Книга: Время генома: Как генетические технологии меняют наш мир и что это значит для нас

Глава 10 Отпечатки пальцев в капельке крови

Глава 10

Отпечатки пальцев в капельке крови

Для Кирка Бладсуорта, рыбака-торговца и бывшего морского пехотинца, кошмар начался в июле 1984 г. незадолго до рассвета. Он вспоминает, как в 2 часа 15 минут «раздался громкий стук в дверь. Бух, бух, бух! Я открыл дверь, и мне в глаза ударил свет фонарика. Я вышел»{85}.

«Голос за ярким светом произнес: “Бладсуорт, сукин ты сын, ты арестован за убийство первой степени”. Они зачитали мои права, и я покинул свой городок на 8 лет, 9 месяцев и 19 дней».

Кирку Бладсуорту было предъявлено обвинение, а впоследствии его судили, признали виновным и приговорили к смерти за зверское преступление, которого, как потом выяснилось, он не совершал. В конце концов он оказался первым американцем, которого сначала приговорили к смертной казни, а потом оправдали на основании ДНК-экспертизы.

Благодаря СМИ, особенно телевизионным программам, таким как сериал «C.S.I.: Место преступления», для большинства американцев использование ДНК-анализа в первую очередь ассоциируется с криминалистической экспертизой. Однако на примерах разных людей в этой книге уже было показано, что, хотя использование ДНК в медицине имеет огромное значение, это сопряжено с большими сложностями; точно так же дело обстоит и с анализами ДНК в криминалистике.

Благодаря ДНК системе уголовного правосудия удалось поймать и наказать жестоких преступников. Кроме того, с помощью ДНК было оправдано большое количество сидящих в тюрьме невинно осужденных людей. Но если сложную хирургическую операцию можно провести одному пациенту, это еще не означает, что точно такие же операции можно проводить всем пациентам – так и в криминалистической экспертизе пробелы, упущения и ошибки в мелочах могут создать реальные проблемы.

Наши коллеги – когнитивные психологи – обычно говорят, что мы видим не реальный мир, а то, что соответствует нашим особенностям восприятия. Человеческий мозг запрограммирован, чтобы видеть закономерность в случайно собранных данных, даже когда ее нет, это врожденная склонность разумных животных, которая называется апофения. Поэтому люди видят фаллические объекты в тестах Роршаха, привидения в ночной темноте и непонятные объекты на нечетких сканах МРТ.

Доказательства считаются косвенными, если приходится строить предположения и догадки, прежде чем прикрепить их к делу. По определению, косвенные доказательства могут быть объяснены несколькими различными способами. Например, очевидец наблюдает объект, который может быть оружием, однако это может также быть алюминиевой трубой, телескопом, отражением луча света от окна при определенном ракурсе – или вообще ничем.

Сегодня умение находить, сохранять и с помощью репликации значительно увеличивать объем очень малых образцов ДНК улучшилось настолько, что можно работать с несколькими капельками пота, слюны из плевка или частичками перхоти, оставленными на месте преступления. И общество, и СМИ, и, что более важно, присяжные заседатели, воспитанные новостями и телевизионными детективными сериалами, – все ожидают, что следователи представят генетические доказательства вины, особенно для таких тяжелых преступлений, как сексуальное насилие или убийство.

Технологическая возможность использования генетических «отпечатков» в качестве судебных доказательств возникла на удивление недавно. Ведь на самом деле, после того как Уотсон и Крик в 1950-х гг. описали структуру ДНК, прошло около трети века, прежде чем идентификация ДНК начала использоваться в криминалистике.

Когда в 1984 г. впервые выяснилось, что ДНК может быть использована для идентификации людей (а заодно, как случайно обнаружилось, и их родственников), это оказалось неожиданностью даже для совершивших открытие – для Алека Джеффриса и его исследовательской группы из Университета Лестера.

«Мы и подумать не могли о криминальной идентификации», – сказал Джеффрис в своем интервью журналу Investigative Genetics в 2013 г.{86} Джеффрис утверждал, что открытие было вызвано только «научным любопытством». Они очень хотели найти «гораздо более информативные генетические маркеры», чем любые из ранее известных.

