Книга: Двуликий Янус. Спорт как социальный феномен. Сущность и онтологические основания

3.1. Гуманистические религиозно-политические основания спорта

3.1. Гуманистические религиозно-политические основания спорта

Гуманизм, как полагают очень и очень многие авторы, стал широким и мощным философско-просветительским, социально-культурным, религиозно-политическим движением, послужил одним из важнейших идеологических и фактических механизмов формирования спорта и спортивной науки, определяя их сущность и существование. Поэтому есть особый смысл рассмотреть не только субъективную (идейную) логику возникновения и эволюции гуманизма, но и объективную (так сказать, социально ориентированную) логику этого процесса, в частности, применительно к спортивному измерению.

Зарождение и концептуальное оформление течения гуманистической философии в виде философско-педагогической парадигмы европейской, а затем и мировой культуры произошло уже в Античности в рамках эволюции философских идей, протекавшей в следующем направлении: онтология – гносеология – антропология – социология – этико-эстетическая аксиология. Разумное первоначало («Логос» у Гераклита, «Число» у Пифагора, «Нус» у Анаксагора) у Демокрита становится разумной необходимостью-причинностью, порождающей мир культуры, мир человеческого «установления». Демокрит одним из первых связал разум с нравственными ценностями, выстраивая цепочку понятий: рациональная культура (просвещение) – осмысление (язык, имя) – социоприродная потребность – норма социальной справедливости (регуляции) – искусство.

Заложенную уже Демокритом вилку абстрактного и конкретного софисты (Протагор) гносеологически развивали в пользу конкретного, утверждая, что чувственно познающий субъект есть мера всех вещей.

Сократ непоследователен, противоречив в данном вопросе, но, даже говоря о конкретном, он постепенно сбивается в пользу абстрактного, и также, рассуждая в гносеологическом ключе, полагает, что знание уже само по себе и есть добро.

Продолжая линию Сократа, Платон уже полностью отдает приоритет над конкретным и индивидуальным всеобщему и абстрактному, переходит от идеи формирования совершенной личности к идее формирования совершенного общества, хотя и ограниченного по своим масштабам родовым, полисным устройством.

Социально-политическую, государственную всеобщность, которую Платон мыслит в качестве абсолютно справедливого и разумного начала, Аристотель оценивает как начало относительное, говоря о мере справедливого и разумного в абстрактном и всеобщем. У него нравственное воспитание человека может осуществляться лишь в справедливом государстве, основанном на благой жизни, например правителей.

Когда в императорском Риме была доказана иллюзорность даже относительной справедливости государственной власти, а разложение нравственности стало очевидным, Сенека и другие стоики продолжали строить этику на знании. Они превратили моральный идеал в идеал эстетический и ещё раз подтвердили, что все общественные связи и отношения людей зависят от субъективных желаний и рациональных соображений пользы и удовольствия конкретных, стоящих у власти лиц, индивидов. Высшая добродетель у стоиков превратилась в утонченное наслаждение своим покоем, бесстрастием, безразличием ко всему внешнему.

Но наряду со всем этим гносеологически оформленным эволюционным циклом конкретного и абстрактного, индивидуального и всеобщего, циклом, уводящим через релятивизм, понимание относительности к эстетствующей апатии, у философов Античности (прежде всего у Платона и Аристотеля) настойчиво пробивалась идея гармоничности, всесторонности человеческого развития. Но об этом в отечественной литературе и до нас написано очень много и исчерпывающе подробно. Потому мы ограничиваемся лишь указанием на линию вырождения «гимна человека», отказа от апологии гармонии его тела, разума, духа в концепциях неоплатоников, считавших, что мыслящий и моральный человек должен учиться подчинять себе своё тело путем упражнений и аскезы. Однако в бездне падения зарождаются ростки подъема: не в этом ли тезисе содержится методологический зародыш перехода к конкретной педагогической методике, характерной и для спортивной деятельности?

Бесспорно, гуманистическая философия выступает одной из наиболее существенных мировоззренческих основ современного спорта. Возможно, гуманизм служит даже его мировоззренческой базой, охватывающей практически все значимые идеи, заложенные в концепции спорта и систематически развитые Пьером де Кубертеном и его соратниками в концепции Олимпийского движения.

