Книга: Как мы делаем это. Эволюция и будущее репродуктивного поведения человека
Глава 7 Забота о младенцах: общая картина
<<< Назад Глава 6 Кормление младенцев: эволюция грудного вскармливания |
Вперед >>> Глава 8 Как мы вмешиваемся в свое размножение |
Глава 7
Забота о младенцах: общая картина
У человека материнская забота о ребенке отнюдь не ограничивается кормлением молоком. Она включает в себя и многое другое, в том числе теснейший контакт и всепоглощающее внимание матери, направленное на благополучие своего потомства. Такое фундаментальное свойство приматов, как кормление по требованию, предполагает постоянное присутствие матери рядом. Из этого простого факта вытекают многие особенности материнского поведения приматов.
Нельзя забывать и о том, что у нас, как и у других животных, исключительно важную роль в заботе о потомстве играет окружающая среда. Как и все живые существа, мы были сформированы эволюцией в естественных условиях, что следует учитывать, если мы хотим по-настоящему разобраться в самих себе. Для этого необходимо принимать во внимание те обстоятельства, в которых жили и эволюционировали наши предки. Существование в постоянных поселениях стало характерно для человека сравнительно недавно, возникнув лишь около 10 000 лет назад. До этого наши предки были охотниками и собирателями и намного больше зависели от природной среды. В течение более 99 % времени, прошедшего с тех пор, как наша эволюционная ветвь отделилась около 8 млн лет назад от родственной ветви, ведущей к шимпанзе, наши предки жили преимущественно охотой и собирательством.
У большинства приматов мать носит детеныша, ухватившегося за ее шерсть, на себе. Такое поведение составляет одну из главных особенностей заботы о потомстве, свойственной приматам. Ездить на матери детенышу позволяет способность крепко держаться не только руками, но и ногами: большой палец ноги противопоставлен у них другим пальцам, давая возможность хвататься ногами примерно так же, как мы это делаем руками. Поскольку эволюция приспособила наших предков к прямохождению, их ноги постепенно утратили эту способность, сделав нас в этом отношении уникальными среди приматов. При этом хватательная способность рук, напротив, усилилась, изменив ситуацию на противоположную: у других приматов особенно заметно умение хвататься ногами, а у нас – руками. Когда вы в следующий раз будете в зоопарке, обратите внимание на то, как детеныши обезьян держатся за шерсть своих матерей, и вы увидите, что во многом они делают это именно с помощью ног.
Обычно детеныша носит на себе только мать. Однако у некоторых приматов, в том числе у многих обезьян Нового Света, носить детеныша помогает и отец, а иногда и другие члены группы. У игрунок и тамаринов обычно рождаются двойни. С помощью остроумных экспериментов с использованием дополнительных грузов специалисты по поведению животных Густль Анценбергер и Конрад Шрадин показали, что у живущих в Бразилии обыкновенных игрунок энергетические затраты матерей существенно снижаются, если в переноске двойняшек принимают участие отцы и другие члены группы. Но у большинства обезьян мать носит на себе единственного детеныша почти все время с его рождения и до его перехода к самостоятельному передвижению, причем и после этого он иногда все же ездит на ней ради дополнительного питания молоком или ради защиты от опасностей.
У всех приматов, кроме человека, младенец всегда остается рядом с матерью, пока она спит: либо держась за ее шерсть, либо прижимаясь к ней в гнезде. Постоянное ношение детеныша на себе после его рождения гарантирует долгий период тесного контакта между матерью и детенышем, дающий к тому же особые возможности для обучения потомства. У всех обезьян мать почти круглосуточно сохраняет непосредственный контакт с детенышем, так что это наверняка было свойственно и их общему предку. Эволюционная история ношения младенцев на себе продолжительна, и нашим древним предкам такое поведение наверняка тоже было свойственно.
Как известно всем, у кого есть дети, носить их не так-то просто и по мере роста младенца становится все сложнее. Энергетические затраты матери на ношение ребенка уступают только ее затратам на обеспечение его молоком. У наших высокоподвижных предков – охотников и собирателей – необходимость носить младенцев наверняка поглощала значительную часть энергетического бюджета любой матери. Но трудно точно оценить, сколько именно составляли эти расходы. К счастью, здесь нам помогают некоторые косвенные данные, восходящие к тому простому факту, что, пока младенец питается исключительно материнским молоком, всю энергию он получает напрямую от матери. Поэтому для эффективного использования энергетических ресурсов требуется, чтобы мать носила на себе младенца во всех случаях, когда ее дополнительные энергетические затраты на такое ношение будут меньше, чем были бы ее затраты на обеспечение ребенка энергией, необходимой ему для самостоятельного преодоления того же расстояния. Если ребенок может преодолеть это расстояние с меньшими затратами энергетических ресурсов матери, тогда нести его на себе было бы расточительно.
Эта идея легла в основу интереснейшего исследования, которое провели в национальном парке Амбосели в Кении полевые биологи Джин Альтманн и Эми Сэмюэлс, подробно регистрировавшие, как матери у бабуинов носят на себе детенышей. Данные этого исследования показали, что при кормлении и перемещении с места на место самки бабуинов, как и следовало ожидать, постоянно носят маленьких детенышей на себе. В течение первых двух месяцев жизни детеныша мать носит его на себе в течение примерно трети суток, преодолевая за это время расстояние в 8–10 км. После этого время ношения детеныша постепенно уменьшается, к восьмимесячному возрасту практически сходят на нет. В течение первых месяцев жизни быстрое перемещение требует от младенца особенно высоких энергозатрат, поэтому вполне закономерно, что в этот период мать так часто носит его на себе.