Неожиданное открытие произошло в одно сентябрьское утро примерно в 9 часов. Джеффрис только что получил рентгеновский снимок радиоактивно помеченных фрагментов ДНК членов нескольких семей. Сотрудники лаборатории взяли образцы крови и с помощью биохимии отделили геномную ДНК от других веществ. Затем использовали специальные ферменты – рестриктазы, которые выделяют из бактерий. Эти ферменты распознают и отрезают определенные последовательности ДНК. Рестриктазы появились у бактерий в процессе эволюции, чтобы вырезать ДНК вирусов, называемых бактериофагами, которые узнаются по определенным последовательностям ДНК. Но Джеффрис знал, что эти же самые ферменты могут и в ДНК человека распознавать и вырезать фрагменты с такими же, обычно палиндромными, последовательностями, например фрагмент ГААТТЦ.

Джеффрис вырезал кусочки ДНК, которые, казалось, не имели важного биологического значения: в этих последовательностях не были закодированы какие-либо инструкции. Специалисты в области вычислительной биологии, которые изучают генетические последовательности, считают эти бессмысленные фрагменты «мусором». Такой «мусор» сильно засоряет анализ уникальных нуклеотидных последовательностей, от которых фактически зависят биологические признаки. Фрагменты, называемые «сателлитной ДНК», вставлены между кодирующими последовательностями, как пустыни между оазисами, – однообразные повторяющиеся участки, которые должны удаляться при сканировании генома. В большинстве исследований эти элементы не рассматривают и удаляют после работы, как будто после ужина выбрасывают мусор.

Но старая пословица гласит: «Что для одного мусор, то для другого сокровище». Среди многочисленного хромосомного мусора встречаются миллионы коротких фрагментов некодирующей ДНК: те самые сателлиты и их младшие родственники – мини- или микросателлиты. У мини-сателлитов повторяющиеся фрагменты длиннее, чем у микросателлитов, но и те и другие могут образовывать сотни и тысячи повторений на нити ДНК.

В процессе копирования генома, когда образовываются предшественники сперматозоидов и яйцеклеток, в ДНК вносятся изменения из-за потери фрагментов, замены или добавления новых. В мусорной ДНК может увеличиваться или уменьшаться количество повторов. Такие же случайные ошибки происходят и в неповторяющихся фрагментах, не отвечающих за жизненно важные процессы (например, за синтез нужных белков). У каждого ребенка среди таких повторяющихся сателлитов есть несколько, отличающихся от родительских. Поскольку большинство таких ошибок никак не влияет ни на предрасположенности к различным болезням, ни на основные признаки, такие как рост или интеллект, и, следовательно, не уменьшают шансы человека на выживание и размножение, они сохраняются и могут быть переданы будущим поколениям. Суть в том, что у каждого из нас есть множество некодирующих фрагментов, таких же, как у родителей и других родственников, но при этом имеется и несколько уникальных сателлитных последовательностей.

Поскольку в сателлитных ДНК разное количество нуклеотидов, они по-разному весят, и их легко отделить друг от друга. Они и оказались самородками, закопанными в мусоре, и Джеффрис извлек из них большую пользу для генетического картирования и криминалистической идентификации.

Джеффрис разделял ДНК с помощью электрического тока. Этот процесс называется электрофорез. При этом нарезанные рестриктазой фрагменты ДНК меньшего размера быстрее движутся к одному краю гелевой пластинки, в то время как более крупные фрагменты остаются на другой стороне.

Затем в лаборатории Джеффриса использовали различные последовательности сателлитной ДНК в качестве зондов, помеченных радиоактивным фосфатом, чтобы можно было определить местоположение пятна. ДНК каждого человека двигалась по своей отдельной полосе, каждый радиоактивный фрагмент находил комплементарный ему участок, так что содержащие радиоактивную метку ГАТЦ связывались с соответствующими им ЦТАГ. На рентгеновской пленке радиоактивные участки выглядели как черные размытые параллельные полосы там, куда продвинулись различные фрагменты ДНК, так что снимок был похож на старинный валик механического пианино или перфокарту компьютеров прошлого века.

«Я думаю, что до меня около минуты доходило, что мы получили на том первом рентгеновском снимке… Вся моя жизнь в корне поменялась за эти 60 секунд», – говорит Джеффрис.

Джеффрис почти сразу понял, что распределение пятен на рентгеновской пленке было уникальным для каждого человека, причем среди родственников различия были меньше. Это стало первым доказательством того, что по ДНК можно определить, кому она принадлежит и на чью похожа.

