Книга: Человеческий суперорганизм

9. Шесть причин эпидемии

9. Шесть причин эпидемии

По всей планете свирепствуют НИЗ, а мы, похоже, только-только начали понимать фундаментальные аспекты человеческой биологии. Не является ли эта эпидемия НИЗ результатом некоего жуткого замысла? Я так не думаю. Нас привели к ней не какие-нибудь колоссальные ошибки или ужасные заблуждения. Судить задним числом всегда легче. Нет, к нынешней ситуации нас привели исключительно благие намерения. Люди всегда уповают на новые изобретения, новые идеи, способные принести им пользу, новые возможности для создания рабочих мест и доступного жилья. И эти изобретения и идеи действительно помогли обществу добиться значительного прогресса. Решения, принимавшиеся по преимуществу в XX в., мгновенно приносили людям ощутимую пользу. А связанные с ними риски начали реализовываться лишь в XXI в.

Изменения в характере питания, условиях жизни, медицинских услугах и обеспечении безопасности имели свои отрицательные стороны, которые становятся очевидными только сейчас. Профессионалы и специалисты либо не осознавали, либо недооценивали риски, связанные с новыми подходами к образу жизни. Давая рекомендации, профессионалы здравоохранения не могли предвидеть, что эти новшества способны причинить огромный вред человеческому микробиому и в конце концов превратят нашу иммунную систему в инструмент саморазрушения и источник раковых и других страшных болезней. Профессионалы попросту ничего об этом не знали: печальный, но, учитывая представления «старой» биологии, вполне объяснимый факт.

Сегодня, когда эпидемия НИЗ в самом разгаре, мы можем с легкостью оглянуться назад и объяснить, каким образом совершенно, казалось бы, безвредные и даже полезные практики обернулись для людей болезнями и даже инвалидностью. В ситуации, когда все больше людей взрослеют с дефицитным или поврежденным микробиомом и обречены пожизненно бороться с тяжелыми НИЗ, повинно множество разнообразных факторов. Ниже перечислены шесть главных из них:

1. Злоупотребление антибиотиками.

2. Продовольственная революция.

3. Урбанизация.

4. Современная практика родов.

5. Неадекватное обеспечение безопасности человека.

6. Пренебрежение микробиомом со стороны медицины.

К сожалению, люди до сих пор привержены установившимся привычкам и даже не стараются их изменить. В некоторых случаях риски стали лучше понятны только сейчас. Но для решения проблем почти ничего не делается. А рождение новой медицины предполагает изменения как на личностном уровне, так и на уровне медицинских ведомств и организаций.

В распространении эпидемии НИЗ, кроме указанных, участвовали и другие факторы. Однако именно на шесть ее главных причин будет в первую очередь нацелена революция в медицине, призванная восстановить целостность и здоровье человеческого суперорганизма.

Вот на что нам следует обратить внимание прежде всего.

1. Злоупотребление антибиотиками

Злоупотребление антибиотиками подразумевает как неадекватное использование этих препаратов (например, когда их постоянно добавляют в корма для животных или когда люди принимают их для «лечения» вирусных инфекций), так и недооценку возможных рисков для здоровья, связанных с приемом этих лекарств. В XX в. антибиотики спасли миллионы человеческих жизней и продолжают спасать их сегодня, но, как говорится, слишком много хорошего иногда приводит к плохому — точно так и обстоит дело с антибиотиками. Злоупотребление антибиотиками, однако, чревато более серьезными проблемами, чем боли в животе у ребенка, объевшегося мороженым. Эта практика сильнее напоминает поведение человека, в результате которого он может лишиться какого-нибудь органа, руки или ноги. Ущерб здоровью будет серьезным, а потому игра должна стоить свеч.

Как было установлено в недавно проведенном исследовании, в США младенцам и детям чаще всего назначают антибиотик амоксициллин. Как вообще могла сложиться такая ситуация? Она сложилась, потому что антибиотики эффективно лечат возникающие у детей бактериальные инфекции. Они действительно работают. Врачи решили, что, если назначать антибиотики детям с вирусными инфекциями, в худшем случае они не будут работать и немного повысят устойчивость бактерий к антибиотикам. При этом не допускалось и мысли, что неадекватное назначение антибиотиков может причинить какой-либо вред организму пациента. Но теперь-то мы знаем, что вред — и порой очень серьезный — от такой практики существует. В рамках «старой» биологии бактерии обычно рассматривались как сугубое зло, а потому массовое уничтожение обитающих в нашем организме бактерий антибиотиками не вызывало у врачей никаких сомнений. А ведь один-единственный курс антибиотиков может повредить наш микробиом и вызвать значительные изменения не только всего метаболизма, но и связанных с ним функций тканей и органов. Откуда людям было знать, что, убивая наряду с бактериями, вызвавшими болезнь, и других микробов, они фактически уничтожают важную часть собственного организма?

Первоначально антибиотики применялись только в тех случаях, когда болезни угрожали жизни людей — при холере, брюшном тифе, стафилококковых инфекциях ран или туберкулезе. Сегодня они используются чуть ли не повседневно — например для лечения у детей ушных инфекций, называемых острым отитом среднего уха, или попросту острым средним отитом (ОСО). И это несмотря на тот факт, что очень часто такие инфекции вызываются нечувствительными к антибиотикам вирусами. В большинстве подобных случаев антибиотики назначаются врачами общего профиля. Такое злоупотребление антибиотиками породило требование по возможности прекратить эту практику — отчасти из-за того, что довольно часто происходит спонтанная ремиссия ОСО без каких-либо осложнений.

Злоупотребление антибиотиками, кроме того, повышает устойчивость к ним патогенов, порождая появление таких «супермикробов», как, например, метициллин-резистентный золотистый стафилококк (МРЗС). Эта угроза вполне реальна и постоянно растет. По недавней оценке Центров по контролю и профилактике заболеваний США, инфекциями, вызываемыми «супермикробами», ежегодно заражаются не менее 2 млн жителей этой страны и каждый год от них погибают десятки тысяч человек. В результате ученые развернули настоящую гонку, пытаясь разработать новые виды антибиотиков, которые окажутся эффективными против таких инфекций. Но все это происходит без каких-либо планомерных усилий медиков по восстановлению в организме людей популяции полезных бактерий, также погибающих во время лечения антибиотиками. А терять эти полезные бактерии нам никак нельзя. Лечение детей антибиотиками может вызвать ряд серьезных эффектов: потерю ключевых видов бактерий, необходимых для правильного созревания микробиома, сокращение видового разнообразия микробиома, утрату ключевых метаболических функций, необходимых человеческим клеткам и тканям для нормальной жизнедеятельности и повышение риска тяжелых инфекций в более поздний период жизни. Потеря полезных бактерий освобождает место для вредных патогенов, которые тут же занимают его и заявляют свои притязания на все наше тело как свою собственность.

Среди болезней, характерных для детей, утративших значительную часть своего микробиома, — ожирение, диабет, сердечно-сосудистые заболевания, неврологические расстройства, аллергические и аутоиммунные болезни, депрессия и рак. Прежде мы не знали, что повреждение микробиома может причинить серьезный вред здоровью. Теперь знаем.

Проблемы из-за злоупотребления антибиотиками возникают не только у людей. Моей первой задачей в качестве новоиспеченного профессора Корнеллского университета стало создание более жизнеспособных, здоровых от природы пород кур. Благодаря этому я приобщился к миру и практике «глобализированного производства продуктов питания» и так называемого устойчивого сельского хозяйства. Птицеводство сегодня — главный источник животного белка не только в США, но и во всем мире. Перефразируя слова знаменитого корнеллского профессора астрономии и популяризатора науки Карла Сагана, заявляю, что в начале моей карьеры их были миллиарды и миллиарды — но только не звезд, а цыплят, кур и петухов.