Все или многие указанные идеи как в капле воды уже были отражены в учениях итальянских гуманистов XV–XVI вв. Поэтому последующее развитие, расширение и углубление гуманистических идей в эпоху Просвещения, послуживших идеологической базой современного спорта, по большому счету, можно рассматривать в качестве производного явления в мировой гуманистической традиции. Соответственно, логично будет предположить, что если итальянский гуманизм эпохи Возрождения сыграл столь основополагающую роль в возникновении современного спорта, то как комплексный конкретно-исторический феномен он должен был наряду с достоинствами привнести в мировоззренческую базу спорта также и свойственные его философскому содержанию ограниченность и недостатки. Пародируя известную, исполняемую Арменом Джигарханяном песенку, можно предположить: «Если вы до гуманизма спорта падки, в прелестях ищите недостатки». А если серьёзно, то именно в двойственном, противоречивом исследовании заключается диалектический анализ гуманизма спорта.

Попробуем изложить свои соображения на данный счёт в нескольких развёрнутых тезисах о гуманистической природе современного спорта. В качестве отправного научно-философского материала используем фундаментальную монографию В. В. Соколова «Европейская философия XV–XVII веков» [Соколов В. В., 1984; с. 8–41].

Тезис первый. Общая черта мировоззрения ранних гуманистов, выраженная в «паганизации» христианского вероучения, то есть в насыщении его античными, прежде всего платоно-аристотелевскими морально-философскими идеями, сравнимо представлена и в философии современного спорта. Независимо от светского или духовного характера государственной власти функция паганизации осталась неизменной. Это внешняя модернизация вероучения с целью примирения прогрессивного оппозиционного движения с существующей верховной властью. По мнению В. В. Соколова, суть гуманистической паганизации наиболее адекватно выразил гуманист и римский папа Пий II (в миру Энео Сильвио Пикколомини): «Христианство – не что иное, как новое, более полное изложение учения о высшем благе древних» [см. там же; с. 21].

Мы полагаем, что гуманистическая паганизация спорта – это идеологическая подготовка к его использованию в политических и экономических интересах государственной власти.

Тезис второй. Антиклерикализм как вторая существенная черта мировоззрения гуманистов, так же как и антитоталитаризм спортивного гуманизма, носит не конкретный, а абстрактный характер и, как правило, выступает клапаном сброса социального напряжения, мирным выражением протеста против наиболее реакционной части существующей власти. Это суть проявления абстрактно-инвариантного механизма, позволяющего стабилизировать, сохранить и упрочить действующую государственную власть в целом.

Тезис третий. Гуманистический антропоцентризм и в философии Ренессанса и в философии спорта частично носит ущербно-фантастический характер и фактически является модернизацией принципа теоцентризма. Сначала в его основе лежала платоновская идея уподобления человека Богу. Даже когда гуманисты попытались отказаться от такого псевдоантропоцентризма, предметом их упования остались не столько бытие, благо, польза конкретного человека, сколько благо и польза всего человечества как множественности людей, как социальной тотальности. Ген-носитель такой тотальности – абстрактный человек, агент социальности представляется как единство души и тела. Единство, реабилитирующее человеческую телесность – творение Бога, доведенное до совершенства деянием Человечества.

Представляется, что в спорте указанная идея псевдоантропоцентризма доводится до наиболее полного и совершенного выражения.

Тезис четвертый. Огромная роль понятия человеческой деятельности (в части спорта – двигательной деятельности, активности, действия) обусловлена задачей обоснования социальной свободы как свободы человеческой воли и, в общем-то, не более того. Для гуманистов свободная воля соотносится с фортуной. «В отличие от фатума, выражающего власть над человеком неких абсолютных, внеземных сил, фортуна выражает понятие социальной необходимости, причудливо складывающейся в обществе развивающейся торговли и конкуренции, всё более усложняющихся отношений между людьми в условиях возрастающего отчуждения от них результатов их деятельности» [там же; с. 25].

Свобода человека в спорте есть видимая свобода волеизъявления спортсмена в рамках социальной необходимости, то есть в ситуации его жесткого включения в спортивную соревновательную деятельность при условии отчуждения большей части результатов его победы. Иными словами, – это свобода подготовки, участия и, возможно, победы в спортивных соревнованиях, что лишь частично предполагает действительную творческую свободу, самосовершенствование и самореабилитацию личности.