Сегодня это кажется очевидным, но тогда было абсолютно неожиданным. Джеффрис вспоминает, как он удивился, когда внезапно понял, что его открытие можно использовать для определения отцовства, а биологам оно поможет изучать биологическое разнообразие. И еще он понял, что это окажется потрясающим инструментом для криминалистов.

По воспоминаниям Джеффриса, он так же быстро сообразил, что наука очень мало знает о том, как ДНК сохраняется, скажем, в капле крови. Поэтому всю вторую половину дня он провел прокалывая свой палец и оставляя капли крови по всей лаборатории, чтобы посмотреть, что произойдет через некоторое время, когда кровь высохнет.

Уже поздним вечером, когда он взволнованно рассказал своей жене Сью о новом открытии, она сразу предложила использовать технологию в совершенно другой области: в иммиграционных вопросах, когда власти сомневаются или оспаривают заявленные семейные отношения. И действительно, в скором времени решение именно такого вопроса стало первым практическим применением генетической дактилоскопии.

Однако коллеги не разделяли его уверенность. Через несколько недель после того, как было сделано открытие, он рассказал о нем коллегам в неформальной беседе во время обеденного перерыва в университете:

Генетической дактилоскопией это назовут позже. На семинаре, который Джеффрис проводил в другом университете, он отметил некоторые закономерности и высказал свои предположения о том, как этот метод можно использовать. Потом к нему подошел друг и коллега и предположил, что это похоже на дактилоскопию. Джеффрис сразу решил, что это идеальный способ объяснить предлагаемую технологию.

«Это было очень мудрое решение, – говорит он. – Если бы мы назвали ее, скажем, индивидуальный саузерн-блот мини-сателлитный гибридизационный профиль, мы бы погубили все дело. Технология не покинула бы стен научной лаборатории».

Благодаря истории угандской иммигрантки по имени Кристиана Сарба, которая безуспешно пыталась доказать властям, что ее сын Эндрю действительно был ее биологическим сыном, этот метод все-таки вышел за пределы научной лаборатории. Спор вообще-то возник в 1983 г., за год до удивительного открытия, сделанного Джеффрисом в лаборатории. Тринадцатилетний Эндрю был задержан иммиграционной службой в лондонском аэропорту Хитроу. У него имелся британский паспорт, но власти заподозрили обман. Его родители были разведены, и паренек провел несколько месяцев в Уганде с отцом. Сотрудники иммиграционной службы были уверены, что либо паспорт поддельный, либо подросток, прилетевший в аэропорт, не был настоящим владельцем паспорта. В итоге ему разрешили отправиться в Лондон домой к матери, но это произошло только после вмешательства члена парламента. Эндрю по-прежнему подлежал депортации.

Британский некоммерческий юридический центр Хаммерсмита попытался помочь, собирая отзывы родственников, семейные фотографии и даже некоторые биологические сведения. Они установили совпадение групп крови – это позволяло предположить, что Кристиана и Эндрю действительно близкие родственники. Однако в британском Министерстве внутренних дел продолжали сомневаться, предположив, что молодой человек, выдающий себя за Эндрю, мог быть сыном одной из живущих в Гане сестер его матери. Мать и сын проиграли иммиграционное слушание, но добились права обжаловать решение. Если бы они проиграли апелляцию, Эндрю, который вырос и провел всю свою жизнь в Англии с матерью, братьями и сестрами, был бы депортирован.

После того как в газете написали про Алека Джеффриса и его новое открытие, юридический центр Хаммерсмита попросил ученого о помощи. Используя ДНК из крови трех братьев и сестер Эндрю (происхождение которых не оспаривалось), его матери и, конечно же, самого Эндрю, а также людей, абсолютно не связанных с их семьей, Джеффрис получил серию ДНК-профилей.

У Эндрю было целых 25 таких же сателлитных повторов, как и у его братьев и сестер, это было явно унаследовано от матери. Джеффрис мог подсчитать вероятность того, что Эндрю был сыном одной из теть: эта вероятность была чрезвычайно мала, меньше чем один к полумиллиону. Кроме того, сравнив образцы ДНК всех четырех детей и выделив у них общие последовательности, которых не было у Кристианы, Джеффрис смог с достаточной точностью определить генетический профиль отца всех детей. В 1985 г. Министерство внутренних дел приняло заключение Джеффриса и фактически объявило, что в дальнейшем не будет оспаривать родительство при наличии таких убедительных генетических доказательств{88}.

