Книга: Первопоселенцы суши

Среди великого разнообразия паутинных тенет ловушки зеленой диктины, пожалуй, самые простые. Сосед и родственник этого паука, бурая тростниковая диктина, значительно усовершенствовал конструкцию силков – поднял их с листа и натянул в воздухе между сухими и зелеными ветками кустов и трав^[38].

Клейкое кружево укладывает он не прямо на лист или ветку, а на паутинки, радиально протянутые во все стороны от паутинного шалаша, сплетенного где‑нибудь в развилке сука или стебля.

Паутина тростниковой диктины, как вуалью, укрывает головку цветка

Под этой сетчатой вуалью, накинутой на головку какого‑нибудь увядшего уже цветка, висят семь или больше линзовидных коконов (в каждом 8‑18 яиц) и сидит в паутинном гнезде или на нем сам паук. У него бурая головогрудь с продольными белыми полосами, а на брюшке сложный темный рисунок.

Надо ли говорить, что все это сооружение сотворено самкой, – так было и так будет почти у всех пауков.

Но в июне самка под вуалью уже не одна: самец пришел к ней в гости, и живут они вместе в грубом шалаше со многими дверями. Сплел его самец, сразу как только пришел в гости. А потом галантно и долго ухаживал за паучихой. Где бы ни встретились они под вуалью, он сейчас же замирает перед ней, вибрируя лапками, ходит вокруг, не смея приблизиться, а лапками все трясет перед ней. Осторожно протянет их и, мимолетно коснувшись, погладит строптивую невесту. Бывает, что она ответит ему, провибрировав ножками что‑то похожее на его немой вопрос, и сейчас же убежит, безжалостно оставив его суетиться у свадебного шалаша. Он новые нити в него вплетает, но тот изящнее от этого не делается.

Но вот все чаще встречи, все интимнее диалог вибрирующих ног. Однажды паучиха не уходит, вползает в милого шалаш. Он спешит за ней. Бракосочетание состоялось.

Другие пауки рода диктина (их много в наших степях) ухаживают за самками очень похоже. Но непохоже на многих других пауков подвешивают все они паутинные гамаки для детородного вещества, плетением которых начинают свои брачные отношения с самками, – вешают их не на веточки, а у себя между ногами третьей пары.

Не похожа на нравы, господствующие на паутине, и необычная дружба или во всяком случае невраждебность между пауком и паучихой. В шатре, сооруженном самцом, они долго живут вдвоем и нередко вдвоем кидаются, убивают и едят добычу вместе. Такое редкое сотрудничество паука и паучихи найти можно и под водолазным колоколом аргиронеты‑серебрянки. Но там паук крупнее паучихи, и это очевидное преимущество, возможно, сдерживает ее природную склонность к каннибализму. Самцы атипусы тоже подолгу гостят в паучихином футляре, но согласия там нет – только равнодушное безразличие или неприкрытая тирания с обычным жутким финалом.

Цинифло – близкий родич диктин. Его высококачественные „гипюрные“ сети ищите на стенах сараев, на живых изгородях. Они не похожи ни на геометрически правильные тенета крестовиков, ни на монотонно однообразно сплетенные паутинные гамаки соседа цинифло – домового паука тегенарии. Это кружево, замысловато вязанное, тюль, шелковый гипюр вольно импровизированного плетения.

Где‑нибудь в одном месте ажурная вязь паутины узкогорлой воронкой втянута в щель на заборе – там логово паука.

Казалось бы, рыхлое кружево как ловушка менее эффективно, чем радиально решенные сети пауков‑крестовиков.

Однако осы помпилы так не считают. Их смазанные каким‑то клеефобным веществом ножки отлично скользят и не вязнут в клейких кругах крестовиков, но не в паутине, обработанной каламистром! Она гибельна для ос, и цинифло‑кружевницы без всякого страха, без малейшего колебания атакуют осу, если та по ошибке совершит посадку на их гипюрное вязание. Пауки без каламистра на задних ножках в ужасе цепенеют, как только помпил вблизи прожужжит. Или бегут в панике, прячутся, если только непонятный каталептический паралич не сковывает неподвижностью их ноги.

Цинифло этого врожденного рокового страха перед помпилами не знают. Видно, не один миллион лет кружевные сети надежно их защищают от насильственных хирургических операций.

Если у паука есть некое подобие головы, обтекаемой и темной башней танка выступающей над светлой плоскостью головогруди, – наверняка это один из цинифло^[39]. В этом роде несколько видов; нравы у них похожие и места жительства тоже. Но цинифло подобный все‑таки предпочитает раскидывать пряжу своей ажурной паутины (всегда по ночам!) на сухих стенах сараев, где‑нибудь под навесами. Собрат его с нескладным научным именем цинифло оконный – на стволах старых деревьев. А тяжеловес цинифло дикий^[40] – в углах, тенистых и сырых, у входа в пещеры и туннели. Последний темнее двух первых, почти черный, с символом неприятного предупреждения (memento mori ) сверху на брюшке – мертвая голова и кости смутно как будто бы изображены на нем. У двух первых рисунок на брюшке более безобидный – некая вроде бы геральдическая лилия.

Цинифлоподобный яйца „мечет“ в июне‑июле. Паучата, из них родясь, зимуют. Новое лето придёт и уйдёт, и они на закате его, в августе‑сентябре, отстукивают первые свои серенады. Тёмной ночью забравшись на паутину к паучихе, паук стучит по нитям брюшком и педипальпами. Барабаня, подползает все ближе к её резиденции в щели. Вдруг она выскакивает – он… удирает. Она спрячется – барабанщик опять наступает по гипюру, отстукивая серенаду. Игра в кошки‑мышки продолжается. И довольно долго.

А после её обычного финала ждать результатов игры приходится тоже долго: лишь на следующее лето, в июне‑июле, паучиха разрешится от бремени яиц. Это значит, что у пауков цинифло каждое новое поколение является в мир лишь раз в два года.

Запеленав полсотни яиц в кокон, паучиха прячет его где‑нибудь в камнях, под корой или в щели. Там же и сама сидит – караулит, пока паучата не выведутся.