Я быстро усвоил одну вещь: и при научном изучении пород кур, и при их сельскохозяйственном разведении мы сами определяем практически все аспекты среды их обитания. Мы решаем, что они будут есть, пить, каким воздухом дышать, какие будут получать прививки, в каких помещениях жить, какой там будет режим освещения и т. д. и т. п. Такое тонкое управление жизненными условиями птиц и желание получить от них оптимальное количество продукции (яиц или мяса) привели к тому, что благодаря птицеводству были открыты многие важные витамины и минеральные вещества, в которых нуждается и человеческий организм. Так, работавший в птицеводстве нутриционист из Корнеллского университета Лео Норрис впервые описал рибофлавиновую и магниевую недостаточность, наблюдая эффекты дефицита этих веществ у кур. Мои собственные наблюдения и размышления о корнеллских курах обычно были куда более прозаическими. Когда-то я работал с ветеринаром, который прежде лечил легендарного жеребца Секретариата, победителя скачек «Тройной короны», и который не переставал недоумевать, почему наши породистые птицы не ценятся так же высоко, как и чистокровные скаковые лошади или хотя бы быки-чемпионы.

В конце Второй мировой войны возникла острая потребность в дешевых источниках животного белка. Случилось это в то же самое десятилетие, когда птицеводческие хозяйства добавляли в корма для птицы фолиевую кислоту и витамин В₁₂. Решение включать антибиотики в корма для птиц и коров было воспринято в середине XX в. как безобидная попытка обогатить рацион животных еще одной добавкой, которая, возможно, ускорит их рост и/или увеличит продуктивность. Фолиевая кислота, витамин В₁₂ и антибиотики были объединены в одну общую категорию веществ, разнообразивших рацион сельскохозяйственных животных и птицы. Сегодня, почти 70 лет спустя, мы отчетливо видим, какой вред могут причинить отрывочные научные представления (свойственные, например, «старой» биологии).

Добавление антибиотиков в корма животных стало едва ли не повседневной и повсеместной практикой и превратилось в настоящее бедствие. При этом использовались самые разнообразные препараты антибиотиков, иногда даже содержавшие такие ядовитые вещества, как мышьяк. Даже когда антибиотики добавлялись в корма в субтерапевтических дозах (то есть в меньших дозах, чем требуется для лечения бактериальных инфекций), они в довольно значительных количествах попадали и в организм животных, и в окружающую среду, что имело пагубные последствия. В 1950-х гг. ученые сообщили о появлении бактериальной резистентности к антибиотикам, добавляемым к кормам домашней птицы. Микробные гены, ответственные за эту устойчивость, не только остаются в организме птиц, но могут передаваться другим микробам, способным заражать людей.

Первые тревожные сигналы раздались еще в конце 1960-х гг. в Великобритании. Но потенциальный риск этой практики впервые обратил на себя внимание американских ученых и организаций здравоохранения лишь в 1980–1990-х гг. Швеция стала первой страной, запретившей в 1986 г. использование противомикробных препаратов для ускорения роста животных; в 1990-х гг. применение ряда антибиотиков с этой целью запретила и Дания. В самом начале XXI в. Всемирная организация здравоохранения инициировала противодействие этой практике в глобальном масштабе. Но США регламентацией в этой сфере занимались вяло. Некоторые производители сельскохозяйственной продукции добровольно начали сокращать или полностью прекратили использование антибиотиков под давлением непрерывно растущей массы научных свидетельств об их пагубном влиянии на состояние окружающей среды. Но лишь в сентябре 2014 г. один из крупнейших американских производителей продуктов птицеводства, компания Perdue Farms, объявила о своем решении прекратить инъекции антибиотиков в куриные яйца для ускорения роста цыплят. Никуда, однако, не делись проблемы, связанные с добавлением антибиотиков в корма для животных; согласно некоторым сообщениям, в основных животноводческих хозяйствах страны эта практика процветает по-прежнему.

Более 20 лет назад, в конце моей птицеводческой карьеры, я напрямую заинтересовался разнообразными сомнительными методиками в животноводстве, в том числе и рутинным добавлением антибиотиков в корма для животных. И в результате стал одним из соавторов статьи, ратовавшей за естественные диетологические и иммунологические подходы к борьбе с бактериальными инфекциями в животноводстве. Кроме того, свои соображения против использования антибиотиков в кормах для животных я изложил в статье, опубликованной 25 июня 1998 г. в газете Christian Science Monitor и других СМИ. В то время я был одним из быстро множившегося числа ученых, выступавших против использования антибиотиков в качестве пищевой добавки в сельском хозяйстве. Тогда, примерно 10 лет назад, я сформулировал три следующих положения:

1. Резистентность к антибиотикам — реально существующее явление. Его биологические механизмы однозначно указывают на то, что мы не должны загрязнять окружающую среду и пищевые цепи антибиотиками, скормленными миллиардам кур, когда нормальный рост и здоровье птиц можно обеспечить гораздо более безопасными способами.

2. Массовое добавление антибиотиков в корма представляло собой неестественный способ защиты кур от инфекций. Вместо того чтобы целенаправленно улучшать здоровье птиц с помощью естественных методов разведения и правильного содержания, их попросту бесконтрольно «нагружали» этими препаратами все то время, пока эту практику разрешало законодательство. Поскольку курам постоянно скармливались антибиотики, их иммунная система никогда не подвергалась воздействию бактериальных инфекций и никогда не вырабатывала защитных иммунных реакций против этих микробов. Нормальный иммунный процесс вызывает некоторую потерю мышечной массы. Для птицеводов это крайне нежелательно, потому что потеря птицами мышечной массы означает снижение количества мяса, а соответственно, и прибыли. Отчасти антибиотики добавлялись в корма для получения более мясистых кур. А это значит, что гораздо меньше внимания уделялось разведению по-настоящему здоровых птиц разных пород (мясных и яйценоских). Если есть возможность скармливать птицам все больше лекарственных препаратов и других химикатов и не заботиться при этом, сохраняют ли они врожденную устойчивость к инфекциям и другим болезням, неизбежно падает приоритет селекционной работы и экологического управления. Так безобидное намерение «просто подлечить птиц антибиотиками» превратилось в повсеместную практику, а это привело к постоянно усиливавшейся зависимости птиц от лекарств и других химических веществ, которые в конце концов включились и в наши пищевые цепи.

3. Практика «антибиотикового птицеводства» была несовершенной. Согласно правовым нормам, лекарственные препараты должны быть удалены из организма животного за несколько дней или недель до того, как оно поступит на убой. Это требование было призвано снизить содержание антибиотиков в мясе и/или яйцах до уровня, признанного безопасным для здоровья потребителей. Понятно, что определение «безопасного уровня» проводилось до того, как мы наконец-то поняли, какую опасность для нашего микробиома представляет постоянное потребление небольших доз антибиотиков. Поскольку птицеводы все как один выступали за использование антибиотиков, когда эта практика была отменена, животные (и средства существования самих фермеров) оказались сильно уязвимыми к инфекциям и другим недугам. Подавляющему большинству животных, предназначенных для нашего стола, врожденный иммунитет был не нужен, а потому существовала большая вероятность, что после запрещения антибиотиков животноводческие хозяйства заполонят всевозможные инфекции. Речь шла о том, смогут ли животные, оставшись без антибиотиков, справиться с новыми инфекциями или же их распространение достигнет такой степени, что потребуется массовый забой животных? Новые бактериальные инфекции, однако, будут появляться в птицеводческих хозяйствах постоянно — ведь при разведении птицы «на антибиотиках» никто не задумывался о ее естественной устойчивости к болезням. Так что в организме поступающей на убой птицы будет все больше бактерий, устойчивых к антибиотикам. Покупая в последний раз курицу в продуктовом магазине, вы вряд ли задавались вопросом, повлияют ли остатки антибиотиков в ее мясе на ваш микробиом и есть ли в этом самом мясе агрессивные бактерии, нацелившиеся на захват вашего кишечника…

В конце 1990-х гг. я подметил в деятельности наиболее дальновидных и влиятельных птицеводов штата Нью-Йорк определенную тенденцию: они начали добровольно отказываться от добавления в корма птиц антибиотиков. Куриные фермы отказывались от антибиотиков одна за другой: явно отмечался постепенный сдвиг совершенно к иному способу ведения птицеводства — экологическому управлению микробиомом птиц. Птицеводы перестали скармливать птицам антибиотики, словно решили не дожидаться, когда их заставит пойти на этот шаг покупатель. Контролирующие органы по большей части наблюдали за происходящим со стороны.