Три года спустя открытая Джеффрисом генетическая дактилоскопия была впервые использована для расследования убийства, и в итоге было раскрыто дело об изнасиловании и убийстве двух девочек-подростков в районе Лестера. Примечательно, что тут сразу два события произошли впервые: впервые на основании генетической дактилоскопии оправдали невиновного человека и впервые она послужила основанием для вынесения приговора настоящему преступнику.

В ноябре 1983 г. 15-летняя школьница Линда Манн была изнасилована и задушена на безлюдной дороге Блэк-Пад, проходившей по территории психиатрической больницы в Нарборо. По образцу спермы определили, что у преступника была группа крови А. Благодаря этой информации и особенностям ферментного состава образца круг подозреваемых сузился до 10 % местного мужского населения. Но преступление осталось нераскрытым.

Затем три года спустя еще одна 15-летняя девушка, ее звали Дон Эшворт, была изнасилована и задушена в соседней деревне, на еще одной глухой дороге под названием Тэн-Пауд-Лэйн. Образцы спермы показали, что у убийцы, как и в прошлый раз, была группа крови А и тот же самый ферментный состав.

На этот раз полиции удалось найти подозреваемого: им оказался умственно отсталый 17-летний Ричард Бакленд, работавший в психиатрической больнице. Бакленда видели недалеко от того места, где убили Дон Эшворт. На допросе он в конце концов признался в последнем убийстве, но отрицал, что имеет какое-либо отношение к предыдущему изнасилованию и убийству.

Тем временем Джеффрис вместе с двумя экспертами-криминалистами Питером Гиллом и Дэвидом Уэрреттом из службы судебной экспертизы разработал методику, позволяющую в подобных случаях извлечь ДНК и провести генетическую дактилоскопию. Первое сообщение о своей методике они опубликовали в начале 1985 г. Гилл, ведущий автор этой работы, предложил технологию, позволяющую извлечь из жертвы сексуального насилия пригодную для анализа ДНК, для этого надо было разделить клетки влагалища жертвы и сперматозоиды{89}.

Когда ученые взяли образцы крови Бакленда и сравнили содержащуюся там ДНК с образцами спермы, стало ясно, что этот нездоровый молодой человек не совершал ни одно из этих преступлений. Умственно отсталый, он сдался на жестком допросе настойчивых, возможно, нетерпеливых полицейских, психологическим давлением выколачивающих из него признание. Таким образом, Бакленд стал первым человеком, оправданным на основании генетических доказательств.

Позже Джеффрис сказал: «Я не сомневаюсь, что его признали бы виновным, если бы не было генетических доказательств. Это стало важнейшим событием».

Между тем озадаченные полицейские остались без подозреваемого.

Затем, в 1987 г., последовало первое массовое тестирование ДНК потенциальных подозреваемых. Полицейские начали обширные поиски, пытаясь проверить геномы более чем у 4000 не имеющих алиби мужчин, проживавших в том районе, где было совершено убийство. Следователям удалось получить образцы ДНК почти всех (98 %) мужчин в округе от 17 до 34 лет, не имеющих алиби. И вновь следствие зашло в тупик.

Прорыв произошел в августе, когда одна женщина сообщила полиции, что подслушала, как ее коллега хвастал, что обвел следствие вокруг пальца и сдал образец ДНК вместо своего друга, получив за это деньги. Того друга, местного пекаря по имени Колин Питчфорк, сразу же арестовали и взяли у него материал для анализа. Микросателлитная ДНК в образцах идеальным образом совпадала с полученной из спермы, найденной на месте обоих преступлений. На допросе Питчфорк признался, что приставал к сотням девушек и женщин, и сознался в изнасилованиях и убийствах. Питчфорк оказался первым в мире преступником, которого нашли и осудили во многом благодаря генетическим доказательствам. Он получил пожизненный срок.

Кирк Бладсуорт, житель Мэриленда, которого ранним утром в июле 1984 г. разбудил яростный стук полицейских в его дверь, был арестован по обвинению в жестоком изнасиловании и убийстве девятилетней Дон Хэмилтон. Сейчас он на свободе благодаря технологии генетической дактилоскопии, разработанной Джеффрисом, и истории с Колином Питчфорком.