Тезис пятый. Ориентация гуманизма на свободу воли как «дар познавать и действовать» [см.: Ревякина Н. В., 1975; с. 70] даже сопровождалась прославлением ряда конкретных направлений творческой человеческой деятельности (художественной, государственной, военной, ремесленной). Однако это прославление, характеризующее «гуманистов как идеологов нарождающегося буржуазного общества, преодолевавшего общество феодально-застойное» [см.: Соколов В. В., 1984; с. 27] ограничивало свою конкретность лишь указанием на выбор направления жизнедеятельности и никак не касалось отдельных актов социальной деятельности конкретных людей. Абстрактный предприимчивый человек в глазах гуманистов должен был преодолеть созерцательный подход к жизни и встать на путь активной жизнедеятельности, дабы создать «царство Человека» вместо «царства Бога». Но одновременно деятельность абстрактного человека, ориентированная на творческое воплощение, развитие его не менее абстрактной природы должно расцениваться как типичное проявление идеализма. Идеализм гуманистов заставлял их сосредоточить внимание на морально-этическом проблемном поле, ограничиться в общем и целом абстрактным морализаторством.

Не этот ли идеализм и абстрактное морализаторство в современном спорте вступают в постоянный конфликт с реальными многочисленными проявлениями антигуманного отношения к здоровью и жизни конкретных спортсменов? Правда, указанный конфликт, как правило, пытаются «снять» ссылкой на свободу волеизъявления тех же спортсменов, которая, как мы уже говорили, выступает лишь суррогатом действительной социальной свободы. Можно ли называть свободой свободу выбора направления движения в тюремной камере? Посмотрите, насколько похожи на идеи Пьера де Кубертена высказывания, скажем, Петрарки, утверждавшего, что сам человек, его доблесть должны быть сильнее фортуны, что фортуна и доблесть борются за человека, что человек личными заслугами и деятельностью формирует свою личность.

Тезис шестой. Ещё полнее в философии спорта представлены гуманистические тезисы о принципиальной доброте человеческой природы и принципиальном равенстве всех людей, независимо от их рождения, социального статуса, профессиональной принадлежности. Поистине спорт есть гуманистический «мир человека». Вот только реален ли он или утопичен? Насколько равенство, обеспечиваемое правилами соревнований, близко к действительному равенству конкретно отличающихся по подготовке людей? Насколько принцип «честной игры» реализуем как проявление доброты человеческой природы в конкретных соревнованиях?

В качестве моральных принципов этические требования воплощать в спортивной деятельности идеалы мира, дружбы, любви, человечности, толерантности, несомненно, декларируются. Но все они, как и у итальянских гуманистов, подчинены подчеркнутому стремлению к достижению общественного блага как высшей цели человеческих стремлений. Например, Бруни, вслед за Аристотелем, подчеркивал органическую необходимость общества, «социальности для гармоничного развития и существования человеческой личности» [см. там же].

Тезис седьмой. К счастью, гуманизм эпохи Возрождения строился не только на морально-этических основаниях. В конкретизации своих положений гуманизм итальянцев базируется прежде всего на гносеологических и методологических вопросах. Например, Лоренцо Валла аристотелевский принцип поиска высшего счастья в созерцательности критикует с позиций человеческой чувственности, противопоставляя абстрактному счастью конкретное удовольствие от физической и интеллектуально-духовной деятельности. Мы специально останавливаемся на указанном тезисе автора трактата «О наслаждении», поскольку эти мысли близки и понятны любому опытному спортивному тренеру. А какой спортсмен не испытывает радость и наслаждение от усталости и ломоты мышц после насыщенной и результативной тренировки? Кто не испытывал этих ощущений, тот вообще не занимался спортом.

Валла считал, что процесс познания, каковым выступает и созерцание, невозможен без чувственной деятельности, что в результате этой деятельности только и реализуется высший закон жизни – «сохранять свою жизнь и тело и уклоняться от того, что кажется вредным» [см.: Шестаков В. П., 1981; с. 94]. «Отсюда необходимость наслаждения для реализации этого высшего закона природы. Наслаждение как «удовольствие души и тела» есть высшее благо. В одной из глав первой книги того же произведения говорится, что «жить без наслаждения невозможно, а без добродетели можно»; в другом месте автор трактата провозглашает: «Да здравствуют верные и постоянные наслаждения в любом возрасте и для любого пола!» [см.: Соколов В. В., 1984; с. 31]. И нам (вслед за великим гуманистом) хочется воскликнуть: «Спортсмены, наслаждайтесь молодостью, здоровьем, свершениями, удовлетворением, сладкой усталостью и даже легкой болью утомлённых мышц на каждой тренировке, ибо главное для тела – это движение, двигательная работа».

