся на планете в преддверии голоцена. Это был естественный процесс образования устойчивых структур — типичное проявление синергетизма.

Я думаю, что интеллект (Разум) сам по себе вряд ли оказал сколько-нибудь значительное воздействие на формирование общественных структур. Во всяком случае, оно им не контролировалось, и процесс носил стихийный характер. На начальном этапе развития человека возникновение тех или иных организационных форм, тех или иных запретов, как и сама внутривидовая борьба, было типичным явлением самоорганизации. Кроме того, процесс эволюции носил отнюдь не прямолинейный характер. Роды и племена, отставшие в силу каких-то причин в своем развитии и вытесненные из своих угодий более сильным конкурентом, могли оказаться в более трудных, но тем не менее более благоприятных условиях, стимулировавших дальнейшее развитие. Надо было лишь суметь к ним приспособиться, создать соответствующую технологию и т. п.

Если такое удавалось, то подобные роды (племена) начинали быстро прогрессировать и через десяток поколений «начисто» обгоняли своих в прошлом более сильных соперников. Другими словами, закон неравномерности стихийного развития общества действовал еще в глухие доисторические времена.

К сказанному надо добавить, что долгое время, в течение сотен тысяч лет, существовало, вероятнее всего, несколько различных типов неоантропов, конкурирующих друг с другом и в чисто биологическом плане. Иными словами, борьба за выживание у антропоидов носила сложный, комплексный характер: наряду с борьбой между различными организационными структурами первобытных сообществ, борьбой, которая, вероятно, определяла основные особенности отбора и скорость эволюции во время палеолита, имела место также и определенная биологическая разобщенность конкурирующих видов, занимавших, по-видимому, одну и ту же экологическую нишу. Это обстоятельство — совсем не маловажный фактор в становлении современного человека.

Я уже обращал внимание на то, что весь процесс самоорганизации живого мира можно излагать в контексте развития памяти. Такой подход позволяет обнаружить некоторые интересные особенности мирового эволюционного процесса. Попробуем их проследить.

На заре жизни сформировался первый способ хранения информации — генетическая память. При этом из множества ее возможных носителей — языков, которые с помощью определенного алфавита кодируют наследственную информацию, сохранился тот единственный язык, чей алфавит ныне только и используется земной жизнью: все живое на планете обладает одной и той же формой наследственной памяти.

Этот факт кажется удивительным, но он свидетельствует об особенностях отбора начального этапа развития жизни. Особенности эти были таковы, что из некоторого числа близких организационных форм генетической памяти в конечном счете сохранилась только одна. Произошло, видимо, нечто похожее на то, когда одну и ту же экологическую нишу занимают два близких вида. В подобной ситуации один из них либо погибает, либо меняет свою область обитания.

Примечание. Утверждение о единственности генетического кода сегодня уже не кажется столь бесспорным, как это было несколько лет тому назад. По-видимому, дело обстоит сложнее, чем я его здесь представляю. Код ядерной ДНК отличается от структуры белков ДНК митохондрий, которые в известных условиях также способны к размножению.

Значительно позднее появилась новая форма памяти — обучение. Ее появление знаменует начало еще одного важнейшего этапа развития процесса самоорганизации живой материи. Обучение по принципу «делай, как я!» определило возможность возникновения кооперативных сообществ у высших животных. Использование термина «кооперативное сообщество» здесь вполне уместно, ибо обозначенный им принцип обучения был, по существу, алгоритмом отыскания возможного компромисса между интересами (целями) отдельного существа и той организации — стада, популяции, — элементом которой он является.

Новую революцию, новый качественный скачок жизнь делает тогда, когда овладевает возможностью создать «искусственное», то есть новые формы неживой материи, которые без предшественников человека созданы быть не могли. Для этого требовалось развить еще одну форму памяти, без которой нельзя сохранить и накапливать постепенно приобретаемый опыт в создании средств и способов труда и совершенствовании того, что мы назвали «искусственным».

И надо заметить, что эта новая память, новая ее организация (запреты и система «Учитель»), позволяющая наилучшим образом наследовать опыт людей, наилучшим образом сочетать возможности человеческого интеллекта со способами передачи его достижений, также сохранилась в конечном итоге в единственной форме. Ее носителем сделался Homo sapiens, который в силу невозможности конвергенции имеет единственного предка — человека из Кроманьона!

Таким образом, и здесь мы сталкиваемся с тем же феноменом, что и при возникновении генетической памяти. Но теперь «единственность окончательного результата» объяснить гораздо легче. Все возможные кандидаты на место человеческого предка действительно занимали практически единственную экологическую нишу. И различия между ними носили главным образом организационный характер. Они все были близкими видами гоменидов при наличии известных биологических различий, что вносило свою лепту в характер той борьбы, которая разворачивалась между ними на планете.

Можно представить себе накал борьбы за право сделаться предком современного человека. Слабые претенденты, обладавшие худшей родоплеменной организацией и, следовательно, худшей техникой, худшими боевыми достижениями, стирались с лица Земли без остатка. Ведь каждая экологическая ниша может быть занята только одним видом. Последний эпизод этой трагедии разыгрался, вероятно, уже в почти историческое время.

