Книга: Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства

Фасянь и путь через Малаккский пролив в V веке

Фасянь и путь через Малаккский пролив в V веке

Возможно, некоторые корабли пересекали Южно-Китайское море уже в I веке нашей эры (если не раньше), однако этот маршрут не был обычным для купцов из далеких стран. Первое достоверное описание прямого пути через море принадлежит Фасяню, буддийскому монаху, долго жившему в Индии (куда он попал из Китая по суше) и на Шри-Ланке. В 413–414 годах он возвращался в Китай морем; злоключения этого плавания занимают почти всю последнюю книгу его записок. Из них можно почерпнуть сведения о маршруте, которым двигался Фасянь, практике судоходства, обычаях и суевериях моряков. Путешествие состояло из двух этапов, разделенных пятимесячным пребыванием на острове в Юго-Восточной Азии. Оба судна, на которых он плыл, имели на борту более двухсот человек, но сами суда Фасянь не описывает, только упоминает, что по пути от Шри-Ланки до Еподи (возможно, Борнео или Ява) к их большому судну сзади было прицеплено маленькое — «на тот случай, если большое потерпит крушение».[451]

Мера предосторожности была явно недостаточная, учитывая количество людей на борту, а когда и впрямь возникла опасность, моряки решили, что в первую очередь надо спасаться самим. (Идея, что офицеры и команда в случае кораблекрушения должны жертвовать собой для спасения пассажиров, возникла относительно недавно.) Во время бури большое судно дало течь. «Торговцы бросились было к малому судну, однако люди на малом судне, боясь, что [к ним] прибудет слишком много народу, перерубили канат».

Те, кто остался на большом судне, принялись выбрасывать товары, чтобы облегчить его, однако Фасянь сберег свои книги и священные предметы. Судьба малого судна неизвестна, но спустя тринадцать дней потрепанное судно Фасяня достигло острова (возможно, одного из Анадаманских или Никобарских) в Бенгальском заливе, где матросы залатали течь, прежде чем снова выйти в море. Обычно капитан ориентировался, «наблюдая солнце, луну и созвездия», однако затянутое тучами небо заставляло его держаться ближе к побережью Малаккского полуострова, несмотря на потерю времени и больший риск встретить пиратов.

Через три месяца они «прибыли в страну, называемую [Еподи]. В этой стране иноверцы и брахманы преуспевают, а об Учении Будды нет и речи».

В мае 414 года Фасянь сел на другое судно, идущее в Гуанчжоу с началом юго-западного муссона. Плавание должно было занять «ровно пятьдесят дней», но «прошел месяц, и вдруг посреди ночи, во вторую стражу, налетел черный ураган и ливень». «Небо все темнело, и бывалые моряки переглядывались, чувствуя отклонение [от правильного пути]». Непогода длилась много недель; судно сбилось с курса и могло бы через Лусонский пролив между Тайванем и Филиппинами попасть в Филиппинское море, если бы капитан не повернул на северо-запад и привел судно к Шаньдунскому полуострову, на тысячу триста миль севернее намеченной точки.

В Бенгальском заливе буддизм Фасяня остался незамеченным, а вот на пути от Еподи попутчики обвинили его в своих бедах. «Из-за того, что взяли с собой этого буддийского монаха, и случилось такое несчастье, — говорили они. — Высадим побирушку на берег морского острова. Не стоит из-за одного человека всем нам подвергаться опасности».

От этой участи его спас некий благожелатель, пригрозив донести обо всем императору, который «тоже чтит учение Будды, как и этот странствующий монах!».

Вполне вероятно, что попутчики, обвинившие Фасяня в своих несчастьях, были из Юго-Восточной Азии, поскольку китайских купцов он упоминает лишь мельком, когда говорит, что некоторые пассажиры возвращались домой в Гуанчжоу. На эту тему молчит не только Фасянь, но и другие современные ему источники, так что напрашивается вывод: прямое участие китайцев в наньхайской торговле было незначительным, а суда по большей части принадлежали малайцам, индийцам, тямам и фунаньцам. Возможно, китайцы считали эту торговлю слишком опасной или прямой путь через Южно-Китайское море был еще относительно внове, хотя слова Фасяня, что плавание должно было занять «ровно пятьдесят дней», подразумевает, что такие рейсы совершались регулярно.

Одна из причин для освоения прямого пути от Малаккского пролива могла быть связана с распространением буддизма в Юго-Восточной Азии и Китае. Для китайцев все важнее было поддерживать связь с главными центрами буддийского учения на Шри-Ланке и в Северной Индии. Миссионеры принесли буддизм в Китай по Шелковому пути в I столетии до нашей эры, но по-настоящему эта религия укоренилась в Китае лишь тремя веками позже, примерно тогда же, когда буддийские наставники начали добираться до Цзяочжи. В III веке купцы и миссионеры открыли морской путь для распространения буддизма в Китае. Самым заметным из них был Кан Сэнхуэй,[452] сын торговца из Согдианы (на территории нынешнего Узбекистана), который попал в Китай через Индию и Цзяочжи и обратил в буддизм правителя У.

Принятие Китаем новой религии изменило и характер, и число дальних морских плаваний. Купцы по-прежнему везли предметы роскоши, но увеличилась роль культовых предметов и благовоний, а по следам Фасяня отправились ученые и переводчики. Миссии со Шри-Ланки[453] начали добираться до Китая в 405 году. На восточном побережье Малаккского полуострова южнее перешейка Кра располагалось государство Паньпань, знаменитое своими религиозными артефактами и предметами культа. В Юго-Восточной и Восточной Азии, как и в Индии, буддизм был доступен всем, не только богачам и знати. Это обеспечивало торговцам больший спрос, а значит, и прибыли, и стимул для новых путешествий. В официальной истории династии Лю Сун описывается материальная и духовная роль морских путей в Индию, Персию и Византию. Хронист описывает, что суда доставляли «ценные дары моря и гор. А также учение о поклонении владыке мира [Будде]. Малые и большие суда постоянно в пути, купцы и послы собираются для обмена».[454] От развития торговли между Востоком и Западом выигрывали и те, кто жил на пути купцов. Освоение прямого морского пути через Южно-Китайское море обрекло на упадок Фунань и другие прибрежные государства, зато другим странам оно принесло новые возможности. Так, царь Кантоли (либо на Малаккском полуострове, либо на Суматре) мечтал, что его «народ будет счастлив и богат, а число купцов и путешественников увеличится стократно»,[455] если он вступит в торговлю с Китаем.