Антрополог Патрисия Креймер применила похожий подход в теоретическом исследовании, в ходе которого она рассчитала энергозатраты как матери, так и ребенка при ходьбе. Как ни удивительно, у людей энергия расходуется особенно эффективно при медленной ходьбе. Передвигаясь с малой скоростью, мы тратим энергию намного экономнее, чем другие млекопитающие похожих размеров. Однако с повышением скорости затраты на ходьбу резко возрастают, и при быстром передвижении другие млекопитающие тратят энергию намного эффективнее, чем мы. Таким образом, энергетические преимущества человеческой ходьбы ограничиваются медленными передвижениями, то есть именно такими, которые характерны для матерей, носящих на себе своих младенцев. У людей, как и у бабуинов, мать эффективнее расходует энергию при передвижении, чем младенец на ранних этапах развития. Однако дополнительные энергозатраты на переноску тяжести зависят от того, каким образом мать носит на себе младенца. Если ноша располагается вблизи от центра тяжести материнского тела, дополнительные энергозатраты не так велики, как при любых других способах переноски. (Как бы ни приятно было носить ребенка на закорках, в биологическом плане это не оптимальное решение.) Кроме того, судя по некоторым данным, расход энергии на переноску тяжестей может снижаться в ходе привыкания.
У людей, как и у бабуинов, разница в энергозатратах между матерью и младенцем тем больше, чем выше скорость передвижения, поэтому при быстрой ходьбе матери должны особенно часто носить детенышей на себе. Интересно, что, судя по расчетам Патрисии Креймер, мать должна заставлять ребенка бо?льшую часть времени передвигаться самостоятельно, начиная с возраста около трех лет. Однако при обычных скоростях передвижения для энергетического бюджета матери было бы выгодно, если бы дети начинали самостоятельно ходить в возрасте меньше двух лет. Одна из проблем здесь может быть связана с конфликтом матери и младенца. Для минимизации энергозатрат младенцу всегда выгодно, чтобы мать носила его на себе, и даже при самостоятельном передвижении предпочтительная для младенца скорость ходьбы может отличаться от предпочтительной для матери. Поэтому матери и младенцу приходится идти на компромиссы. Патрисия Креймер в своей работе делает вывод о том, что полученные ею данные указывают на вероятную оптимальную продолжительность промежутка между родами, составляющую около четырех лет.
Эволюция заставила человеческих матерей столкнуться еще с одной проблемой: младенцу постепенно становилось все труднее держаться за мать. На каких-то этапах эволюции наших предков волосяной покров, за который так удобно хвататься детенышам других приматов, существенно сократился. Анализ генов, связанных с ростом волос, свидетельствует о том, что утрата густого волосяного покрова у предков человека могла произойти около 2 млн лет назад. С течением времени в результате исчезновения нательных волос и способности хвататься ногами у человеческих младенцев не осталось ни физической возможности самостоятельно держаться за мать при передвижении, ни того, за что они могли бы при этом держаться.
Таким образом, нашим предкам потребовалось альтернативное решение проблемы переноски младенцев без использования рук, которым лучше оставаться свободными для добывания пищи и иной деятельности. Наши предки научились делать первые слинги из природных материалов, таких как лианы или шкуры животных. Высказывалась даже идея, что именно изготовление слингов и привело к изобретению одежды, которое, судя по последним оценкам, могло произойти почти 200 000 лет назад. Исходя из генетических данных, примерно в то время от головных вшей отделилась эволюционная ветвь платяных вшей, которые, в отличие от головных, живут не среди волос, а на одежде. Как бы то ни было, те или иные приспособления для переноски младенцев в ходу даже в тех современных человеческих популяциях, где не принято носить никакой или почти никакой одежды. Древняя практика ношения младенцев на себе, несомненно, осталась частью нашего эволюционного наследия, равно как и характерное для приматов сильное взаимодействие младенца и матери, которому способствует тесный контакт между ними. Однако, как нам предстоит убедиться, из практики постоянного ношения младенцев на себе вытекает и еще одна проблема: необходимость что-то делать с отходами жизнедеятельности ребенка.
У большинства млекопитающих проблема отходов жизнедеятельности детенышей решается остроумным (хотя и неаппетитным) способом: мать просто поглощает эти продукты, в том числе мочу и фекалии. К счастью, у людей эту проблему принято решать иначе. Проще всего она решается у охотников и собирателей, образ жизни которых позволяет матери без труда избавляться от отходов жизнедеятельности младенца по ходу передвижений. Однако, когда люди перешли к оседлому образу жизни, этот способ стал непригодным, и возникла потребность в альтернативе, в конечном итоге вылившаяся в изобретение пеленок и подгузников. Те или иные аналоги пеленок и подгузников использовались на протяжении всего исторического периода развития человечества. Подгузники упоминаются в нескольких древнеегипетских текстах, посвященных медицине, в которых даже содержатся рекомендации по лечению возникающей под подгузниками опрелости. По мере распространения подгузников перед родителями все острее вставала проблема приучения младенцев к самостоятельному избавлению от отходов жизнедеятельности.
У тех млекопитающих, детеныши которых рождаются недоразвитыми и долгое время остаются в гнезде, мать обычно поглощает продукты их жизнедеятельности, поддерживая гнездо в чистоте. Например, у мышей и крыс мать нередко чистит детенышей, вылизывая их с ног до головы и при этом проглатывая их мочу и фекалии. Более того, такое вылизывание, судя по всему, служит детенышам стимулом к мочеиспусканию и дефекации, а у некоторых млекопитающих, рождающихся недоразвитыми (например, у ряда видов из отряда хищных), мочеиспускание и дефекация происходят вообще только при вылизывании. Этот факт имеет ключевое значение для успешного искусственного выкармливания детенышей таких видов, при котором мочеиспускание и дефекацию необходимо стимулировать, массируя нижнюю часть брюшка детеныша влажной тряпочкой. Без этой процедуры в организме детеныша может происходить опасное для жизни накопление мочи и фекалий. На первый взгляд может показаться странным, что детеныши хищных млекопитающих так неохотно избавляются от отходов жизнедеятельности. Но можно предположить, что у хищных давление естественного отбора особенно сильно работает против загрязнения гнезда, поощряя избавление от отходов лишь тогда, когда мать находится рядом и может позаботиться о поддержании чистоты.
Хотя у всех приматов детеныши появляются на свет довольно зрелыми, их матерям обычно тоже свойственна подобная забота о туалете своего потомства. Матери видов, живущих в гнездах, также поддерживают гнездо в чистоте, поглощая отходы жизнедеятельности детенышей. Это относится, в частности, и к мышиным лемурам. В ходе своих исследований я выкормил несколько их детенышей, каждый из которых был меньше моего мизинца, пользуясь при этом вышеописанным приемом с влажной тряпочкой, чтобы стимулировать у них дефекацию и мочеиспускание.