В те дни, когда Дон Хэмилтон пропала и впоследствии была найдена мертвой в лесистой местности, полиция искала убийцу. Два маленьких мальчика сказали, что видели, как она шла в сопровождении высокого худого блондина с пышными усами. По этому описанию полицейский художник подготовил рисунок, и вскоре одна женщина сообщила, что на портрете изображен человек, похожий на парня по имени Кирк, который недавно переехал в этот район и, по ее словам, работал в компании, импортирующей мебель. Полиция раздобыла фотографию Бладсуорта и вместе с фотографиями других людей показала ее мальчикам для опознания. Один мальчик утверждал, что среди них нет мужчины, которого он видел. Второй указал на Бладсуорта, но сказал, что цвет волос другой: тот мужчина – блондин, а у Бладсуорта волосы были ярко-рыжие.

Но это было не единственное несоответствие описанию. Бладсуорт был далеко не худой: он весил целых 105 кг при росте 185 см. Но полиция все равно провела очное опознание. Один из мальчиков так и не опознал никого из группы. Второй указал на полицейского в штатском, которого добавили, чтобы увеличить количество человек в группе.

Однако полиции показалось, что Бладсуорт ведет себя подозрительно. Вскоре после убийства он покинул город, не сказав жене, куда уехал. Она подала заявление об его исчезновении. Позднее Бладсуорт заявил, что их брак был на грани разрыва и он просто хотел удрать подальше от жены. Полиция нашла его в близлежащем городке Кембридже, где он вырос и жил с женой до недавнего времени.

В следующем году был суд. К тому времени мальчики решили, что именно его они видели тогда идущим с Дон, и три других свидетеля утверждали, что он был в том районе. У Бладсуорта не было надежного алиби. Эксперты-криминалисты определили, что следы обуви на теле девочки совпадают с узором на подошве ботинок Бладсуорта. В марте 1985 г. его признали виновным в похищении, сексуальном насилии и убийстве и приговорили к смерти.

Бладсуорт говорит, что, попав в камеру смертников, первое время был ошеломлен произошедшим и часто плакал. Затем он начал читать множество книг – романы, научно-популярную литературу – все, что только могло попасть ему в руки. В 1987 г. друг прислал ему по почте новую книгу. Книга «По следу крови» была написана бывшим полицейским из Лос-Анджелеса, популярным автором детективов Джозефом Уэмбо. Там описывалась реальная история охоты за убийцей в Англии и было рассказано, как открытие Джеффриса привело к осуждению Колина Питчфорка.

Правдивая история, прочитанная в книге, и научное обоснование генетической дактилоскопии дали Бладсуорту новую надежду. Что если на основании анализа ДНК можно будет доказать, что он не насильник и не убийца?

Однако потребовались годы, чтобы добыть эти доказательства. В 1991 г. Бладсуорту удалось получить нового адвоката, Роберта Морина, но Морин сначала не обещал ничего обнадеживающего. В прокуратуре заявили, что улики были случайно уничтожены. Но Морин сумел обнаружить такую важную улику, как трусы девочки, которые были найдены на дереве{90}.

В это время Бладсуорт был уже не в камере смертников. Несколько лет назад он выиграл новый суд, доказав, что обвинение скрыло информацию, которая могла бы послужить его оправданию. Бладсоурт был повторно осужден, но уже к пожизненному заключению, так что смертная казнь ему больше не угрожала.

К 1992 г. адвокат был уверен, что благодаря новым генетическим технологиям можно получить доказательства для оправдания.

В это время появилась полимеразная цепная реакция – новый способ быстро и значительно увеличить очень малые количества ДНК. В 1992 г. Морин получил разрешение суда отправить образцы в Калифорнию ученому по имени Эд Блейк, который первым в США начал работать с ДНК-доказательствами и руководил единственной частной лабораторией, проводившей генетические анализы при расследовании преступлений. Семья Бладсуорта к тому времени уже исчерпала все свои ресурсы, заплатив за два исследования. Морин из собственного кармана заплатил $10 000 за анализ.

На трусах жертвы обнаружилась одна высохшая капля спермы размером с десятицентовую монету. Лаборатория была загружена, а процесс шел тогда гораздо медленнее, чем сейчас, поэтому результаты пришли только через год. Но из них ясно следовало, что ДНК не принадлежала Бладсуорту. Чтобы доказательства были надежнее, часть материала Морин отправил в лабораторию ФБР. Через несколько недель пришло подтверждение, что ДНК убийцы и Бладсуорта не совпадают.