2. Продовольственная революция и рацион питания

Вообще говоря, на планете еще никогда не было столько еды, как сегодня и тем не менее еще никогда нашим микробиомным партнерам не приходилось столь сильно страдать от голода. Это необычная история о том, как успех порождает провал, и о том, как, создав с помощью современных технологий сверхизобилие пищи, мы распоряжаемся им совсем не так, как нужно — по крайней мере в тех случаях, когда речь идет о правильном питании человека как суперорганизма.

Мое детство и молодые годы пришлись на 1950–1970-е гг., когда на Соединенные Штаты обрушилась лавина продовольствия. То было время поразительных технических достижений и умирания многих старых традиций, связанных с потреблением местных сельскохозяйственных культур и необходимостью запасать продукты впрок, чтобы пережить суровые зимы. То было время, когда многие американские семьи стали обзаводиться черно-белыми телевизорами, а в магазинах стало появляться все больше замороженных продуктов, из которых можно было приготовить полноценный обед на всю семью. (О составе и вкусовых качествах этих первых обедов из полностью замороженных продуктов мы предпочитаем здесь умолчать.)

Сооружение национальной системы автомагистралей, инициированное президентом Дуайтом Эйзенхауэром, открыло новые возможности для перемещения людей, а самое главное — продовольствия. В стародавние времена для предотвращения порчи продуктов во время их перевозок использовался сухой лед. Но в 1939 г. произошел технический прорыв, навсегда изменивший наши взаимоотношения с пищей. В том году родившийся в Цинциннати изобретатель-самоучка Фредерик Джонс подал заявку на получение патента поистине исторического значения. Джонс был обладателем в общей сложности 61 патента на изобретения, большинство из которых были связаны со звуковым оборудованием для кинематографа и инновациями в холодильной технике. Именно Джонс вместе со своим партнером Джозефом Нумеро разработали механическую систему для охлаждения прицепов к грузовым тягачам, получившую название Thermo King. Признание за свои замечательные изобретения Джонс получил лишь посмертно. В 1991 г. он стал первым афроамериканцем, награжденным Национальной медалью США в области технологий и инноваций. Холодильные агрегаты Thermo King крепились к днищу прицепов. Благодаря совершенной системе автомагистралей по стране начали курсировать тысячи рефрижераторов-полуприцепов, в кратчайшие сроки поставляя людям мясо, фрукты, овощи и молочные продукты. Впервые в истории продукты питания, полученные в каком-нибудь одном месте страны, могли подолгу храниться на полках холодильников во всех других ее частях.

В первой половине XX в. пищу транспортировали и по железным дорогам в охлаждаемых льдом вагонах. Многие такие вагоны, по сути дела, представляли собой погреба со льдом (ледники) на колесах. Но эта практика была не очень эффективной, т. к. требовала обустройства вдоль всей железной дороги особых станций с командами грузчиков, которые регулярно пополняли бункеры новыми порциями льда. Лед обычно загружался в эти бункеры через люки в крыше. Несмотря на огромную трудоемкость, эта система охлаждения пищи имела множество ограничений. В середине XX в. по железным дорогам начинают курсировать вагоны с механическими системами охлаждения, оснащенные главным образом холодильными агрегатами Thermo King, которые мало-помалу вытесняют вагоны-ледники. Аналогичные изменения одновременно происходили и в автотранспортировке продовольствия, и не только в США, но и по всему миру.

Автономные холодильные установки Thermo King можно было размещать на вагонах, грузовиках и даже кораблях, что открывало широкие возможности для морских перевозок еды. В охлажденном виде продовольствие и другие быстро портящиеся товары можно было перевозить на огромные расстояния. В 1950-е гг. практически отпала необходимость в использовании брожения для безопасного хранения пищи, и на обеденных столах стало появляться все меньше ферментированных продуктов (то есть продуктов, изготовленных с помощью брожения), которые имели столь большое значение для здорового питания наших предков. Новые технологии хранения продовольствия были поистине замечательными, но люди и понятия не имели, что с их внедрением в жизнь человеческий организм начал стремительно утрачивать свою микробную составляющую.

Еще одним удобным способом хранения продовольствия, особенно при ограниченной доступности свежих продуктов, стала заморозка пищи. Эта технология появилась на свет благодаря разработке нью-йоркским изобретателем и предпринимателем Кларенсом Бёрдсаем процесса быстрой заморозки продуктов. Он наблюдал, как быстрое замораживание помогает инуитам и другим коренным жителям Арктики подолгу хранить рыбу и другие продукты, и понял, что, если этот процесс воссоздать в искусственных условиях, он позволит пище долгие месяцы сохранять свежесть, питательную ценность и вкусовые качества. Технология быстрой заморозки пищи была внедрена в жизнь созданной позднее компанией General Foods.

Поскольку в 1950-е гг. охлажденные и замороженные продукты уже свободно развозились по всей территории Соединенных Штатов, в детстве, когда наша семья жила в г. Сан-Антонио на юге Техаса, я мог вкушать яблоки из Нью-Йорка и штата Вашингтон, картофель из Айдахо, персики из Джорджии, авокадо из долины Рио-Гранде в Техасе и ягоды из Калифорнии. Зато продукты, содержащие пробиотики, с нашего стола исчезли начисто. Хотя, честно говоря, мы о них даже не вспоминали.

Как и большинство жителей США, в 1950-х гг. мы наслаждались плодами продовольственной революции и независимостью от сезонной доступности продуктов, не понимая при этом, что в пище отсутствует один из ее главных компонентов — пробиотические микробы. В те времена, когда в США еще не получили широкого распространения йогурты и кефир, человеческий суперорганизм подвергся настоящему биологическому опустошению. Никогда прежде в истории люди не пользовались таким широким выбором диет, и при этом никогда прежде питание не вносило столь незначительный вклад в расширение их внутреннего биологического разнообразия.

Безусловно, все описанные выше изобретения, обеспечившие свободный доступ людей даже к «несезонным» продуктам и возможность отказаться от старинных методов длительного хранения пищи, позволили нам забыть о голоде, проводить долгие часы вне дома и поддерживать относительно высокий уровень здоровья. Но тогда мы совершенно не понимали того, что еда, которую наши предки запасали с помощью ферментации на случай голодных зим, поддерживала наш микробиом гораздо эффективнее, чем охлажденная или замороженная пища. Она обеспечивала нас не только питательными веществами, но и тем, что сегодня мы называем пробиотиками. Кроме того, многие «старые» продукты изобиловали и пребиотиками — материалами, служащими пищей большей части живущих с нами микробов. В третьей части этой книги мы рассмотрим пребиотики и пробиотики более подробно.

Поскольку люди даже не подозревали ни о роли микробиома в их жизни, ни о том, что этот компонент их суперорганизма нуждается в заботах и особом питании, сложилась парадоксальная ситуация. Еда теперь стала доступна круглый год и ее всегда можно было транспортировать в любую область, где в результате засухи или военного конфликта случился голод. Но, создавая продовольственное изобилие, мы невольно морили голодом и истощали запасы наших комменсальных микробов. В результате, сами того не желая и не ведая, мы стали неполноценными суперорганизмами с неуклонно ухудшающимися здоровьем и работоспособностью.

