Книга: Сознание и мозг. Как мозг кодирует мысли

Пионеры бессознательного

Пионеры бессознательного

Открытие того факта, что значительное количество умственных процессов происходит за пределами сознания, традиционно приписывают Зигмунду Фрейду (1856—1939). На самом деле это миф, по большей части самим же Фрейдом и пущенный¹. Как заметил историк и философ Марсель Гоше, «в частности, Фрейд заявляет, что до появления психоанализа разум неизменно отождествляли с сознанием, но мы вынуждены отметить, что это заявление не соответствует действительности»².

На самом деле представление о том, что значительная часть деятельности мозга происходит sub rosa (скрытно) и что сознание представляет собой лишь тонкий слой штукатурки, укрывающий разнообразные механизмы бессознательного, существовало за много десятилетий или даже столетий до Фрейда³. Еще в Древнем Риме врач Гален (ок. 129—200 гг.) и философ Плотин (ок. 204—270 гг.) подметили, что для некоторых телесных действий, например ходьбы или дыхания, внимание совсем не требуется. Значительную часть познаний в медицине эти ученые унаследовали от Гиппократа (ок. 460—370 гг. до н. э.), врача, который изучал различные болезни и имя которого стало нарицательным для медика. Гиппократ написал трактат «О священной болезни», посвященный эпилепсии; в нем он замечает, что тело внезапно выходит из-под власти хозяина, и приходит к выводу, что мозг постоянно контролирует тело и скрытно выплетает ткань нашей психической жизни:

В темные века, последовавшие за падением Римской империи, индийские и арабские ученые сумели отчасти сберечь наследие врачей античной эпохи. В XI веке арабский ученый по имени Альхазен (Ибн аль-Хайсам, 965—1040) открыл основные принципы зрительного восприятия. За несколько веков до Декарта аль-Хайсам понял, что глаз работает как камера-обскура, принимая, а не испуская свет, и предвидел множество разнообразных иллюзий, с помощью которых наше сознательное восприятие может быть обмануто⁴. Следовательно, решил аль-Хайсам, сознание не всегда держит тело под контролем. Аль-Хайсам первым заявил, что вмешательство бессознательного происходит автоматически: мы не замечаем, как мозг перескакивает к выводам, не следующим из получаемой нами сенсорной информации, и заставляет нас видеть то, чего на самом деле нет⁵. Восемьсот лет спустя физик Герман фон Гельмгольц в своей книге «Физиологическая оптика» (1867) использовал тот же самый термин — «вмешательство бессознательного», — когда описывал, как наше зрение автоматически просчитывает оптимальную интерпретацию, согласующуюся с поступающей сенсорной информацией.

Вопрос бессознательного восприятия основан на еще более глобальном вопросе о происхождении наших глубинных мотивов и желаний. За многие сотни лет до Фрейда философы — в том числе Августин (354—430), Фома Аквинский (1225—1274), Декарт (1596—1650), Спиноза (1632—1677) и Лейбниц (1646—1716) — отмечали, что действиями человека управляет множество различных механизмов, от сенсорно-двигательных рефлексов до скрытых мотивов и тайных стремлений, причем механизмы эти невозможно обнаружить с помощью интроспекции. Спиноза при этом ссылался на самые разнообразные бессознательные устремления: младенец хочет молока, жертва мечтает о возмездии, пьяница жаждет выпивки, а болтун не может удержаться от болтовни.

В XVIII—XIX веках первые неврологи находили немало доказательств повсеместного присутствия бессознательных цепочек в нервной системе. Маршалл Холл (1790-1857) первым предложил концепцию «рефлекторной дуги», посредством которой осуществляется связь между тем или иным воздействием на органы чувств и конкретной моторной реакцией; он же подчеркивал, что человек не может произвольно контролировать простейшие движения, которыми управляет спинной мозг. Вслед за ним Джон Хьюлингс Джексон (1835—1911) построил модель иерархической организации нервной системы — от ствола до коры головного мозга и от автоматических действий ко все более произвольным и осознанным. Французские психологи и социологи Теодюль Рибо (1839—1916), Габриэль Тард (1843—1904) и Пьер Жане (1859—1947) особо подчеркивали, что человек проделывает массу действий автоматически, начиная от хранения практических знаний в рабочей памяти (Рибо) и заканчивая бессознательным подражанием (Тард) и даже подсознательными целями, возникающими в раннем детстве и определяющими строй нашей личности (Жане).

Французская наука была до того прогрессивна, что, когда не чуждый амбициям Фрейд впервые опубликовал работы, которые впоследствии принесут ему славу, Жане с негодованием заявил, что Фрейд присвоил себе авторство ряда его, Жане, идей. Еще в 1868 году британский психиатр Генри Модели (1835—1918) писал, что «наиважнейшей частью работы ума, неотъемлемой основой процесса мышления является подсознательная работа разума»⁶. Другой его современник, невролог Зигмунд Экснер, работавший, как и Фрейд, в Вене, в 1899 году заявил: «Не следует говорить «я думаю» или «я чувствую», а следует говорить «оно во мне думает» (es denkt in mir) или «оно во мне чувствует» (es f?hlt in mir), — и это за целых двадцать лет до рассуждений Фрейда, опубликованных в 1923 году в книге «Я и Оно» (Das Ich und das Es).

На пороге XX века идея всераспространенности бессознательных процессов была так популярна, что великий американский психолог и философ Уильям Джеймс в своем основополагающем труде «Принципы психологии» (1890) смог прямо заявить: «Все эти факты, будучи взятыми вместе, безусловно, являются началом исследования, которое должно пролить новый свет на самые глубинные свойства человеческой природы… Они служат явственным доказательством одного, а именно того, что, когда человек говорит, будто ничего не чувствовал, мы ни в коем случае не должны воспринимать его слова как безусловное доказательство отсутствия всякого чувства, сколь бы искренен этот человек ни был»⁷. Любой человек, догадывался Джеймс, «делает массу нелепых вещей, о которых и не подозревает».

Итак, если мы возьмем в расчет все эти многочисленные наблюдения неврологов и психологов, явственно продемонстрировавших значительную роль, которую играют бессознательные механизмы в нашей жизни, вклад самого Фрейда представляется достаточно условным. Не будет преувеличением сказать, что из всех высказанных в его работе идей самые убедительные принадлежат не ему, а его собственные относятся к числу неубедительных. Сегодня нас особенно удручает тот факт, что Фрейд так и не попытался эмпирически проверить свои взгляды. В конце XIX — начале XX века зародилась экспериментальная психология, процветали новые эмпирические методы, в том числе систематический сбор данных о точной скорости реакции и связанных с ней ошибках. Но Фрейд, казалось, был вполне удовлетворен своими метафорическими умопостроениями и не испытывал потребности в серьезной их проверке. Владимира Набокова, одного из моих любимых писателей, методы Фрейда до того раздражали, что он негодующе бросил: «Пусть простаки и чернь продолжают верить, будто любые раны разума можно исцелить ежедневными припарками из древнегреческих мифов на интимное место. Меня это не волнует»⁸.