Бладсуорт был освобожден из тюрьмы в апреле 1993 г. и в конце концов получил $300 000 компенсации заработной платы, невыплаченной ему за девять лет, проведенных в заточении, но и освобождение, и денежные выплаты осуществлялись при условии не подавать в суд на штат для получения больших компенсаций. Бладсоурт вышел на свободу, но еще около 10 лет оставался связан с этим делом, пока преступление не раскрыли. В 2000 г., через семь лет после освобождения, два юриста, которые обвиняли его в суде, казалось, продолжали считать его виновным. Бывший прокурор Роберт Лаззаро высказал репортерам предположение, что, возможно, сперма могла каким-то образом попасть на трусы девочки с нижнего белья ее отца в корзине для грязного белья и по какой-то причине она надела нестиранное белье. Или Бладсуорт, возможно, напал на девочку в паре с кем-то и сперма того неизвестного использовалась для оправдания виновного.

В начале сентября 2003 г. Энн Бробст, которая вместе с Лаззаро была обвинителем в обоих процессах, позвонила Бладсуорту, чтобы положить конец этой истории и дать ему возможность успокоиться. Она сказала Бладсуорту, что хочет рассказать ему лично некоторую информацию, и предложила выбрать место встречи в Мэриленде.

Бладсуорт захотел встретиться на парковке ресторана Burger King рядом со своим домом. На следующий день он появился перед входом в ресторан с новой женой Брендой, кузеном и своим адвокатом. Бробст прибыла вместе с парой полицейских. Компания зашла в ресторан. Бробст купила Бладсуорту газировки. Затем она сказала, что следователи наконец-то нашли по ДНК настоящего убийцу, и извинилась.

Это был еще один сюрприз. ДНК принадлежала осужденному сексуальному маньяку по имени Ким Раффнер.

«Я его знаю!» – воскликнул Бладсуорт. Раффнер содержался в той же тюрьме, что и Бладсуорт, и сидел в камере этажом ниже.

Бладсуорт, с почестями ушедший в отставку морской пехотинец, был первым человеком, которого в США вытащили из камеры смертников на основании генетических доказательств. Рэй Крон, почетно демобилизованный ветеран ВВС, работал на почтовой службе США до тех пор, пока не был осужден и отправлен в камеру смертников. Он стал 12-м заключенным, освобожденным благодаря ДНК-доказательствам (и сотым оправданным с тех пор, как в 1976 г. в США восстановили смертную казнь).

29 декабря 1991 г. тело 36-летней барменши по имени Ким Анкона было найдено в мужском туалете в баре, где она работала в городе Финиксе штата Аризона. Не было почти никаких улик. Она была раздета, но остатков спермы не нашли. Однако на теле присутствовали следы укусов на шее и груди, а также следы слюны. Крон играл в команде по софтболу, спонсируемой баром, и регулярно посещал заведение. Следователи заинтересовались им, когда одна из подруг жертвы рассказала, как Анкона упомянула, что Крон, возможно, поможет ей закрыть бар той ночью{91}.

Когда следователи допрашивали Крона, которому на тот момент было 35 лет, один из них сразу же обратил внимание на состояние его зубов: нерегулярные, очень похожие на те, что отпечатались в виде неровных укусов на теле жертвы. Крон разрешил сделать отпечаток его зубов. У него было алиби. Крон владел домом и сдавал внаем комнату. Его съемщик сказал, что Крон весь вечер был дома. Крон утверждал, что уже крепко спал к тому моменту, когда было совершено убийство в туалете. Тем не менее, поскольку криминалистическая лаборатория в Финиксе нашла сходство между следами укусов и неровными зубами Рэя Крона, его арестовали и обвинили в сексуальном насилии, похищении и убийстве Анконы.

Рэй Крон не только не имел ранее судимости, но и, будучи школьником, старался вести себя хорошо, чтобы его не оставляли после уроков, потому что это помешало бы играть в школьной спортивной команде.

Единственной уликой были неровные зубы. Ключевым свидетелем обвинения стал Рэй Роусон, стоматолог из Невады, который специализировался на «судебной стоматологии». Крон говорит, что был «ошарашен, когда этот мнимый эксперт со всеми своими учеными степенями» заявил, что он абсолютно убежден, что слепок зубов Крона полностью соответствует рисунку укуса. То, что волосы, найденные на теле и вокруг жертвы, принадлежали не Крону, полиция, видимо, сочла случайным совпадением.