Продовольственная и сельскохозяйственная революции, сильно изменившие доступность продуктов питания и способы их производства и хранения, оказали огромное влияние и на наши пищевые предпочтения. Мы не только отказались от многих продуктов, которые употребляли в пищу наши предки, но и стали есть то, что нашим предкам было недоступно или от чего они попросту отказывались. Это совсем не значит, что пища наших предков всегда была лучше нашей. Это означает, что за одно или два поколения диета людей претерпела беспрецедентные изменения. Некоторые наши пищевые предпочтения имеют непосредственное отношение к последней обсуждаемой в этом разделе теме — безопасности пищевых продуктов. На практике под пищевой безопасностью обычно подразумевают отсутствие в рационе факторов, которые могут вызвать отравление человека или стать причиной инфекции (например, патогенных бактерий). Влияние этих факторов на микробиом исследователи начали изучать лишь несколько лет назад, но многое по-прежнему остается неясным.

Для людей, вынужденных часто и подолгу находиться вне дома, доступность пищи обернулась большими удобствами. Вкусные, почти готовые для употребления продукты вытеснили из их рациона блюда, требующие для приготовления множества сырых ингредиентов и многочасовой стряпни. Хотя на разработку таких продуктов ученые затратили массу сил, они не сумели предвидеть, что в процессе переработки пищи могут образовываться сложные соединения, обладающие неожиданным или нежелательным действием на потребителя. Если ученые долгое время не могли до конца понять, в чем состоит положительное влияние грудного молока на человеческий микробиом, то с уверенностью можно сказать, что воздействие переработанных пищевых продуктов на микробиом остается сегодня для ученых полной загадкой. Но в тех случаях, когда эти воздействия были изучены, полученные результаты вызвали сильную тревогу.

Говоря об укреплении здоровья суперорганизма с помощью диеты, уместно привести данные нескольких недавно проведенных исследований. Во-первых, многие необходимые нам витамины вырабатываются молочнокислыми бактериями, содержащимися в пробиотических продуктах, а также некоторыми бактериями-комменсалами в нашем кишечнике (например, бифидобактериями). Поскольку наши человеческие клетки не способны вырабатывать большинство витаминов, нам следует «засевать» свой микробиом и затем придерживаться диеты, которая будет кормить кишечных микробов, вырабатывающих эти витамины. Недавно ученые из Стэнфордского университета обнаружили, что многие рационы питания страдают отсутствием важных углеводов, необходимых нашей микробиоте. По сути дела, эти исследователи утверждают, что благодаря современным западным диетам мы заморили своих полезных микробов голодом.

Естественно, все описанные выше изменения — лишь часть того, что в конечном итоге и привело нас к сложившейся ситуации. Но хорошая новость заключается в том, что сейчас нам известны и те пищевые продукты, которые поддерживают необходимую нам кишечную микробиоту, и те, которые причиняют нашему микробиому вред. Поиски по-настоящему холистической диеты, способной обеспечить полноту и целостность нашего суперорганизма, продолжаются.

3. Урбанизация

Урбанизация на протяжении веков оказывала на человеческое здоровье сильное и разнообразное влияние. Ее расширение увеличивает угрозу здоровью, хотя сегодня причины этого явления несколько иные, чем в прошлом. В старину антисанитарные условия быта и теснота, в которой жили люди, способствовали быстрому распространению инфекционных болезней, что делало города очень опасным местом. А сегодня многие негативные аспекты городской жизни достигли такого накала, что становятся причинами совсем иных проблем — разрушения человеческого микробиома, дисфункциональности иммунной системы людей и формирования совершенно иного набора болезней.

В стремлении людей переселяться в города нет ничего нового. Одно из моих научных хобби — изучение шотландской истории, в частности истории ювелиров г. Эдинбурга, где корпорация ювелиров существует уже более 500 лет. Из записей и рассказов умелых мастеров, живших и работавших в самом центре города, можно узнать массу интересных фактов о городской жизни разных времен. Эдинбург — древний город, построенный на возвышавшихся над болотом крутых холмах и находившийся под защитой монументального замка-крепости, воздвигнутого в начале XII столетия. До промышленной революции Шотландия была по преимуществу аграрной страной. Дошедшие до нас исторические детали городской жизни — как и смерти — весьма показательны.

В XVII–XVIII вв. Эдинбург был шумным деловым городом, застроенным многоквартирными домами и изобилующим различными коммерческими предприятиями, которые ютились в высоких зданиях вдоль нескольких улиц. Череда таких высоких зданий тянулась даже вдоль одной из боковых стен самого большого эдинбургского храма, собора Святого Эгидия, Парламентской площади и Королевской Мили, соединяющей Эдинбургский замок с Холирудским дворцом. Во времена своего расцвета эдинбургская Королевская Миля напоминала мини-Манхэттен, только на ней росло больше деревьев. Здесь сосуществовали разные сословия, а грязные и тесные жилые кварталы соседствовали с такими же лавками и магазинами. Эдинбуржцы дали своему городу ласковое прозвище Auld Reekie, которое обычно переводится как «старый дымокур» (город постоянно находился в дыму из-за многочисленных винокурен), но иногда интерпретируется и как «старый вонючка». В городе царила антисанитария. Человеческие нечистоты выплескивались наружу прямо из окон жилых домов и стекали вниз по улицам в болото. Все, кто мог, старались поселиться на самых верхних этажах зданий. В городе свирепствовали инфекционные болезни.

Однако среди этой грязи и вони люди умудрялись создавать прекрасные вещи. Одним из самых известных ювелиров XVIII в. был Джеймс Керр — мастер во втором поколении, славившийся своими прекрасными изделиями из золота и серебра. Джеймс Керр прославился в 1745–1746 гг. благодаря мастерскому маневрированию в опасных политических водах Англии и Шотландии после восстания якобитов, завершившегося битвой на пустоши Каллоден. В 1747 г. Керр стал представителем Эдинбурга в британском парламенте. В те времена такой чести удостаивались только самые уважаемые горожане.

Семейная жизнь у Джеймса Керра сложилась не очень удачно. Его отец-ювелир, Томас Керр, жил в подвале под своим магазином на эдинбургской Парламентской площади; зарешеченное окно подвала выходило прямо на канализационную канаву, вырытую по обочине крутой улицы. В документах эта «квартира» описывается как «убогая и нездоровая конура». Из 13 детей Томаса Джеймс был единственным сыном, выжившим в младенчестве — и только потому, что семейство Керр переселилось в дом с более сносными условиями проживания. По иронии судьбы не слишком преуспел во взращивании потомства и сам Джеймс Керр, хотя и он сам, и его жены, разумеется, старались как могли. В общей сложности от двух жен у ювелира было 20 детей, но выжили из них только пятеро. Большинство из этих выживших детей родились после того, как Джеймс Керр, разбогатев, купил себе загородное поместье. Дочь мастера, Вайолет, вышла замуж за его талантливого ученика Уильяма Демпстера, который и взял в свои руки ювелирное дело, пока сам Керр занимался в Лондоне политикой. Один из выживших сыновей Джеймса, Роберт Керр, стал известным научным писателем. Роберт родился вдали от Эдинбурга, в загородном поместье, где постоянно жила его мать. Возможно, это и спасло ребенку жизнь.

Понятно, что в Эдинбурге во времена ювелиров Керр (1650–1760-е гг.) основной причиной смерти людей были инфекционные заболевания. Напротив, в 2013 г. главными причинами смертности среди жителей Эдинбурга стали такие неинфекционные болезни, как рак и сердечно-сосудистые недуги, ответственные более чем за половину всех смертей.

В изменениях, случившихся в Эдинбурге между XVIII и XXI вв., как в фокусе отражается картина событий, произошедших в городах по всему миру с их невероятной перенаселенностью. В XIX в. была проведена перепланировка Эдинбурга, включившая осушение болота и строительство Нового города для размещения большого числа людей, желающих приобщиться к городской жизни. Благодаря этим изменениям улучшилось санитарное состояние города. Но в результате вместо огромных масс отходов человеческой жизнедеятельности, вызывающих массовые инфекционные болезни и смерти, сегодня тела городских жителей атакуют и разрушают побочные химические продукты хозяйственной деятельности людей.