У тех видов приматов, которые постоянно носят детенышей на себе, матери избегают загрязнения шерсти похожим способом, поглощая мочу и фекалии детенышей, по крайней мере в течение некоторого времени после их появления на свет. Такое поведение свойственно даже нашим ближайшим родичам – современным гоминидам. Следовательно, на каком-то этапе человеческой эволюции эта распространенная у млекопитающих форма поведения должна была исчезнуть. У нас, разумеется, сама мысль о поглощении мочи и фекалий младенцев вызывает отвращение, но неясно, когда и как наши предки отказались от этой древней практики.
Перед другими приматами непростая проблема приучения детеныша к самостоятельному избавлению от отходов жизнедеятельности просто не встает: их поглощает мать. Становясь старше, детеныш постепенно начинает самостоятельно избавляться от отходов жизнедеятельности, отлучаясь от матери. Детеныши, как и взрослые, просто мочатся и испражняются там, где у них возникает такая потребность. Я имел случай непосредственно в этом убедиться, когда наблюдал за ревунами на острове Барро-Колорадо в Панаме. Время от времени, пока я сидел под деревом и делал записи, над моей головой начинала испражняться группа ревунов, и их моча и фекалии с шумом скатывались вниз сквозь листву. Как я вскоре убедился, в сложной сети взаимосвязей дождевого тропического леса мало что пропадает. Прошло лишь несколько минут, и на обильный урожай слетелись навозные жуки, которые принялись лепить из фекалий небольшие шарики и укатывать их прочь. Всего час спустя от груды экскрементов не осталось и следа.
На каком-то этапе эволюции наши предки стали придирчиво относиться к утилизации отходов жизнедеятельности и отказались от характерной для других приматов раскованности в этом вопросе. В итоге это привело к такому сравнительно недавнему побочному эффекту оседлого образа жизни, как приучение к горшку. Сегодня многие дети в промышленно развитых странах носят подгузники на протяжении всего младенчества и раннего детства. О том, когда младенца следует приучать к горшку, нет единого мнения: одни считают, что здесь необходим строжайший распорядок, другие ратуют за крайнюю толерантность в этом вопросе.
Чтобы получить общее представление о том, как менялись взгляды на приучение к горшку за последние несколько десятилетий, можно сравнить разные издания брошюры «Забота о младенце», публиковавшейся Бюро по делам детей при правительстве США. Этот рекордный бестселлер был впервые напечатан в 1914 году. С тех пор было продано более 50 млн экземпляров данной брошюры. В издании 1935 года особо оговаривалась рекомендация рано начинать приучение к горшку: «Тренировку кишечника можно начинать уже в конце первого месяца жизни. Ее следует всегда начинать до третьего месяца и можно завершать в течение восьмого месяца». Издание советовало матерям ежедневно в определенное время вводить в прямую кишку младенца мыльную палочку. Изображением часов на иллюстрации с матерью и младенцем подчеркивалось нелепое требование строжайшего режима проведения этой процедуры, от которого разрешалось отклоняться не более чем на пять минут. Кстати, Лютер Эммет Холт (тот самый, который ратовал за кормление младенцев строго по распорядку) также отмечал, что приучение к горшку можно начинать на втором месяце после рождения. В своей книге «Забота о детях и их кормление», вышедшей в 1894 году, Холт тоже предлагал использовать кусочек мыла, чтобы стимулировать дефекацию.
Однако впоследствии широкое признание постепенно получило представление о том, что принудительные меры по приучению детей ходить на горшок строго по распорядку, вплоть до наказаний за его нарушение, могут иметь серьезные психологические последствия. В 1942 году психиатр Мейбл Хушка предположила, что с принудительным приучением к горшку могут быть связаны детские неврозы. Она особо раскритиковала совет, который давался в брошюре «Забота о младенце» 1935 года издания. Многие фрейдисты отмечали, что столь раннее, строго регламентированное приучение к горшку ведет к эмоциональным расстройствам и неврозам в более позднем возрасте. В конце концов авторитетные специалисты, такие как педиатры Бенджамин Спок и Берри Брэзлтон, заставили маятник качнуться в противоположную сторону, введя понятие ориентированного на ребенка подхода к приучению к горшку. В итоге сегодня в США преобладает убеждение, согласно которому дети должны сами решать, когда им пора начинать ходить на горшок.
В настоящее время на сайте Американской академии семейных врачей рекомендуется начинать приучение к горшку тогда, когда ребенок научится сам сигнализировать, что подгузник пора менять, или даже говорить, что хочет на горшок, то есть обычно в возрасте от полутора до двух лет. При этом иногда он может нуждаться в подгузниках вплоть до трехлетнего возраста. В 1950-х годах лишь 3 % детей в США к трехлетнему возрасту не были приучены проситься на горшок в дневное время, теперь же таких детей уже около половины. Отчасти эта перемена связана с легкой доступностью одноразовых подгузников, позволяющих родителям экономить время и силы. Для окружающей среды все это имеет весьма печальные последствия: миллионы использованных подгузников составляют до 10 % всех бытовых отходов в США.
Сегодня большинство американских и европейских педиатров полагают, что до третьего года жизни ребенок в принципе не может успешно контролировать работу сфинктеров мочевого пузыря и прямой кишки. Однако сравнение разных культур показывает, что представления о готовности к приучению к горшку связаны не с ограничениями, накладываемыми особенностями развития, а с социальными нормами. В редко цитируемой статье 1977 года, написанной антропологами Мартеном и Рейчел де Фрис и посвященной кенийской народности диго, говорящей на одном из языков группы банту, показано, что диго начинают приучать детей контролировать мочеиспускание и дефекацию уже в первые недели их жизни. Без всяких насильственных мер и наказаний заботливое обучение приводит к тому, что дети приобретают способность круглосуточно контролировать работу сфинктеров мочевого пузыря и прямой кишки уже к пяти– или шестимесячному возрасту.