Крон признает, что совершил огромную ошибку, не найдя возможности нанять более компетентного адвоката. Он мог бы для этого продать свой дом, но не хотел его терять. Он говорит, что «наивно полагал», что назначенный ему адвокат, которому, как он потом узнал, заплатили всего $5000, сумеет доказать его невиновность.

Конечно же, против него сыграл и тот факт, что аризонские СМИ и до, и во время судебного процесса публиковали жуткие репортажи, называя Рэя Крона «кривозубым убийцей». В 1992 г. он был осужден и приговорен к смерти.

Но Крона кое-что отличало от множества других ложно обвиненных: заботливый родственник со средствами. Двоюродный брат в Калифорнии, который основал небольшую успешную компанию по производству программного обеспечения, посетив Крона в тюрьме, был твердо убежден, что Крон осужден несправедливо. В 1996 г. новые адвокаты Крона смогли добиться пересмотра дела, поскольку были получены доказательства того, что следы укусов на самом деле не соответствовали его зубам.

Теперь у защиты были собственные эксперты-криминалисты. Три дипломированных судебных стоматолога представили детальное доказательство того, что следы укусов на жертве просто не соответствовали зубам Крона, хотя в обоих случаях зубы были неровными.

К удивлению Крона, его вновь осудили, основываясь только на показаниях первого эксперта, стоматолога со стороны обвинения, и отказавшись принимать показания экспертов защиты. Однако на этот раз судья приговорил его не к смерти, а к пожизненному заключению, мотивируя это тем, что не уверен, совершал ли Крон вообще это преступление.

В 2001 г. был принят закон штата, разрешающий проведение анализов ДНК после вынесения приговора, поэтому адвокат Крона обратился за разрешением суда на анализ маленьких капель крови, найденных на джинсах и нижнем белье жертвы. Те же эксперты-криминалисты в Финиксе, благодаря которым Крон был арестован и осужден, теперь определили, что ДНК в каплях крови принадлежало не Крону и не жертве, а кому-то еще. Следователи Финикса нашли совпадающую ДНК в базе генетических данных ФБР. Это была ДНК Кеннета Филлипса, который жил в нескольких сотнях метров от того бара, где была убита Анкона. Он, вероятно, порезался орудием убийства во время борьбы с жертвой. Филлипс уже находился в тюрьме, осужденный за то, что задушил семилетнего ребенка, это произошло всего через несколько недель после убийства Анконы. Во время убийства Филлипс был на свободе, досрочно освобожденный из тюрьмы, где сидел за другое убийство. Он не попал в круг подозреваемых, несмотря на то что у него тоже были кривые зубы. Когда следователи допросили убийцу, он сначала отрицал свою вину. Но после более тщательного допроса с участием частного детектива, работающего на стороне защиты Крона, Филлипс признался, что напился до бессознательного состояния и проснулся на следующее утро после убийства весь в крови, ничего не помня о произошедшем. В 2006 г. он признал себя виновным и теперь отбывает пожизненное заключение за убийство.

Нынешняя работа Крона посвящена оправданию невиновных. Он один из руководителей некоммерческой организации под названием «Свидетель невиновности», расположенной в Филадельфии, которая занимается исключительно оправданием людей, ложно обвиненных в преступлениях. Сотрудники организации представляют собой особую категорию людей: это те, кто был оправдан и вышел на свободу.

Однако не хотелось бы создавать впечатление, что с использованием ДНК в криминалистике все просто и ясно. Очень важно понимать, какие ужасные ошибки возникают, если работать неумело или неправильно. Питер Гилл, эксперт-криминалист, который начал свою карьеру в судебной генетике с исследования, позволившего найти и осудить Колина Питчфорка, сейчас работает профессором судебной генетики в Университете Осло в Норвегии. В 2014 г. в своей книге «Лжесвидетельство ДНК: Причины судебных ошибок» (Misleading DNA Evidence: Reasons for Miscarriages of Justice) Гилл написал, что для первоначальных методов ДНК-профилирования, которые с его помощью улучшил Алек Джеффрис, требуются относительно крупные образцы, настолько большие, что их можно увидеть невооруженным глазом, размером не менее 1 см. В дальнейшем, по мере того как были созданы и усовершенствованы методы полимеразной цепной реакции, ученые смогли работать со все более маленькими образцами, по сути увеличивая это «следовое количество ДНК» до нужного объема с помощью многократной репликации{92}.

