Книга: Жизнь насекомых. Рассказы энтомолога

Личинка бронзовки

Личинка бронзовки

Личинка сколии питается в среднем около двенадцати дней. В конце этого периода от дичи остается только измятая кожица. Личинка отбрасывает ее в сторону и после этой приборки столовой принимается ткать кокон.

Первые слои кокона, упирающегося там и сям в стенки пещерки, состоят из грубой ткани кроваво-красного цвета. Положенная для наблюдений в углубление, сделанное пальцем в перегное, личинка не может соткать кокон: нет крыши, потолка, к которому она прикрепила бы верхние нити кокона. Для постройки кокона все личинки-прядильщицы должны поместиться в висячем гамаке. Он окружает их прозрачной оградой и позволяет им правильно распределять ткань кокона. Если потолка нет, то кокон нельзя построить: у личинки нет наверху необходимых точек для прикрепления нитей.

Уложенные в простые вдавления, мои личинки сколий могут лишь устлать свою ямочку ковром из красного шелка. Измученные напрасными попытками построить кокон, некоторые из них погибают. Можно подумать, что они отравлены шелком, которого не могут выделять, так как его некуда тратить. Если бы за этим не следить, то при воспитании личинок в садке такой недочет был бы причиной неуспеха. Но когда опасность понята, найти лекарство легко. Из коротенькой полоски бумаги я делаю потолок для ямки с личинкой. Если я хочу видеть, что делает личинка, я сгибаю полоску дугой, в полуканал, оба конца которого открыты. Желающие заняться воспитанием подобных личинок могут воспользоваться этими мелкими практическими указаниями.

За двадцать четыре часа кокон окончен. По крайней мере сквозь его стенки личинку не видишь, хотя она, конечно, еще продолжает свою работу: утолщает изнутри стенки кокона. Сначала кокон ярко-рыжий, потом становится светло-каштановым. Он имеет форму элипсоида, большая ось которого двадцать шесть миллиметров, а малая — одиннадцать миллиметров. Таковы в среднем коконы самок. У самцов коконы поменьше, до семнадцати миллиметров длины и семи ширины. Оба конца кокона так схожи, что различить их можно лишь по особому признаку: головной конец гибкий и поддается при нажиме, задний конец твердый и не поддается. Как и у сфексов, стенки кокона двойные.

Сколия выходит из кокона в начале июля. При ее выходе кокон не разрывается: его головной конец отделяется, словно крышечка.

Довольно о личинке сколии.

Перейдем к ее добыче, с замечательным строением которой мы еще не знакомы.

Личинка эта имеет форму цилиндра, мешкообразно расширенного в задней части. Ее спина выгнута, а брюшная сторона почти плоская. На спине каждое кольцо, кроме последнего, с тремя большими складками, или валиками, усаженными рыжими, жесткими и короткими волосками. Последнее — анальное — кольцо гораздо больше прочих, закруглено на конце и выглядит темным, благодаря просвечивающему сквозь кожу содержимому кишки. Оно усажено волосками, но на нем нет валиков, или складок. На брюшной стороне складок нет, а волосков здесь меньше, чем на спине. Ноги короткие и слабые для такого туловища. На голове прочный роговой колпачок. Челюсти сильные, на концах косо срезаны, с тремя-четырьмя черными зубчиками.

Способ передвижения личинки бронзовки выглядит очень странным, и я не знаю подобных случаев среди других насекомых. Ее ножки, пусть и коротковатые не хуже, чем у множества иных личинок. Но она никогда не пользуется ими и передвигается на спине. Только на спине, никогда иначе! При помощи червеобразных движений, упираясь волосками спины в землю, она передвигается брюшком вверх, и ножки ее болтаются в воздухе. Увидевший этакую гимнастику впервые подумает, что личинка нечаянно опрокинулась и бьется, стараясь перевернуться. Он положит ее спиной вверх, но личинка упрямо переворачивается и продолжает ползти вверх брюшком.