Обучение начинается с того, что мать садится на землю, вытянув ноги вперед, и сажает ребенка на колени лицом от себя. Затем она издает особый звук («шу-ус»), который ребенок уже научился ассоциировать с мочеиспусканием. Успех вознаграждается кормлением или объятиями. Дефекацию стимулируют, применяя аналогичный метод, который отличается положением, в котором мать держит ребенка. Этот пример показывает, что ребенка вполне можно приучить к горшку еще в младенчестве, если усердно применять подходящий метод обучения.
Пример с обучением детей у народности диго в Кении отнюдь не уникален. Поступающие в последнее время сообщения свидетельствуют о том, что в Китае матери тоже обычно начинают приучать детей к туалету рано и обычно преуспевают в этом в течение первого года жизни младенца. Как и у диго, у китайцев мать подает ребенку звуковой сигнал, держа его над отверстием в уборной или над землей. Голландская писательница Лори Баукке в своей книге «Приучение младенцев к горшку», впервые опубликованной в 2000 году и выдержавшей уже два переиздания, приводит не только эти примеры, но и несколько других. Лори Баукке и Кэтлин Чин написали доступный в Интернете текст, озаглавленный «Приучение к горшку» (Potty Training), где утверждается, что человеческим младенцам свойственно некое «окно обучения», открытое от рождения и примерно до шестимесячного возраста. Если родителям удается воспользоваться этим окном, пока оно еще открыто, ребенка обычно удается успешно приучить к горшку. Чин и Баукке пишут: «В западном мире восторжествовала догма, согласно которой детей никаким способом нельзя рано приучать к туалету. ‹…› Но миллионы счастливых китайских младенцев не могут ошибаться!»
Человеческий младенец не может самостоятельно висеть на теле матери, и ее забота о нем уже не включает поглощения отходов его жизнедеятельности. Однако у женщин никуда не исчезла глубоко укорененная у всех приматов склонность носить младенца на себе. Тесный физический контакт между матерью и ребенком остается одним из ключевых условий здорового развития. Он не только обеспечивает тепло и безопасность, но и исключительно важен для формирования взаимной привязанности матери и ребенка. В тех родильных отделениях, которые не обошло стороной влияние просвещения, этот факт уже признают на деле. Новорожденного ребенка стараются не держать в изоляторе, а как можно скорее вручить матери, чтобы она обняла его и прижала к себе.
Человеческие младенцы, как и детеныши других видов приматов, несомненно, обладают врожденной программой, заставляющей их ожидать тесного физического контакта с матерью. Отсутствие такого контакта вызывает в организме ребенка серьезный шок. Помещение новорожденного младенца в отдельную кроватку или тем более в отдельную комнату на значительную часть дня и на всю ночь грубо нарушает фундаментальные принципы материнского поведения, унаследованные нами еще от древнейших приматов, живших около 80 млн лет назад.
Что происходит, если что-то идет не так? У всех млекопитающих, если мать не может как следует кормить детеныша, это ставит под угрозу его выживание, а значит, и ее репродуктивный успех. Можно подумать, что естественный отбор должен поощрять любые адаптации, способствующие успешному выращиванию потомства. Может показаться закономерным, что после того, как мать уже вложилась в беременность, она должна оберегать и поддерживать свои вложения после родов. Но все не так просто. В определенных условиях матери млекопитающих способны минимизировать свои потери от гибели потомства. В некоторых крайних случаях мать может даже поедать своих детенышей вскоре после их появления на свет. Эта практика распространена у таких млекопитающих, как грызуны и тупайи, детеныши которых рождаются крошечными и недоразвитыми. Маленькие дети нередко приходят в ужас и получают серьезную психологическую травму, увидев, как милая пушистая самка хомячка рождает целый выводок детенышей и тут же их пожирает. Но все же это естественная реакция матери на неблагоприятные условия.
Во время кормления потомства молоком мать ежедневно вкладывает в него даже больше ресурсов, чем во время беременности. Поэтому отказ от выращивания детенышей при неблагоприятных условиях вполне может быть успешной стратегией экономии расходов, поскольку в такой ситуации бывает предпочтительнее поставить крест на нынешнем выводке и сберечь ресурсы для потомства, которое родится впоследствии, когда условия будут благоприятнее. С этой точки зрения пожирание собственных детенышей можно интерпретировать как жуткую разновидность утилизации отходов. Такое поведение встречается редко или никогда не встречается у тех видов млекопитающих, которые производят на свет высокоразвитое потомство, в том числе у приматов. Матери таких видов могут бросать или даже убивать своих детенышей, но почти никогда их не поедают. Возможно, материнский вклад в потомство, вносимый за время продолжительной беременности, просто слишком велик, чтобы пожирание детенышей было успешной стратегией экономии расходов. Если так, то можно ожидать, что матери детенышей, рождающихся зрелыми, будут обладать адаптациями, позволяющими их потомству выживать даже при неблагоприятных условиях. И дела действительно обстоят именно так.
К неблагоприятным условиям из всех репродуктивных функций особенно чувствительно кормление молоком. Результаты многих исследований показывают, что оно уязвимо для стресса, вызываемого отрицательными факторами физической или социальной среды. В этом можно наглядно убедиться на примере тупай. В природе они моногамны и хорошо живут в неволе, только если держать их парами. Если в одной и той же клетке держать двух или нескольких взрослых тупай одного пола, у них могут возникать проблемы, связанные со стрессом, вызываемым социальными факторами. Специалист по физиологии поведения Дитрих фон Хольст провел исследование, специально посвященное этому эффекту. Оказывается, тупайи как нельзя лучше подходят для таких исследований: они тем сильнее распушают хвост, чем больше гормонов стресса циркулирует у них в крови. Поэтому степень распушенности хвоста тупайи можно использовать для визуальной оценки уровня стресса. Воспользовавшись этим подходом, не предполагающим непосредственного вмешательства в жизнь тупай, фон Хольст показал, что из всех репродуктивных функций самок именно кормление молоком нарушается под действием стресса в первую очередь. При более высоких уровнях стресса наблюдаются другие нарушения: пожирание детенышей, выкидыши, а в самых крайних случаях – даже полное прекращение работы яичников.