В настоящее время в городских зонах и крупных городах по сравнению с сельской местностью живет больше людей, чем когда-либо прежде. Согласно выпущенному в 2014 г. докладу ООН «Перспективы мировой урбанизации», сегодня в городских районах проживает 54 % мирового населения, а к 2050 г. эта цифра, как ожидается, возрастет до 66 % — в связи с образованием новых мегагородов с населением более 10 млн человек. Люди тянутся в города в поисках работы, качественных социальных услуг и разнообразных развлечений. Согласно расхожей формуле, чем больше людей приходится на квадратную милю, тем больше в городе рабочих мест, оживленнее торговля, больше интересных развлечений и шире транспортные возможности (чтобы убедиться в последнем, достаточно сравнить географию авиарейсов из аэропортов города Нью-Йорка и какого-нибудь регионального аэропорта на севере штата Нью-Йорк). Этот многовековой спрос на урбанизацию привел к разработке современных университетских программ и планов городского развития, предусматривающих создание особых городских пространств, где большие массы людей смогли бы осуществлять все упомянутые формы деятельности. Такие пространства, созданные руками людей, получили название искусственной, или антропогенной, среды. Учитывая огромную работу, которая была проведена по планированию Сан-Франциско, Нью-Йорка, Токио, Пекина, Сиэтла, Лондона, Рима, Сан-Паулу и многих других крупных городов мира, можно было бы вообразить, что эти мегаполисы — самые здоровые места на Земле. Но это не так.

Главной проблемой является то, что, снабдив мегаполисы разнообразными бытовыми службами, развлекательными центрами, парками и другими зелеными зонами, пешеходными и велосипедными маршрутами, общественным транспортом, парковками и т. д., планировщики городов упустили из виду ключевой фактор, определяющий благополучие горожан, — защиту от НИЗ, самых опасных с мире киллеров.

Недавно ученые признали, что люди, проживающие в городских зонах — независимо от величины города или части света, где он находится, — болеют НИЗ гораздо чаще, чем жители сельских регионов. Это относится и к возрастным группам горожан, обычно не обнаруживающим высоких показателей смертности. Но, как отмечает профессор Арлайн Джеронимус из Центра демографических исследований Мичиганского университета, среди молодежи и людей среднего возраста, проживающих в некоторых бедных городских районах, отмечаются необычайно высокие показатели смертности, обусловленной главным образом хроническими болезнями. Естественно, возникает вопрос «почему?». Существует несколько возможных причин.

Нарушение микробиома и повышенный риск неинфекционных заболеваний могут быть обусловлены несколькими факторами, связанными с городской жизнью. Один из наиболее хорошо изученных — загрязнение воздуха. Самую большую тревогу вызывают скопления в городском воздухе микроскопических частиц твердых или жидких веществ. Ученые связывают воздействие этих крошечных частиц с повышенной распространенностью у городских жителей системного воспаления. А, как отмечалось в предыдущей главе, неспособность организма «выключить» воспаление в надлежащие сроки — основной фактор, способствующий инициации или поддержанию НИЗ. Так, например, во всех крупных городах у людей, живущих рядом с оживленными автострадами, значительно повышен риск и сердечно-сосудистых болезней, и астмы. Кроме того, имеются указания на то, что воздействие городского воздуха, загрязненного автомобильными выхлопами, увеличивает риск ожирения. Ученые считают, что и в этом случае важную роль играет воспаление, развивающееся под воздействием загрязненного городского воздуха.

Китай близок к созданию мегаполисов, сосредоточенных в сравнительно небольших географических областях, — городов с беспрецедентным количеством людей и, соответственно, с беспримерно высоким уровнем человеческой деятельности. Пока проектируются два таких мегаполиса. В одном из них, сооружаемом в дельте Жемчужной реки (Чжуцзян), людей будет больше, чем во всей Канаде или Австралии; население второго, Яньцзяо, в состав которого войдет Пекин, составит 130 млн человек. Удачная ли эта идея? Ответ зависит от того, что хотят извлечь из нее люди. Всем, кто был свидетелем невероятного загрязнения воздуха во время недавно проходивших в Китае летних Олимпийских игр, нетрудно догадаться, какими последствиями для человеческого здоровья обернется многократный рост концентрации микроскопических частиц в воздухе.

Возможно, более здоровая альтернатива созданию мегаполисов, дальнейшему разрушению человеческого микробиома и еще более стремительному росту заболеваемости НИЗ — возвращение к сельскому образу жизни в регионах с низкой плотностью населения. Такой выбор вполне согласуется и с активно обсуждаемой в последнее время так называемой гигиенической гипотезой. По сути дела, ученые сравнивают влияние городского и сельского образа жизни на иммунную систему и риск множественных НИЗ уже довольно долгое время. Актер Эдди Альберт воспел жизнь на лоне природы еще в 1960-х гг. в одной из песенок комедийного телесериала «Зеленые просторы» (Green Acres).

«Зеленые просторы» стали своего рода рекламой деревенской жизни: главные герои сериала в исполнении Эдди Альберта и Эвы Гарбор перебираются из Нью-Йорка в маленький городок Хутервилл, где в компании поросенка Арнольда предаются радостям сельского бытия. (Если вы слишком молоды, чтобы помнить это телешоу, немного подождите: на его основе планируется выпустить бродвейский мюзикл и кинофильм.) Городская жизнь не только заставляет нас дышать загрязненным воздухом: она лишила нас контактов с сельскохозяйственными животными, природой и продуктами, поддерживающими и микробиом, и адекватно управляемую иммунную систему. О различном влиянии городской и сельской жизни на здоровье людей впервые сообщили немецкие ученые, изучавшие состояние здоровья детей, проживавших в одном из больших городов и на фермах в его окрестностях. При прочих одинаковых показателях исследователи выявили у детей существенные различия в риске НИЗ, специфически связанных с иммунными функциями, — аллергических болезней и астмы. В то же самое время было установлено, что сельская и городская среда по-разному влияют и на развитие иммунной системы. В статье, недавно опубликованной бельгийскими и голландскими учеными в журнале Science, сообщается о том, что первые годы жизни, проведенные детьми в деревне, вызывают иммунопротективные эффекты, то есть эффекты, предотвращающие развитие иммунной недостаточности. Эти исследователи обнаружили, что микробные продукты, содержащиеся в пыли на животноводческих фермах, могут программировать иммунную систему таким образом, что она становится лучше сбалансированной, реже порождает нездоровое воспаление и требует воздействия более высоких доз аллергенов для инициации аллергических ответов.

Урбанизация — серьезный вызов здоровью нашего суперорганизма. Изменить эту ситуацию можно только за счет радикального изменения структуры и функционирования современных городов. Выбор однозначен: либо мы меняем городскую среду, либо переезжаем жить в деревню.

4. Современная практика родов

Способ появления ребенка на свет — один из важнейших факторов, влияющих на его микробиом. Некоторому воздействию бактерий малыши подвергаются и во время внутриутробного развития, но главным событием, приводящим к засеву микробиома у новорожденных, являются вагинальные роды. Это событие обеспечивает расселение микробов по всему телу младенца (во рту, кишечнике, мочеполовых путях и т. д.) и возможность совместного созревания микробиома с развивающейся иммунной системой. Неудивительно поэтому, что способ появления ребенка на свет является также и важнейшим фактором, влияющим на иммунный статус новорожденного и риск возникновения у него неинфекционных болезней.