Этот способ передвижения так ей свойствен, что по нему одному даже неопытный глаз легко узнает личинку бронзовки. Поройтесь в гнилой древесине старых дуплистых вязов, поищите под гнилыми пнями или в кучах перегноя и, если вам попадется жирная личинка, ползущая на спине, будьте уверены, что перед вами личинка бронзовки.

Сравним ее с личинкой аноксии ранней — добычей пятнистой сколии. Эта очень похожа на личинку майского жука. Толстая, с рыжей каской на голове, вооруженная сильными черными челюстями — могучим орудием для рытья и разгрызания корней. Ее сильные ноги заканчиваются кривыми коготками. Обычно она сильно согнута, и никогда не увидишь этот «крючок» вполне выпрямленным. Положенная на песок, она не может ползти и лежит на боку. Чтобы зарыться в землю, она пускает в дело передний край головы, и челюсти служат концами этой своеобразной кирки. Ноги тоже участвуют в этой работе, но в меньшей степени.. Личинке удается, таким образом, вырыть неглубокий колодезь, и тогда, упершись в стенки короткими жесткими волосками, она, червеобразно изгибаясь, погружается в песок медленно и с трудом. Такова личинка аноксии ранней. Если не считать мелких, не имеющих большого значения подробностей, то такова же и личинка носорога, только величиной она примерно вчетверо больше. То же можно сказать и о личинке пентодона-дубляка, родича носорога и бронзовки.

При малейшем беспокойстве личинка бронзовки свертывается в клубок, словно еж, и тогда концы ее тела почти соприкасаются, делая недоступной брюшную сторону. Удивляет сила, с которой личинка сохраняет такое положение. Когда стараешься разогнуть ее, то чувствуешь сопротивление, какого никак нельзя было ожидать от личинки такой величины. Приходится так сдавливать личинку, что боишься раздавить ее. Подобная же сила мышц наблюдается и у личинок носорога, аноксии и майского жука. Тяжелые, с толстым брюхом, живущие в почве, личинки эти должны быть сильными, чтобы передвигаться в плотной среде. Все они свертываются на брюшную сторону, и тогда их трудно разогнуть. Что сталось бы с яичком сколии, а позже с ее новорожденной личинкой, находящимися на брюшке жертвы как раз в углу изгиба? Они были бы раздавлены в этих живых тисках. Благополучие сколий требует, чтобы эти могучие личинки не только лежали растянувшись и неподвижно, но и утратили бы всякую способность даже вздрагивать: любое движение дичи помешает личинке сколии в ее еде «по правилам».

Личинка бронзовки, к которой прикреплено яичко сколии волосатой, вполне отвечает всем этим требованиям. Она лежит на спине брюшной стороной вверх. Я издавна привык видеть насекомых, парализованных уколом жала перепончатокрылых охотников, и все же не могу сдержать удивления, глядя на парализованную личинку бронзовки. У других жертв с мягкими покровами — у гусениц, сверчков, богомолов, кобылок, эфиппигер — я обнаружил по крайней мере пульсацию брюшка, а при раздражении уколами иглы — и слабые судороги. Здесь — ничего. Полная неподвижность всего, кроме головы; я вижу, как изредка открывается и закрывается рот, вздрагивают щупики, шевелятся коротенькие усики. Укол иглы не вызывает судорог даже в уколотом месте. Труп не более неподвижен. За все годы моих многолетних наблюдений я видел много чудес, вызванных хирургическими «талантами» перепончатокрылых, но это чудо превосходит их все.

Мое удивление удваивается, когда я обращаю внимание на те неблагоприятные условия, в которых приходится действовать парализатору. Другие осы работают под открытым небом, при свете, на просторе. Их ничто не стесняет. Сколия охотится под землей, в полной темноте. Ее движения стеснены и затруднены землей, которая постоянно обваливается около нее. Она не может следить глазами за челюстями жертвы, которые могут, лишь раз сомкнувшись, перекусить ее на двое. Все происходит во мраке подземелья. И вот при таких условиях нужно не только овладеть опасной дичью, но и ужалить ее с той точностью, которой требует немедленная парализация. Нелегкая операция!