Как я узнал из случайного наблюдения, сделанного в ходе изучения размножения тупай в колонии, содержавшейся в Университетском колледже Лондона, в некоторых случаях стресс у тупай снижает количество вырабатываемого молока, но не сводит его на нет. Детеныши тупай как нельзя лучше подходят для изучения количества потребляемого ими молока, поскольку мать навещает их лишь раз в два дня. Поэтому я стал измерять этот показатель, взвешивая детенышей до и после каждого посещения их матерью для кормления. Все шло по плану, пока я не заметил странную аномалию в одном из гнезд. В двух случаях, разделенных промежутком в одну неделю, я отмечал нарушения обычного режима кормления раз в два дня. В обоих случаях мать посещала гнездо даже чаще двух раз в сутки, но количество молока, получаемого ее детенышами, сократилось, в результате чего их вес оказался существенно ниже нормы.
Я забеспокоился и спросил заведующего виварием, не замечал ли он чего-нибудь необычного. Виварий использовался преимущественно для разведения мышей и крыс, и я хотел узнать у заведующего, не случалось ли чего-нибудь необычного и с этими животными. Его глаза загорелись, и он тут же мне все объяснил. Ему уже доводилось замечать, что к аномалиям в размножении мышей и крыс может приводить учебная пожарная тревога – минутный рев мощной сигнализации. Поэтому он договорился о том, что его всегда будут заранее предупреждать об учебных тревогах, чтобы он мог вовремя снимать с сигнализации в виварии металлический колпак. Однако новый не в меру ретивый сотрудник службы по технике безопасности провел учебную тревогу, не предупредив заведующего виварием, и даже повторил ее неделю спустя. Сроки обеих учебных тревог в точности совпадали со сроками появления аномалий, которые я заметил у своих тупай. Затем заведующий виварием показал мне свои данные о размножении мышей и крыс за тот же период. Как и можно было ожидать, во время каждой учебной тревоги отмечаемая рождаемость резко падала. Детенышей, по-видимому, рождалось столько же, сколько обычно, но многие из них умирали или оказывались съеденными. Ясно, что внезапный стресс, например вызываемый неожиданным громким шумом, может приводить к нарушениям размножения даже у давно одомашненных лабораторных грызунов.
Приматы (с их хорошо развитыми новорожденными) реагируют на стресс похожим образом, хотя и демонстрируют ряд важных отличий. У приматов, размножающихся в неволе, нередко не получается выкормить свое потомство. По крайней мере отчасти это случается из-за недостатка молока. Детеныш просто умирает от недоедания, если вовремя не отделить его от матери и не выкормить искусственно.
Биолог Кристофер Прайс, работавший у меня в Лондоне в аспирантуре, изучал материнскую заботу о потомстве у краснобрюхих тамаринов – небольших обезьян Нового Света, живущих в бассейне Амазонки и обычно производящих на свет двойню. Как это обычно и бывает в колониях приматов, некоторые матери выкармливали своих детенышей, а некоторые не выкармливали. В ходе своих исследований Прайс выявил гормональное отличие между успешными и неуспешными матерями. Поразительно то, что разницу между ними можно было обнаружить уже на середине беременности. Иными словами, по уровню гормонов в крови уже на середине беременности можно довольно точно прогнозировать, станет ли самка выкармливать своих детенышей. Это открытие было одним из первых свидетельств того, что неуспех материнства у приматов может иметь гормональную основу.
Ученым необходимо знать, влияют ли гормоны на материнскую заботу о потомстве у приматов, потому что от этого могут зависеть важные для людей выводы. Часто принимается за аксиому, что материнская забота у приматов (по крайней мере у обезьян и людей) во многом, если не полностью, зависит от обучения. Например, в некоторых зоопарках шимпанзе и гориллам в их клетках демонстрируют видеозаписи, показывающие, как матери кормят детенышей грудью, в надежде на то, что просмотр таких записей поможет самкам научиться правильно заботиться о своем потомстве. Подобные действия связаны с распространенным убеждением в том, что неспособность матери выкормить свое потомство обычно связана с влиянием социальных факторов. В тех случаях, когда у самок приматов не получается выкармливать детенышей, стресс редко рассматривают как одну из возможных причин.
Распространенное убеждение в том, что забота о потомстве у приматов зависит преимущественно от обучения, объясняется просто. Оно восходит к тому твердо установленному факту, что мать часто лучше заботится о потомстве после каждых следующих родов, особенно после вторых. Общее для приматов правило состоит в том, что самки, уже рожавшие детенышей, чаще успешно заботятся о потомстве, чем самки, рожающие в первый раз. Это улучшение обычно связывают с обучением, но возможны и другие объяснения. В частности, есть все основания полагать, что у любой матери первые роды вызывают особенно сильный стресс, и что физиологические механизмы родов и заботы о потомстве могут нуждаться в дополнительной настройке. Исходя из эволюционных соображений, представляется маловероятным, чтобы материнская забота о потомстве, имеющая принципиальное значение для репродуктивного успеха, зависела исключительно от обучения и не обеспечивалась никакими надежными физиологическими механизмами.
Начиная с 1957 года психолог Гарри Харлоу из Висконсинского университета в Мэдисоне провел ряд спорных в этическом и методологическом планах экспериментов на макаках-резусах. Результаты этих экспериментов, превосходный обзор которых представлен в книге Деборы Блум «Любовь в парке Громил» (Love at Goon Park,), оказали огромное влияние на интерпретации материнского поведения у приматов. Исследователи отнимали новорожденных макак у матерей, чтобы выяснить, как это влияет на детенышей. Некоторым из таких детенышей Харлоу предоставлял изготовленную им примитивную «cуррогатную мать», к которой детеныш мог прижиматься. В одном известном эксперименте он отделял новорожденного детеныша от матери, помещал его в отдельную клетку и предоставлял ему выбор между двумя суррогатными матерями: состоящей из одного лишь проволочного каркаса и состоящей из такого же каркаса, но покрытого мягкой тканью. Время от времени на одном из каркасов, выбранном случайным образом, устанавливали бутылочку, из которой детеныш мог сосать молоко. Эксперимент показал, что детеныши прижимались преимущественно к каркасу, покрытому тканью, независимо от того, была ли на нем установлена бутылочка с молоком. Если бутылочка была установлена на голом каркасе, детеныш забирался на него лишь ненадолго – чтобы попить молока. Когда его что-то пугало, он всегда возвращался к каркасу, покрытому тканью, даже если бутылочка с молоком была на голом каркасе.