Когда ребенок рождается в результате кесарева сечения, надлежащего засева микробиома не происходит и, если не проводится дополнительная терапия, задерживается и надлежащая микробная колонизация его тела. Учитывая представления новой биологии и тот факт, что биологическая неполноценность суперорганизма фактически является пороком развития, становится очевидным, к каким последствиям может привести лишение ребенка во время родов 90 % комменсальных микробов и, соответственно, 99 % микробных генов. Вот почему к кесареву сечению следует прибегать только по серьезным медицинским показаниям. В недавно опубликованной журнальной статье, однако, мне представилась возможность проследить возникновение практики кесарева сечения и ее многовековую эволюцию, приведшую в конце концов к ее столь широкому распространению в наши дни.

Первоначально к кесареву сечению прибегали только для того, чтобы спасти жизнь ребенку, когда его мать только что умерла во время родов или была близка к смерти. На самом деле древнеримский императорский декрет Lex Caesarea обязывал врачей пытаться спасти жизнь ребенка мертвой или умирающей рожающей женщины. Кесарево сечение как процедура, способная спасти жизнь и матери и ребенка, стало практиковаться в медицине сравнительно недавно. Первый известный случай выживания матери и ребенка после кесарева сечения произошел в Швейцарии, по-видимому, в 1580-х гг.

Когда антисептики, наркоз и антибиотики сделали кесарево сечение значительно более безопасной операцией, ее использование в качестве способа родоразрешения резко участилось. Стали возможны элективные роды, то есть кесарево сечение по собственному желанию женщины с целью завершения беременности при сроке 39 недель. Такие «роды по расписанию» дают ряд преимуществ всем заинтересованным сторонам. В последнее время практика элективных родов с помощью кесарева сечения обнаруживает устойчивый рост как в развитых, так и в развивающихся странах. В Соединенных Штатах число таких родов за период между 1996 и 2007 гг. увеличилось на 53 %, причем рост отмечался во всех штатах и этнических группах. В Швеции между 1997 и 2007 гг. число элективных родов с помощью кесарева сечения увеличилось в три раза, а Англии за период 1990–2008 гг. оно удвоилось. Согласно недавним отчетам, относительное количество родов с помощью кесарева сечения составляет: 24 % — в Англии, 33 % — в США, 40 % — в отдельных регионах Индии, от 32 до 48 % — в Бразилии (в зависимости от страны происхождения матери) и 46 % — в Китае. Понятно, что столь значительный рост практики элективных родов с помощью кесарева сечения основан на допущении, что эта процедура сравнительно безопасна и не имеет отрицательных последствий. Но сравнительная оценка ее вреда и пользы ошибочна, поскольку были ошибочны и наше понимание биологии, и подход к оценке безопасности. Теперь мы разбираемся в этом гораздо лучше.

На всем протяжении XX в. мы неизменно определяли безопасность тех или иных событий или явлений в краткосрочных масштабах времени. Когда речь идет об инфекционных болезнях, пандемиях и острых отравлениях, все обстоит прекрасно. Но использовать краткосрочные масштабы времени для оценки безопасности событий, последствия которых могут проявиться на протяжении всей жизни человека, явно недопустимо. Это почти равносильно тому, чтобы оценивать последствия хирургической операции или воздействия какого-нибудь внешнего фактора всего через неделю после события и, не обнаружив проблем, квалифицировать их как безопасные. Новая биология нас учит, что критическое значение имеет не только событие, безопасность которого мы оцениваем, но и сроки этой оценки. Утреннее пробуждение после ужина, устроенного накануне коварной Лукрецией Борджа, воспринималось ее гостями с огромным облегчением, но такая оценка факта собственного выживания отнюдь не гарантировала здоровье на всю оставшуюся жизнь (или хотя бы на один месяц, проведенный в опасном мире политики эпохи итальянского Возрождения). События, происходящие во время перинатального программирования, эпигенетической регуляции генной активности, жизнедеятельности невидимого микробиома, созревания иммунной и нервной систем, напоминают бомбу замедленного действия. Обследуя новорожденного с помощью обычных методов западной медицины и современной системы оценки безопасности, нам никогда бы не удалось понять, что с ним что-то не так.

По данным последних исследований, риски для здоровья, связанные с родами путем кесарева сечения, имеют двойственный характер. Во-первых, это хирургическое вмешательство, как и большинство операций вообще, предполагает превентивное введение антибиотиков для предотвращения послеоперационных инфекций. Антибиотики повреждают (если вообще не уничтожают) материнский микробиом, который должен быть передан малышу, а кроме того, ослабляют бактериальные сигналы, которые малыш получает от материнских микробов непосредственно перед родами. По сути дела, роженица получает препарат, воздействующий на 99 % генома, который она должна передать своему ребенку, а никаких мер, призванных исправить эту ситуацию, в обычной медицинской практике до сих пор не принимается. Во-вторых, из-за кесарева сечения новорожденный лишается контакта с микробами материнского влагалища, которые должны были бы поселиться в его кишечнике. Таким образом, родоразрешение путем кесарева сечения препятствует появлению на свет полноценного человеческого суперорганизма. Если не восстановлена биологическая полноценность младенца, в будущем его ожидают серьезные проблемы со здоровьем.

Критическое значение для нашего физиологического созревания и для перинатального программирования будущего здоровья имеют природу микробов, заселяющих различные участки тела (например, кишечник), и сроки заселения. Шведский ученый Фредрик Бэкхед и его сотрудники недавно сравнили микробиомы матерей и их младенцев на протяжении первого года жизни детей. Ниже приведены основные выводы, сделанные этими исследователями:

1. Микробиом ребенка, появившегося на свет естественным путем, сильно напоминает микробиом его матери. Как показал анализ кала, по видовому составу бактериальная кишечная флора таких младенцев и матерей совпадали на 72 %, а уровень совпадения у детей, рожденных путем кесарева сечения, и их матерей составлял всего 41 %.

2. У детей, рожденных в результате кесарева сечения, присутствовало больше видов бактерий, полученных не от матерей (а, например, от больничного персонала или с поверхности различных предметов), а также бактерий, живущих на коже и во рту их матерей. Но бактерии кожи и ротовой полости — не единственные микробы, присутствие которых в нижних отделах кишечника необходимо для нормального созревания ребенка и эффективного метаболизма. Для микробного профиля вагинально рожденных младенцев характерны бактерии, относящиеся к родам Bacteroides, Bifidobacterium, Parabacteroides, Escherichia и Shigella. Напротив, для детей, рожденных в результате кесарева сечения, более характерны Enterobacter, Haemophilus, Staphylococcus, Streptococcus и Veillonella.

3. У детей, родившихся в результате кесарева сечения, отмечалось гораздо меньшее количество бактероидов (Bacteroides), чем у вагинально рожденных младенцев.

4. По мере того как младенцы подрастали, микробиом детей, рожденных в результате кесарева сечения, начинал походить на микробиом взрослых людей раньше, чем микробиом вагинально рожденных малышей. Складывалось впечатление, что в результате кесарева сечения микробиом младенцев «пропускал» какие-то этапы развития. На каждой стадии развития в течение первого года жизни видовые бактериальные профили у детей, рожденных естественным путем и при помощи кесарева сечения, сильно различались.

5. Микробы младенцев, рожденных в результате кесарева сечения, обладали значительно большей долей генов, ответственных за устойчивость к антибиотикам, чем микробы вагинально рожденных детей. Эта разница отмечалась у малышей сразу же после рождения и оставалась довольно существенной в возрасте четырех месяцев. По мнению ученых, она может отразиться на способности детей получать в будущем эффективное лечение антибиотиками. Во многих отношениях ничего удивительного в выявленном факте нет, поскольку у детей, рожденных путем кесарева сечения, в микробиоме преобладали микробы, попавшие к ним из внешней среды, а не из родовых путей матери.

6. Полноценный микробиом младенца раннего возраста предназначен для переработки грудного молока как первоначального источника питания.

7. Метаболизм, осуществляемый микробиомом ребенка раннего возраста, играет центральную роль в продукции ключевых витаминов, соединений железа и аминокислот, необходимых для развития головного мозга малыша.