Во второй половине XX века в печати было несколько сообщений о том, что останки кроманьонцев и неандертальцев найдены почти рядом (например, на Ближнем Востоке). При этом датировка возраста их останков углеродным методом давала очень близкие значения. Поэтому можно предполагать, что еще в последнюю ледниковую эпоху или накануне ее на Земле жили одновременно и кроманьонцы, и потомки неандертальцев (или другие виды гоменидов, близкие к неандертальцам). Но к началу голоцена на планете остались одни кроманьонцы.

Среди антропологов нет единства во взглядах на взаимосвязь между кроманьонцами и неандертальцами. Одни считают, и это наиболее распространенная точка зрения, что неандертальцы — это просто предшественники кроманьонцев. Другие же предполагают, что кроманьонцы и неандертальцы (во всяком случае, какие-то расы неандертальцев) — это два существовавших параллельно вида пралюдей.

И весьма важным аргументом в пользу второй гипотезы является тот факт, что датировки останков тех и других очень близки. У поздних неандертальцев — неандертальцев культуры мустье — просто не было времени превратиться в кроманьонцев, ибо морфологически они весьма далеки друг от друга.

Сторонники первой гипотезы, в свою очередь, справедливо замечают, что все известные останки кроманьонцев относительно очень молоды и что раса неандертальцев значительно более древняя. И они спрашивают — если вторая гипотеза верна, то кто же все-таки был предком кроманьонцев?

Может статься, что истина лежит где-то посредине: «классический неандерталец», живший около 100 тысяч лет тому назад, породил две близкие расы гоменидов. Одна из них в силу тех или иных особенностей обитания стала быстро эволюционировать и сделалась нашим непосредственным предком: это и были кроманьонцы. Вторая раса гоменидов оставалась весьма близкой к «классическим неандертальцам» — в дальнейшем именно этих последних мы и будем называть неандертальцами.

И те и другие уже были людьми в том смысле, в котором я употребил это слово впервые. У неандертальцев также существовала общественная организация. Как и кроманьонцы, они умели трудиться и владели огнем. И те и другие, видимо, обладали практически одинаковыми умственными способностями, которые, наверное, мало чем уступали умственным способностям современных людей.

Антропологи считают, что у людей из Неандерталя были более развиты те доли мозга, которые ответственны за агрессивность. Значит, им было труднее согласовывать атавистические устремления мужских особей разделываться с себе подобными и соотносить свои потребности и желания с потребностями всего рода или племени. Отсюда и вытекал, как мне кажется, целый ряд следствий, которые в конце концов и привели к трагическому концу историю их популяций.

Вероятно, неандертальцы гораздо хуже подчинялись общеплеменной дисциплине, а действие различных запретов было значительно менее сильным, чем у кроманьонцев. Поэтому в их ордах не могло сложиться достаточного внутреннего согласия и расположения к ближнему. В результате им не удалось создать такие цивилизации, технику, боевые организации, которые требовались для успешного противодействия кроманьонцам.

Конечно, не следует думать, что неандертальцы были буквально поголовно физически уничтожены кроманьонцами. По-видимому, история их гибели развертывалась не столь прямолинейно. Все пралюди принадлежали, в общем, к одному и тому же большому роду гоменидов, и все они, подобно собакам и волкам, могли, наверное, при известных обстоятельствах вступать в брачные отношения. И кто знает, может быть, в жилах многих современных людей течет кровь их далеких прапрабабушек, которых пощадили победители неандертальцев.

Выше я нарисовал некоторую гипотетическую картину завершения эпохи антропогенеза. Как происходил этот процесс на самом деле, сегодня узнать уже невозможно. Я полагал необходимым представить историю становления вида Homo sapiens как некоторый фрагмент естественного процесса самоорганизации материи.

Само собой разумеется, что эскиз этого фрагмента я пытался нарисовать, опираясь на те представления, которые складываются при изучении первобытного общества у специалистов в области информатики и системного анализа. Именно в этом я и видел свою задачу.

Профессионал — историк или антрополог — стал бы рассматривать этот процесс с совершенно иных позиций — он обратил бы внимание на другие его особенности. Я же хотел привлечь внимание к тем сторонам процесса становления Человека, которые отражают его синергетический характер, системность становления любых организационных структур и их неизбежную внутреннюю противоречивость.

Несмотря на то, что именно интеллект (Разум) послужил источником выделения Человека из числа других животных и поставил его над ними, окончательное формирование биологического вида Homo sapiens произошло под действием целого ряда факторов. Не исключено, что среди наших предшественников были и более умные, и потенциально более талантливые ветви гоменидов, чем та, которая породила нас и, следовательно, сами мы. Но коль скоро заключительный отбор проходил главным образом на уровне сообществ, родов и племен, то одним из решающих факторов развития становилось уже не совершенствование отдельного индивида, а особенность организации, если угодно, социальной структуры рода, племени.

Именно такой ракурс рассмотрения единого процесса самоорганизации мне необходим, чтобы иметь возможность перейти к обсуждению следующего после антропогенеза периода единого процесса развития — периода, который привел к понятию ноосферы и искусственного интеллекта.