Харлоу сделал вывод, что покрытый тканью каркас дает изолированному от матери детенышу некоторое, хотя и недостаточное для нормального развития, ощущение комфорта. У детенышей, имевших доступ только к голому каркасу, возникали проблемы с перевариванием молока и чаще наблюдался понос. Когда детенышей, выращенных с суррогатными матерями, впоследствии подсаживали к другим макакам, они оказывались не приспособленными к нормальной социальной жизни. Такие макаки были замкнуты и недружелюбны и нередко бились головой о стены и раскачивались из стороны в сторону. В итоге, когда они становились половозрелыми, они не могли нормально спариваться. Поэтому Харлоу вмешался в этот процесс. Воспользовавшись устройством, которое он цинично назвал «дыба для изнасилования», он ограничивал движения взрослых самок, давая возможность самцам насильственно спариваться с ними. Если лишенные матери обезьяны беременели и сами становились матерями, они пренебрегали своими детенышами или даже мучили их. Харлоу объяснял такое поведение тем, что отсутствие взаимной привязанности к матери во время развития самих этих самок не позволяло им правильно взаимодействовать со своими собственными детенышами. Привязанность к детенышам у них не формировалась, что отрицательно сказывалось и на кормлении молоком. Однако в некоторых случаях после рождения нескольких детенышей материнское поведение таких самок все же улучшалось. Многие критиковали эксперименты Харлоу и сделанные им выводы, но широкое признание получил его вывод о том, что стать успешной матерью невозможно, если расти без соответствующей материнской заботы.
Приматолог Марибет Шампу вернулась к вопросу о выросших без матери матерях у макак-резусов в своей статье 1992 года, в которой отметила, что проблемы с материнством, выявленные Харлоу, могут иметь и иное объяснение. На материнском поведение могут отрицательно сказываться последствия не только отсутствия материнской заботы, но и социальной изоляции в младенчестве. Даже выросшие в нормальных условиях самки макак совсем по-разному заботятся о своих детях. Более того, выросшие без матери макаки могут научиться нормально заботиться о детенышах, получив опыт взаимодействия с ними. Марибет Шампу сравнила нормальных макак, выращенных матерью, с макаками, отделенными от матерей, но выращенными в группах, и с макаками, выращенными в полной изоляции. Самки, выращенные в группах, меньше контактировали со своими детенышами, чем самки, выращенные матерью, но самки, выращенные в изоляции, чаще полностью отказывались заботиться о своих детях. Таким образом, наихудшие последствия изоляции от матери можно отчасти смягчить, выращивая детенышей в компании других таких же сирот.
В 1980-х мне довелось познакомиться с борцом за охрану дикой природы Пегги О’Нилл, участвовавшей в летней школе при Джерсийском фонде охраны дикой природы Джеральда Даррелла, в организации которой я принимал участие. В ее распоряжении оказались макаки-резусы, выжившие в ходе экспериментов Харлоу, и ей удалось сделать из них процветающую колонию, живущую в просторном вольере под открытым небом. В этих новых условиях лишенные матерей самки преодолели многие из своих былых социальных дефектов. Оказалось, что они могут совсем неплохо заботиться о своих детенышах. Из этой истории я понял, что в подходящих условиях можно, по крайней мере отчасти, преодолеть проблемы, вызываемые ранней изоляцией от себе подобных и сопутствующим ей стрессом.
Мои собственные многолетние наблюдения за приматами убедили меня в том, что отказ от заботы о детенышах у обезьян может быть связан скорее с избытком стресса, чем с недостатком обучения. Проведенные в 1980-х годах масштабные исследования шимпанзе, горилл и орангутанов в неволе показали, что только половину рождающихся у этих обезьян детенышей успешно выкармливают их матери. В связи с этим многих детенышей отнимают от матерей и выкармливают искусственно. Данная проблема по-прежнему остро стоит перед зоопарками и другими учреждениями, где разводят обезьян-гоминид. Ее принято объяснять тем, что многие из обезьян, которых держат в зоопарках, были пойманы в природе или изолированы от матери еще в раннем возрасте и выращены в неподходящих социальных условиях, в результате чего они не смогли освоить навыков, необходимых для успешной заботы о потомстве. Согласно этой версии, отделение от матери и искусственное выкармливание детенышей обезьян создает порочный круг, приводящий к передаче плохих материнских навыков из поколения в поколение.
Однако некоторым шимпанзе, гориллам и орангутанам удается совершенно безупречно выращивать своих детенышей в неволе. Ясно, что успешной матерью вполне может стать даже обезьяна, выросшая вне социальной группы. Я начал подозревать, что наблюдаемые проблемы с материнской заботой могут быть отчасти связаны с жизнью обезьян в тесных, не оборудованных должным образом клетках. Это подозрение усилилось, когда в ходе своих многолетних исследований размножения горилл в Джерсийском фонде охраны дикой природы я стал свидетелем следующего интересного случая. Две зрелые самки, которых держали в одной клетке со зрелым самцом, беременели по три раза. Через несколько дней после каждых родов детеныша приходилось отнимать от матери, потому что она не заботилась о нем как следует. Затем горилл перевели из их довольно тесного жилища в оборудованную по последнему слову техники, намного бо?льшую клетку с выходом в просторный вольер, снабженный всем необходимым. Вскоре после этого обе самки снова родили детенышей, но на этот раз с самого начала заботились о них безупречно. Ни у одной из них не было никакой возможности научиться правильной заботе о потомстве до того, как они родили детенышей в новых условиях. Что же произошло? Весьма правдоподобное объяснение состоит в том, что исходная тесная клетка была источником стресса, а новое просторное жилище избавило обезьян от этого стресса и его возможных гормональных последствий.