Редакционная статья, сопровождавшая сообщение Бэкхеда и его сотрудников о шведских матерях и их малышах, была озаглавлена: «Рождение кишечного микробиома младенца: матери рожают дважды!» Я абсолютно согласен с такой трактовкой вопроса.

И еще кое-что об эффектах кесарева сечения. Недавно была описана попытка использовать материнские пробиотики для ускорения передачи микробов от матерей их малышам через молозиво и грудное молоко. Группа итальянских исследователей изучила влияние ежедневного приема пробиотической смеси, содержавшей лактобациллы и бифидобактерии, женщинами на поздних стадиях беременности и в начале лактации, на микробную флору молозива и грудного молока. У женщин, рожавших естественным путем, уровни пробиотических бактерий были значительно повышены как в молозиве, так и грудном молоке, а у женщин, рожавших с помощью кесарева сечения, увеличения содержания пробиотических бактерий ни в молозиве, ни в грудном молоке не происходило. Таким образом, способ родоразрешения, похоже, влияет на количество пробиотических бактерий, которые впоследствии могут быть переданы матерью ее малышу через молозиво и грудное молоко. Такой результат оказался полной неожиданностью.

Кесарево сечение, безусловно, влияет и на созревание иммунной системы человека и на вероятность НИЗ. Кроме того, сам характер возникающих при этом нарушений иммунной системы заставляет предполагать, что они лежат в основе повышенного риска НИЗ. Так, например, одно из необходимых изменений иммунной системы новорожденного малыша — восстановление баланса между «отстающим» типом приобретенного иммунного ответа (Th1) и теми его типами (Th2), которые способствуют развитию аллергических болезней. Во время пренатального развития малыша его Th2 превалирует над Th1, и этот дисбаланс должен быть скорректирован в ходе дальнейшего созревания иммунной системы ребенка после его появления на свет. Вообще говоря, иммунные ответы Th1 в большей степени предназначены для борьбы с вирусами и раковыми клетками, а Th2 — с паразитами и некоторыми разновидностями бактерий. В конечном итоге, чтобы успешно бороться с недугами и поддерживать целостность тканей, организм ребенка нуждается в сбалансированности обоих типов иммунного ответа. Нарушение равновесия между Th1 и Th2 обычно завершается болезнью.

Ученые из шведского Института контроля за инфекционными заболеваниями показали, что кесарево сечение не только вызывает проблемы с микробной флорой кишечника, но и поддерживает у малыша угнетенное состояние иммунного ответа типа Th1. В результате иммунитет остается несбалансированным. Сходные результаты были получены и другими исследователями, измерявшими уровень иммунных гормонов и прочих факторов, необходимых для созревания ответа Th1. Кроме того, у детей, рожденных в результате кесарева сечения, отмечались более высокие показатели воспаления дыхательных путей по сравнению с вагинально родившимися малышами. Все эти данные указывают на то, что у младенцев, появившихся на свет в результате кесарева сечения, иммунная система несбалансированна и что при определенных внешних воздействиях у них возникает более сильное тканевое воспаление.

Кесарево сечение не только повышает риск иммунных нарушений у детей: у людей, появившихся на свет в результате кесарева сечения, и в детском и в зрелом возрасте чаще возникают НИЗ, связанные с иммунными расстройствами. Датские ученые обследовали около 2 млн детей, родившихся между 1977 и 2012 гг., для выявления возможной связи между различными заболеваниями и способом деторождения. Оказалось, что астма, системные заболевания соединительной ткани, ювенильный артрит, воспалительная болезнь кишечника, иммунодефициты и лейкемия значительно чаще возникали у детей, родившихся путем кесарева сечения, чем у их сверстников, родившихся естественным путем. Неудивительно, что дети первой группы гораздо чаще попадали в больницы. Исследователи предположили, что и в этом случае существует некий общий иммунный механизм развития болезней. Ряд других исследователей сообщили о том, что кесарево сечение повышает риск некоторых НИЗ. К их числу относятся ожирение, расстройства аутистического спектра, синдром дефицита внимания и гиперактивности, высокое кровяное давление, целиакия, пищевые аллергии, опосредованные IgE (иммуноглобулином Е), и атопический дерматит. Следует заметить, что в развитии некоторых из перечисленных болезней принимали участие и другие факторы. Так, риск атопического дерматита существенно повышало сочетание кесарева сечения, использования антибиотиков и некоторых вариантов генов иммунитета. Точно так же риск целиакии связан с кесаревым сечением и предрасположенностью к этой болезни, связанной с некоторыми генными мутациями. Все это заставляет предположить, что дети, родившиеся с помощью кесарева сечения, сильно различаются риском развития того или иного НИЗ. Этот факт отчасти объясняет то обстоятельство, почему у таких детей возникают неодинаковые болезни. И наконец, существует повышенный риск множественных НИЗ, связанных с кесаревым сечением. Все это, однако, не значит, что у ребенка, появившегося на свет в результате кесарева сечения, обязательно возникнет какое-нибудь НИЗ. Это всего-навсего означает, что в группе людей, родившихся с помощью такой операции, с возрастом возникнет значительно больше хронических болезней, чем в группе их сверстников, родившихся естественным путем. Но, когда одна или несколько таких болезней появляются у наших собственных детей, популяционная статистика нас волнует меньше всего.

Таким образом, последние научные и медицинские данные, касающиеся переноса микробов от матери ребенку, созревания иммунной системы младенцев и риска НИЗ в более поздней жизни, в совокупности указывают на то, что элективного, не связанного с медицинской необходимостью кесарева сечения роженицам следует избегать.

5. Неадекватное обеспечение безопасности человека

Хотя попытки защитить здоровье людей обычно предпринимаются из самых лучших намерений, ни к чему хорошему они зачастую не приводят. Существуют контролирующие органы, нормы безопасности и правила ее тестирования, но чем же тогда объяснить, что:

1. Считавшийся совершенно безвредным препарат талидомид назначался тысячам беременных женщин от утренней тошноты и был изъят с рынка только после массового появления на свет новорожденных с серьезными дефектами развития?

2. Асбест, считавшийся совершенно безопасным изоляционным материалом и использованный в качестве такового в большинстве деловых зданий и во многих частных домах, впоследствии был удален оттуда как источник серьезной угрозы для здоровья людей?

3. Определенные для свинца уровни безопасности позднее были пересмотрены, так как выяснилось, что они снижают коэффициент интеллекта (IQ) и повреждают иммунную систему детей?

4. Бисфенол А и фталаты, содержащиеся в тысячах пластиковых изделий (например, детских бутылочках), впоследствии во многих странах были запрещены из-за вызываемых ими эндокринных расстройствах и токсичности, пагубно влияющей на самые разные физиологические системы?

5. Полибромированные дифениловые эфиры (PBDE) и некоторые другие огнезащитные составы, считавшиеся совершенно безопасными материалами и применявшиеся при изготовлении детских пижам и мебели, через некоторое время были внесены в список запрещенных химикатов, потому что обладают полиорганной токсичностью и вызывают рак?

Проблема химикатов и лекарств, которые вначале считались безопасными, а через несколько десятилетий после активного внедрения на рынок провозглашались вредными, обернулась тем, что миллионы беременных женщин и их детей подвергались воздействию опасных веществ и препаратов, способствующих развитию НИЗ. Эти и сходные проблемы детально рассматривает в своей книге «Легальное отравление» (Legally Poisoned) Карл Крейнор.

Откуда же берется такая небрежность в тестировании безопасности лекарств, химикатов и других продуктов, оставляющая после себя массивные бреши в системе защиты человеческого здоровья? Для ответа на этот вопрос достаточно сравнить разницу между усилиями, затраченными на изобретение и разработку нового лекарства, с издержками на научную оценку его безопасности для здоровья. Исследования, направленные на открытие новых лекарственных препаратов, используют новейшие достижения науки, ведя стремительный и широкий поиск новых подходов к решению связанных со здоровьем проблем. Напротив, регламентированная строгими нормами оценка безопасности химикатов и лекарственных средств требует длительного согласования предпринимаемых шагов между всеми заинтересованными сторонами, включая фармацевтические и химические компании. А эти нудные бюрократические процессы движутся с черепашьей скоростью, и к тому времени, когда достигается хотя бы минимальный консенсус, проходят долгие годы и рассматриваемая проблема становится уже неактуальной.