Мы совершенно согласны с Соколовым, что в этих высказываниях нет поверхностного гедонизма или вульгарного эпикуреизма, что данная позиция означает иную социальность, отличную от социальности гражданственного гуманизма Бруни. Только, на наш взгляд, не совсем удачным является название «индивидуалистическая социальность». Это конкретная гуманистическая социальность, вступающая в конфликт с абстрактной гуманистической социальностью в актах реальной социальной деятельности.

Почему-то принято подчеркивать, что спорт – это напряженная борьба, тяготы и лишения, нервные затраты и огромный труд, сопровождающийся самоограничением, изматывающими тренировками и диетами. Чего стоил бы этот изматывающий труд без того огромного удовлетворения, удовольствия, наслаждения, которыми одаривается человек даже не в результате победы, а в процессе самой тренировочно-соревновательной деятельности? Именно наслаждение от занятий спортом на чаше жизненных весов спортсмена перевешивает и нервные затраты и многочисленные травмы. Конкретность гуманизма в спорте, точнее, в спортивной деятельности заключена в том наслаждении, которое дарит и спортивная борьба и спортивная победа. В данном контексте кубертеновское противопоставление борьбы и победы просто неуместно.

Тезис восьмой. Другим проявлением конкретного гуманизма и в итальянском Ренессансе и в спортивной деятельности, выступают поиски пользы, полезности, выгоды. Например, по убеждению Валлы, добродетель есть не что иное, как полезность [см. там же; с. 32].

Только, на наш взгляд, данное проявление связано не с глубоким буржуазным индивидуализмом, как полагает сам Соколов, а с умеренным индивидуализмом любого нормального человека, желающего получить воздаяние за свой труд.

Здесь опять приходится не согласиться с абстрактно-морализаторскими построениями реставраторов Олимпийских игр, поскольку их призывы не стремиться к выгоде (всё равно любой или не любой ценой) на деле способствуют лишь одному – они помогают отчуждать результаты и сам процесс спортивной деятельности от их конкретных носителей – спортсменов в пользу власть предержащих.

Тезис девятый. Гуманизм эпохи Возрождения и гуманизм спорта характеризуются отнюдь не стремлением противопоставить Церковь и общество, а стремлением, наоборот, создать модернизированную концепцию «всеобщей религии», которую, скажем, Марсилио Фичино называл «естественной». Как мы помним, не отличался оригинальностью в данном вопросе и Пьер де Кубертен, по-видимому, сам того не желая, отразивший и отметивший реальную потребность неких сил превратить спорт в новую религию. В указанном контексте декларируемую повсеместность, толерантность гуманизма и спорта пристало рассматривать скорее как более изощренное выражение религиозности, имеющей более четкий, хотя и секретный политический характер, чем религиозность христианства. Да простят нам такое сравнение, но подобной сверхполитизированной или сверхидеологизированной религиозностью отличались и большевизм и национал-социализм.

Таким образом, уже давно и объективно существует традиционный «богоискательный» или «богостроительный» социальный заказ, желающий превратить спорт в новую всемирную религию. И гуманизм в своем абстрактном моральном выражении всячески способствует указанной цели.

Тезис десятый. С точки зрения данного социального заказа спорт как никакая другая сфера общественной жизни лучше всего подходит для пропаганды идеи совершенствования человека до состояния богоподобия, до ангельского совершенства. Спорт грезится многим той самой областью, где чудо нового творения вызывается мощью человеческого духа, закаляемого в трудной жизненной борьбе на основе свободного волеизъявления. А этот стимул будет посильнее денег и славы. Это реальное могущество, ради которого в спорте идут на непроверенные и даже явно антигуманные эксперименты на живых людях. Жаль только, что на деле такое могущество выражается в нескольких сэкономленных секундах, добавленных сантиметрах, килограммах, мячах и шайбах. Но кто же будет считаться, когда речь идет о чуде и о могуществе?

Абстрактный гуманизм спорта предвосхищает приход нового мессии. А если верить Людвигу Фейербаху, чем могущественнее Бог, тем слабее и ничтожнее человек. И помешать такому ущербно-иллюзорному морально-этическому псевдо антропоцентризму может лишь деятельностный, гносеолого-методологический конкретный гуманизм, основанный на развертывании реальных алгоритмов, защищающих, предохраняющих от ущерба, разрушения личности на физиологическом, физическом, психологическом, духовном уровнях. Иными словами, реальный гуманизм следует не искать, а создавать, разрабатывая конкретные гуманистические методики спортивной тренировочно-соревновательной деятельности.