Впоследствии я некоторое время вынашивал замысел исследования гормональных изменений, происходящих у горилл на поздних этапах беременности и в первые недели после родов, которое позволило бы выяснить, имеются ли между успешными и неуспешными матерями какие-либо заметные гормональные отличия. В конце концов моя аспирантка Нина Бар из Цюрихского университета осуществила проект, который позволил достичь этой цели. Нина в течение нескольких недель до и после родов кропотливо собирала образцы мочи и кала у девятерых горилл, содержавшихся в неволе, а затем попыталась выявить возможную связь между уровнями гормонов и заботой о потомстве. Оказалось, что качество материнской заботы действительно связано с уровнем стероидных гормонов эстрогена и прогестерона, а также индикатора стресса кортизола. Чтобы выяснить, какие причинно-следственные связи в действительности существуют между стрессом, гормонами и заботой о потомстве у обезьян-гоминид, требуется немало потрудиться. Но эта гипотеза, судя по всему, ничуть не менее правдоподобна, чем традиционное представление о том, что успех заботы о потомстве отчасти или полностью зависит от социального обучения.
Некоторые работы, в частности статья, которую опубликовали в 1997 году психолог Элисон Флеминг и ее коллеги, показали наличие подобных связей между гормонами и взаимодействием матери и ребенка и у женщин. Группа Флеминг преследовала две цели: выяснить посредством анкетирования, происходят ли у женщин на поздних этапах беременности, перед самыми родами, перемены в реакциях, сопряженных с материнством, как это отмечено для других млекопитающих, и определить, существует ли какая-либо связь между гормональными изменениями и изменениями эмоций и ощущений будущей матери. Для этого, в частности, использовали данные анализов на уровень различных стероидных гормонов. Было отмечено, что в ходе беременности материнские чувства усиливаются, а после родов становятся еще сильнее. Кроме того, выяснилось, что чувство материнской привязанности связано с изменениями соотношения эстрадиола и прогестерона на переходном этапе между ранними и поздними стадиями беременности. Исследователи отметили, что связь гормонов и привязанности можно объяснить двумя способами: непосредственным влиянием на материнские чувства и опосредованным воздействием на общее ощущение благополучия. Чтобы установить, имеется ли здесь прямая причинно-следственная связь, тоже требуется дальнейшая работа.
Ощущение эмоционального упадка, возникающее после родов, нередко оказывается неприятным сюрпризом для рожениц. К счастью, обычно оно бывает легким и непродолжительным, хотя от него страдает больше половины женщин, впервые становящихся матерями. Однако у некоторых женщин развивается длительная послеродовая депрессия, настолько тяжелая, что требует обращения к врачу. Ее симптомы обычно начинают проявляться вскоре после родов, но иногда развиваются лишь спустя месяцы. Помимо усталости и бессонницы эти симптомы включают необъяснимую грусть, приступы плача, асоциальное поведение, потерю аппетита, тревогу и раздражительность. Послеродовая депрессия – расстройство тяжелое и весьма распространенное. Хотя оно впервые было признано медиками как комплекс жалоб еще в 1850-х годах, методичные исследования этого расстройства ведутся лишь в последние 20 лет. В промышленно развитых странах послеродовой депрессии подвержена каждая седьмая новоиспеченная мать. Еще хуже то, что страдающие послеродовой депрессией женщины нередко испытывают чувства вины и стыда, иногда до такой степени, что это вызывает у них склонность к самоубийству. Беспричинный стыд нередко мешает им обращаться за профессиональной помощью, которая им так неотложно необходима.
«Жила-была девочка, которая мечтала стать матерью. Больше всего на свете она хотела, чтобы у нее был ребенок. ‹…› В один прекрасный день она наконец забеременела. Это привело ее в полный восторг. Беременность прошла совсем легко, и у нее родилась самая лучшая дочка на свете. Так сбылась ее давняя мечта стать мамой. Но вместо того, чтобы почувствовать облегчение и радость, она могла только плакать». Так начинает свой откровенный, глубоко личный рассказ о послеродовой депрессии Брук Шилдс в своей трогательной книге «И хлынул дождь», вышедшей в 2005 году. Брук Шилдс нашла в себе смелость рассказать эту историю всем, чтобы предупредить других о расстройстве, которое может постигнуть любую женщину.
Данные разных исследований указывают на целый ряд факторов риска, с которыми может быть связана послеродовая депрессия. К таким факторам относятся, в частности, бедность, недостаток социальной поддержки, проявлявшаяся ранее склонность к депрессии, проблемы в браке или статус матери-одиночки, незапланированная беременность, низкая самооценка, трудные роды, использование анестезии при родах, гормональный дисбаланс, стресс и курение. В этом списке есть и искусственное вскармливание, используемое вместо грудного.
В статье, опубликованной в 2006 году, гинеколог Сара Бриз Маккой и ее коллеги сравнили данные о 81 женщине, получившей диагноз «послеродовая депрессия», и 128 женщинах, у которых признаков депрессии не обнаружили. Среди проанализированных факторов риска самым сильным оказался эффект искусственного вскармливания. При искусственном вскармливании риск развития послеродовой депрессии был более чем вдвое выше, чем при кормлении грудью. Существенно повышенным – почти на 90 % – был этот риск и у женщин, ранее уже страдавших депрессией. У курящих он был повышен почти на 60 %. Кесарево сечение тоже было сопряжено с несколько повышенным риском, но разница оказалась статистически недостоверной. При этом эффекты некоторых из выявленных факторов риска суммировались.
Связь между искусственным вскармливанием, гормонами и послеродовой депрессией уже была выявлена ранее группой медиков из Объединенных Арабских Эмиратов под руководством Мохаммеда Абу-Салеха. Исследователи проанализировали данные об уровне гормонов у 70 женщин, родивших за несколько недель до взятия у них образцов крови. По сравнению с контрольной группой небеременных у этих женщин наблюдался повышенный уровень эстрогена, пролактина и кортизола. Однако у тех женщин, у которых была диагностирована послеродовая депрессия, уровень пролактина оказался достоверно ниже, чем у недавно рожавших, но не страдавших депрессией. У тех женщин, у которых через шесть – десять недель после родов развилась депрессия, также оказался существенно повышенным уровень прогестерона. У матерей, кормивших детей молочной смесью, уровень пролактина был ниже, чем у матерей, кормивших грудью, и среди вторых достоверно реже встречалась послеродовая депрессия. Кроме того, Абу-Салех и его коллеги установили, что у женщин, ранее уже страдавших депрессией, уровень пролактина был достоверно понижен, а риск развития послеродовой депрессии – повышен.