Приведу умопомрачительный пример из собственной практики. Среди множества новых лекарств, называемых биопрепаратами («биологиками») и используемых для лечения НИЗ, некоторые предназначены для корректировки специфического дисбаланса в системе иммунных гормонов (цитокинов), связанных с НИЗ. Цитокиновый дисбаланс может указывать на наличие заболевания, и врачи в этом случае будут отслеживать уровни цитокинов, чтобы определить эффективность лечения этой болезни биологическими препаратами. Некоторые пациенты уже получали такие препараты с целью изменения уровня цитокинов и более эффективного лечения определенных НИЗ. Но, когда речь зашла об измерении уровня этих же самых цитокинов и использовании полученных результатов для определения потенциальной опасности новых препаратов для здоровья и их способности вызывать неблагоприятные изменения иммунной системы, проведение этих измерений сочли слишком «скоропалительным», а их надежность для оценки иммунного статуса — слишком неопределенной. Помнится, тогда я ответил на это: «Уж выбирайте что-то одно!» Если эти измерения достаточно хороши, чтобы назначать людям инъекции цитокинов для лечения болезней, значит, они вполне пригодны и для определения статуса иммунной системы. Но, разумеется, для оценки безопасности препарата требуется не меньше «науковложений», чем для его разработки и внедрения в терапевтическую практику.

Это лишь одна из причин, объясняющих, почему целые поколения людей подвергаются воздействию химикатов и лекарств, способных вызывать НИЗ, и почему эти продукты изымаются с рынка лишь после того, как их использование вызывает серьезные проблемы. Вторая причина неадекватного тестирования безопасности таких продуктов связана с нашим микробиомом, а точнее, с его ролью «фильтра» и «привратника» нашего организма. До сих пор все тестирования безопасности химикатов основывались на представлениях о человеке исключительно как млекопитающем, а, следовательно, при оценке безопасности этих веществ во внимание принимались лишь «человеческие» клетки и ткани. По представлениям новой биологии такое ограничение проблематично. Мы оцениваем безопасность веществ лишь для меньшей из составляющих частей нашего естества. Реальность такова, что тестирование безопасности, не принимающее во внимание наш микробиом, не сможет адекватным образом защитить нас от угроз. Если вещи, которые мы прежде считали безопасными, причиняют вред нашим партнерам-микробам, они опасны.

Недавно группа исследователей решила проверить безопасность широко применяемого типа пищевых добавок — пищевых эмульгаторов, — использовав для своих опытов обычную линию лабораторных мышей (а не линии мышей, традиционно используемых в таких тестах). Эмульгаторы добавляются в пищу, чтобы сделать ее более густой, пышной и однородной. Ведь вам наверняка не понравятся комковатое мороженое, подливка или соус. В описываемом исследовании тестировались два из наиболее широко используемых в кулинарии пищевых эмульгатора — полисорбат-80 и карбоксиметилцеллюлоза (КМЦ). Полисорбат-80 содержится в мороженом, жевательной резинке, желатине и шортенингах — кулинарных жирах, придающих рассыпчатость тесту. Но он присутствует и в других продуктах, воздействуя теми или иными способами на их потребителей. К их числу относятся, например, некоторые витамины, мыла, шампуни, косметические средства, лекарства и вакцины. Карбоксиметилцеллюлоза входит в состав таких продуктов, как мороженое, слабительные средства, таблетки для похудения, моющие средства, смазывающие глазные капли («искусственные слезы») и аппреты (составы, которыми обрабатываются текстильные материалы для придания им жесткости и несминаемости). Важно отметить, что карбоксиметилцеллюлоза иногда добавляется также в заправки для салатов и используется как противоспаечный гель после хирургических операций. Иными словами, мы сталкиваемся с этими двумя химикатами чуть ли не ежедневно, а некоторые врачи даже вводят их нам внутрь.

Исследователи обнаружили, что эмульгаторы изменяют кишечную микробную флору мышей, истончая слой слизи и усиливая воспаление, что в конце концов приводит к развитию у животных воспалительных НИЗ. А ведь в результате тестирований безопасности пищевых и потребительских добавок, основанных на представлениях «старой» биологии, было сделано заключение, что они не представляют для здоровья людей никакой угрозы. Как, однако, свидетельствуют результаты исследования, основанного на представлениях новой биологии, весьма вероятно, что эмульгаторы способствуют возникновению воспалительных НИЗ. Кстати сказать, именно за последние несколько десятилетий на планете и произошел взрывообразный рост числа случаев неконтролируемого воспаления и НИЗ.

Чего еще мы не знаем? Безопасны ли для нашего здоровья генетически модифицированные организмы (ГМО)? Изучалось ли их возможное пагубное влияние на микробиом? Если нет, то тогда этот вопрос остается открытым. По крайней мере в одной из недавно опубликованных журнальных статей сообщается о том, что гербицид «Раундап», произведенный компанией Monsanto, подавляет рост лактобацилл и некоторых других пробиотических бактерий. Многие химикаты и лекарства, прежде считавшиеся безопасными, на самом деле оказывают пагубное воздействие на наш микробиом. Необходимо вновь провести испытания безопасности многих химикатов и лекарственных препаратов с учетом представлений новой биологии и важнейшей роли микробиома в жизнедеятельности человека как суперорганизма.

6. Пренебрежение микробиомом со стороны медицины

Объяснение плачевного состояния нашего микробиома, а также того обстоятельства, что на сегодняшний день мы явно проигрываем битву с НИЗ, отчасти коренится в современной медицинской практике. Современная медицина, относящаяся к пациенту исключительно как к представителю млекопитающих, — шестая причина распространяющейся эпидемии НИЗ. Среди ее характерных особенностей — чрезмерное применение антибиотиков, отношение к кесареву сечению как к безопасному способу родов, неправильное понимание диеты как фактора, определяющего здоровье всего нашего суперорганизма, и использование неточной или неполной информации относительно безопасности тех или иных веществ или воздействий. Издавна существовало негласное правило: ходи по врачам только во время болезней, пей поменьше антибиотиков. Медицина конца XX в. относилась к диете как к средству для похудения, не понимая, что пища нужна и нашим микробам и что микробы должны присутствовать в теле — иначе человек скорее всего так никогда и не преодолеет проблем с весом, к каким бы диетам он ни прибегал. От социального выбора людей вроде переезда на жительство в город медицинская практика старалась держаться подальше. В конце концов это личный выбор каждого человека, даже если такой выбор делали огромные массы людей, руководствуясь неправильными или неполными представлениями о том, что идет здоровью на пользу и что — во вред. На протяжении всего XX столетия советы врачей, связанные со спецификой местожительства, обычно ограничивались предложениями оставить слишком напряженную работу или держаться подальше от местных источников аллергенов. Медицина XX в. одобрила кесарево сечение как совершенно безопасную процедуру и для матери, и для ребенка. Она полностью полагалась на результаты испытаний безопасности химикатов и лекарств, которые, как сегодня известно, часто были неполными или неадекватными. Неполными — потому что эти испытания принимали во внимание только «млекопитающую часть» людей, а неадекватными — потому что они никогда не оценивали наиболее значимые показатели нынешней эпидемии НИЗ. Если медицинская практика не изменится и по-прежнему будет пренебрегать микробиомом, ей не удастся в полной мере искоренить это бедствие.

Если мы надеемся сделать людей по-настоящему здоровыми, необходимо кардинальным образом изменить существующую модель медицины, окончательно принять концепцию человеческого суперорганизма и лечить пациентов, ориентируясь на представления новой биологии.