Личинки насекомых, говоря вообще, обычно имеют в каждом кольце тела по одному нервному узлу. Таков, например, озимый червь, гусеница бабочки озимой совки, — дичь аммофилы щетинистой. Эта оса хорошо знакома с анатомическими секретами своей добычи: она жалит гусеницу много раз, в каждое кольцо, в каждый нервный узел. Такую операцию можно проделывать лишь на открытом месте, при свете и на такой дичи, которую всегда можно на время выпустить. Но сколько же непреодолимых трудностей представила бы подобная операция, если бы ее пришлось совершать под землей, да еще над дичью, которая гораздо сильнее охотника. Глубокий паралич, поражающий личинку бронзовки, должен быть следствием одного укола. И это оказывается вполне возможным благодаря особенностям строения нервной системы личинки бронзовки.

После суточного вымачивания в бензине, растворяющем жиры, я анатомирую личинку бронзовки. Тот, кому не чужды подобные занятия, поймет мою радость. Какой «мудрый хирург», эта сколия! Нервные узлы груди и брюшка личинки соединены в одну массу, расположенную в груди, очень близко к голове. Это маленький матово-белый цилиндр, около трех миллиметров длины и полмиллиметра ширины. Сюда и должно проникнуть жало сколии, чтобы вызвать полную неподвижность всего тела, кроме головы, у которой есть свой нервный узел. От грудных узлов отходит множество нервных нитей: к ножкам и подкожному мышечному слою — главному двигательному органу личинки. В простую лупу видно, что «цилиндр» имеет поперечные бороздки — признак его сложного строения. Микроскоп показывает, что он состоит из десяти узлов, тесно сближенных, как бы спаянных друг с другом и разделенных только легкими перехватами.

Те же трудности охотника и хирурга испытывает сколия пятнистая, когда нападает в сыпучей почве на свою добычу — личинок аноксии. И для преодоления их требуется то же строение нервной системы, что и у бронзовки. Таково мое заключение, полученное путем рассуждений и подтвержденное фактами. Анатомическое исследование личинки аноксии ранней показало, что и здесь нервные узлы груди и брюшка соединены в короткий «цилиндр», находящийся в груди тотчас же сзади головы и не выходящий назади за пределы уровня средней пары ног. Таким образом, уязвимая точка легко доступна жалу, даже у свернувшейся личинки. В «цилиндре» аноксии я насчитываю одиннадцать узлов, на один больше, чем у бронзовки. Познакомившись с этими фактами, я вспоминаю об одной работе Сваммердама — о личинке жука носорога. Навожу справку в «Библии природы», этом главном труде отца анатомии насекомых, и узнаю, что голландский натуралист был поражен — гораздо раньше меня — той особенностью строения нервной системы, которую мне только что показали личинки бронзовок и аноксий. Найдя, что нервная система шелковичного червя состоит из ряда отдельных узлов, Сваммердам удивляется, что у личинки носорога эти узлы превращены в короткую цепь, что узлы спаялись в общую массу.

Позже, познакомившись с этим вопросом поближе, я узнал из книг, что анатомические особенности, оказавшиеся такой новинкой для меня, в настоящее время — общеизвестный факт. Прослежено, что личинки жуков семейства пластинчатоусых, как и сами жуки, обладают спаянными грудными и брюшными нервными узлами. Сколия желтолобая охотится за личинками носорога, сколия пятнистая — за личинками аноксии, волосатая — за личинками бронзовки. Все три оперируют под землей, в самых неблагоприятных условиях, и у всех трех добыча — личинка с таким строением нервной системы, которое позволяет вызвать паралич одним уколом жала. Поэтому я, не колеблясь, обобщаю: и у других сколий добычей должны служить личинки пластинчатоусых жуков. Какие виды, это покажут будущие наблюдения.

Может быть, узнают, что какая-нибудь из сколий охотится на врага лесных посадок — прожорливую личинку майского жука. Может быть, сколия краснохвостая окажется истребительницей пестрого июльского хруща, этого великолепного жука с белыми крапинами по черному или каштановому фону надкрылий — врага хвойных насаждений. Я предвижу, что в этих поедателях личинок жуков земледелие найдет полезных помощников.