Теперь многими признано, что послеродовую депрессию непосредственно вызывают существенные гормональные изменения, происходящие на поздних этапах беременности и после родов. Имеющиеся в нашем распоряжении данные указывают на то, что материнские чувства и эффективность материнской заботы о детях могут быть связаны с балансом гормонов, особенно эстрогена, прогестерона и пролактина. Эти гормоны уже некоторое время удается небезуспешно использовать для лечения послеродовой депрессии. Отрадно еще и то, что исключительно эффективным часто оказывается лечение, сочетающее в себе прием медикаментов и психотерапию. Такое лечение занимает некоторое время, но пациентки в итоге обычно выздоравливают.
Все, что я узнал из своих исследований других приматов, привело меня к убеждению, что определенную роль в развитии послеродовой депрессии у женщин тоже должен играть стресс. Он нарушает гормональный баланс, что, в свою очередь, может сказываться на физиологических основах материнского поведения. Если это действительно так, то нужно принимать меры по снижению уровня стресса у молодых матерей. Имеющиеся данные отчетливо указывают на то, что вероятность послеродовой депрессии уменьшается, если мать кормит ребенка грудью, но не стоит забывать и о том, что на выработке молока тоже может отрицательно сказываться стресс. Так что борьбу с этой проблемой необходимо вести широким фронтом.
Стресс – не единственный фактор, который здесь следует учитывать. Есть и еще один поразительный пример жизненно важного, но часто не учитываемого естественного механизма, в котором задействовано кормление грудью. Между грудным вскармливанием и фертильностью существует тонкая обратная связь. Народная мудрость, восходящая по меньшей мере к временам Аристотеля, гласит, что во время кормления грудью у женщины меньше шансов зачать следующего ребенка. Если этому верить, то кормление грудью должно, по-видимому, подавлять овуляцию. Но женщин, которые забеременели, кормя грудью, так много, что эту идею нередко отвергали с порога. Научные расследования, в частности, проведенные специалистами по репродуктивной биологии Питером Хауи и Аланом Макнилли, в конечном итоге позволили разобраться в этой проблеме. Оказывается, кормление грудью действительно эффективно подавляет овуляцию у женщин, но только в том случае, если мать кормит ребенка регулярно и круглосуточно. Кормление по требованию в норме занимает все 24 часа. Если же человеческого младенца не кормят грудью в ночное время, эффект подавления овуляции существенно слабеет. Так что надежное, долговременное подавление овуляции после родов обеспечивается лишь круглосуточным кормлением грудью.
Подавление овуляции с помощью кормления грудью позволяет просто связать фертильность с качеством питания матери. Если мать сама получает достаточно пищи, ее молоко будет богато питательными веществами. Ребенок, которого она кормит, быстро насытится и, вероятно, подождет некоторое время, прежде чем снова проголодается. Если же мать получает недостаточно пищи, ее молоко будет менее концентрированным, а значит, младенец, скорее всего, будет при каждом приеме пищи сосать грудь дольше и быстрее проголодается вновь. В итоге недоедающая мать будет кормить ребенка чаще, чем мать, питающаяся полноценно, а значит, и подавление овуляции после родов продлится у недоедающей матери дольше – до тех пор, пока она не перестанет круглосуточно кормить ребенка грудью. Вот один из поистине красивых механизмов обратной связи, работающих в природе.
Реальность подобного механизма продемонстрировали также эксперименты с благородным оленем, результаты которых были опубликованы Эндрю Лаудоном и его коллегами в 1983 году. Детенышей, матери которых держат на богатых пастбищах, кормят молоком реже, и их матери быстрее вновь становятся фертильными после родов по сравнению с теми матерями, которых держат на бедных пастбищах. Механизмы кормления грудью у человека явно связаны с похожей адаптацией. Если мать кормит младенца грудью не только днем, но и ночью, такое кормление действует как естественное противозачаточное средство, работающее в течение года после родов или даже дольше. Более того, в статье, вышедшей в 1976 году, британский биолог Роджер Шорт утверждал, что кормление грудью предотвращает во всем мире больше зачатий, чем все другие противозачаточные средства вместе взятые.
Теперь, когда мы начали обсуждение темы естественных противозачаточных механизмов, пора рассмотреть и те разнообразные средства, которые мы используем сегодня, вмешиваясь в собственные репродуктивные процессы. Вооружившись общими представлениями о биологических основах репродуктивных особенностей человека, мы можем увереннее пытаться разобраться в проблемах, связанных с нашими искусственными манипуляциями в этой области.
<<< Назад Глава 6 Кормление младенцев: эволюция грудного вскармливания |
Вперед >>> Глава 8 Как мы вмешиваемся в свое размножение |
- Введение
- Глава 1 Сперматозоиды и яйцеклетки
- Глава 2 Циклы и сезоны
- Глава 3 От секса до зачатия
- Глава 4 Долгая беременность и трудные роды
- Глава 5 Как отрастить большой мозг
- Глава 6 Кормление младенцев: эволюция грудного вскармливания
- Глава 7 Забота о младенцах: общая картина
- Глава 8 Как мы вмешиваемся в свое размножение
- Глоссарий
- Библиография
- Сноски из книги
- Содержание книги
- Популярные страницы
- Глава 7 Забота о младенцах: общая картина
- Глава 2. Механика Вселенной
- Глава 1. Что это такое?
- Как мы делаем это. Эволюция и будущее репродуктивного поведения человека
- Сноски из книги
- 3.31. ОТЧЕГО УКУСЫ МУРАВЬЕВ ТАК БОЛЕЗНЕННЫ? ЕДИМ ЛИ МЫ ЩАВЕЛЕВУЮ КИСЛОТУ!
- Индийские людоеды
- 100 великих загадок астрономии
- Глава 9 Видеть и верить
- 14. История, хранящаяся в ДНК