Причём конкретный гуманизм в спорте иногда напрямую зависит от соблюдения спортивного Регламента и от компетентности при построении планов и программ тренировки, ориентированных на победу в соревнованиях в качестве итогового результата. Таким образом, реальный гуманизм, заложенный в каждом виде спорта, обеспечивается не декларациями, а жесткой дисциплиной, внутренне присущей самому спортивному процессу.

Итак, подведем некоторые итоги! Рассмотрение истории и идеологии гуманизма итальянского Ренессанса показывает, что в целом движение гуманистов являлось отчасти мерой вынужденной, «продавленной» антиклерикальной оппозицией и всеобщим недовольством, а отчасти выступало результатом либеральной политики христианской церкви. Оно являлось эффективным средством политической борьбы и механизмом выпуска лишнего «пара», мирной переадресовки социального протеста, переключения внимания оппозиции с недовольства властью на нетерпимость лишь к наиболее консервативным, отдельным и не столь влиятельным её представителям. Гуманистическая паганизация служила в качестве идеологической подготовки к использованию прогрессивных идей в политических и экономических интересах государственной власти. В таких условиях гуманизм (его антропоцентризм) неизбежно принимал абстрактный и связанный с этим ущербный, иллюзорно-фантастический характер, будучи на самом деле фактической модернизацией принципа теоцентризма.

Основными абстрактно-гуманистическими, а посему иллюзорными идеями стали:

– идея социальной свободы (как лишь свободы человеческого волеизъявления в рамках предписанного коридора социальной необходимости);

– идея социального равенства (маскирующего фактическое неравенство людей, имеющих якобы равные от рождения потенциальные возможности);

– идея добра как принципиальной основы природы человека (абстрактного добра, скрывающего его истинные, далеко не всегда альтруистические цели и мотивы);

– идея общественного блага (противопоставленного личному благу конкретного человека);

– идея счастья (служения обществу, власти, даже в ущерб собственной пользе и благополучию).

На основе перечисленных и подобных им идей гуманизм выродился в типичное идеалистическое абстрактное морализаторство.

Всё сказанное на удивление точно подходит и к спорту как к сфере человеческих отношений и деятельности, сфере, вольно или невольно послужившей воплощением философско-исторической гуманистической программы. Именно в сфере спорта абстрактное морализаторство начинает наиболее ярко и отчетливо вступать в конфликт с реальными массовыми проявлениями антигуманного отношения к здоровью, жизни, судьбе конкретных людей – спортсменов. Данный конфликт лишь частично и весьма приблизительно можно пытаться объяснить, снять посредством апелляции к морально-идеалистическим абстракциям.

Зато в рамках того же самого гуманизма вызревали конкретно-гуманистические идеи, позволяющие гораздо более конструктивно взглянуть на указанный конфликт с точки зрения таких конкретных гуманистических ценностей, как:

– удовольствие и наслаждение души и тела (личностное счастье в понимании Лоренцо Валла);

– сохранение своей жизни и здоровья (высший закон жизни, согласно Валла, противостоящий вреду, вредоносному воздействию);

– полезность, выгода (по убеждению Валлы, выступающая в качестве добродетели).

Таким образом, либеральное крыло гуманистов итальянского Ренессанса создало идеологические предпосылки для возникновения спорта как абстрактно-иллюзорного, морально-религиозного, социально-компенсаторного поля воплощенного гуманизма. Одновременно радикальное крыло гуманистов идеологически подготовило и взрастило не только буржуазный индивидуализм, но и конкретно-гуманистическую методологию, призывающую сегодня не искать гуманизм в спорте, а творить, создавать гуманные методики спортивной деятельности. Эта методология призывает не превращать спорт в новую всемирную религию, а относиться к нему критически как к постоянно развивающейся общественно-исторической практике.

Создание и продвижение подобной методологии, методики, практики является задачей сторонников движения «спорт для всех». Данная задача реализуется в основном в сфере массового спорта и физического воспитания. Теоретически указанная проблематика исследуется во многих, в том числе и авторских, разработках [см.: Столяров В. И., 1996–2011; Сараф М. Я., 1996–2005; Кормазева И. Б., Передельский А. А., 2010; Родиченко В. С., 2003 и др.]. Однако грамотное продвижение и использование данной методологии требует, по нашему убеждению, учета действительно имеющей место конкретно-исторической эволюции гуманизма, а не её мифологической замены, что, в свою очередь, ставит вопрос о доспортивных и внеспортивных корнях и механизмах формирования гуманистической культуры, в том числе и в сфере спорта.