Гилл поясняет, что следовые количества ДНК «есть везде в окружающем нас мире». Допустим, вы зашли в туалет на заправке через несколько часов после меня. Сейчас зима, но я дотронулся до дверной ручки голыми руками. Вы носите перчатки, которыми беретесь за ту же самую дверную ручку. Через несколько часов все в тех же перчатках вы совершаете вооруженное ограбление и, убегая, выбрасываете оружие. Маленькие фрагменты моей ДНК вполне могут остаться на оружии. И по словам Гилла, для этого не требуется прямого контакта. Я могу распространять ДНК не только кашляя в вашем присутствии, но и просто во время разговора.

Как следовые количества ДНК могут ввести в заблуждение, видно на примере одной истории, получившей печальную известность, – когда несколько европейских стран в течение нескольких лет вели многочисленные безуспешные расследования. В 2007 г. в городе Хайльбронн в Германии была убита 22-летняя женщина-полицейский. Полиции не только удалось выделить следовые ДНК на месте преступления, но и выяснить, что ДНК принадлежала серийному убийце, ДНК которого находили и при других преступлениях. У него была редчайшая для серийного убийцы особенность: он был женщиной. В образцах ДНК обнаруживались две Х-хромосомы. Популярные СМИ быстро прозвали ее Фантом из Хайльбронна. Она действительно была странной преступницей: следователи находили ее ДНК там, где совершались самые разные преступления: мелкие кражи, ограбления и угон автомобилей во Франции, Австрии и Германии. В нескольких более мелких преступлениях явно участвовали ее сообщники разных национальностей, они были пойманы, но отрицали существование женщины-фантома. Через два года интенсивных поисков Фантома власти нашли похожую женщину. ДНК принадлежала не серийному убийце и не Фантому, а работнице австрийской фабрики, паковавшей ватные тампоны, которые полиция использовала для сбора ДНК с мест преступлений. Все тампоны были стерилизованы. Однако стерилизация убивает вредоносные организмы, но не устраняет следовую ДНК.

Гилл подчеркивает в своей книге, что генетическая дактилоскопия может ошибаться, и именно это произошло в случае преступления, вызвавшего большой ажиотаж в желтой прессе, – когда была убита британская студентка Мередит Керчер. В убийстве обвинили американскую студентку Аманду Нокс и ее парня – итальянца Рафаэля Соллечито, тоже студента.

Первого ноября 2007 г. Керчер была зверски убита: заколота ножом в итальянском городе Перуджа в четырехкомнатной квартире, которую она снимала вместе с Амандой Нокс и двумя молодыми итальянками.

Через несколько дней после убийства на месте преступления в изобилии были найдены ДНК, следы ног и кровавые отпечатки рук бродяги, торговца наркотиками и случайного грабителя Руди Геде из Кот-д’Ивуара. ДНК Геде была обнаружена на одежде Керчер, в ее сумочке, где были следы его спермы, а также в фекалиях в туалете. К тому времени Геде сбежал в Германию, где был пойман во время масштабной облавы.

Геде был осужден и помещен в тюрьму. Но прежде чем исследовать улики, которые привели Геде в камеру, полиция и особенно «слуга народа» – прокурор Джулиано Мининьи – придумали сложную теорию о том, как Нокс и Соллечито совершили это преступление под воздействием наркотиков во время дикого, сатанинского секс-ритуала.

Единственной уликой обвинения, указывающей на Нокс, были следы ДНК. Не совсем понятно, почему полиция изначально считала орудием убийства большой кухонный нож, вытащенный из ящика для ножей, ложек и прочей кухонной утвари на кухне у Соллечито. Но после того, как Соллечито и Нокс сообщили, что Нокс использовала этот нож несколько раз для приготовления еды, стало понятно, как следы ее ДНК попали на рукоятку. Нож стали называть «ножом с двойной ДНК», потому что следователи утверждали, что нашли на лезвии следы человеческой ДНК, и после многократной репликации смогли предположить, что это ДНК Керчер.

Однако оказалось, что этим ножом нельзя было нанести ту смертельную рану. Лезвие было слишком широким и не соответствовало размеру раны. Кроме того, кровавый отпечаток ножа гораздо меньшего размера был на простыне на месте преступления. Поэтому текст обвинения был скорректирован, туда добавили предположение, что банда убийц использовала два ножа – один большой из ящика на кухне и другой поменьше.

Образец на лезвии ножа, который идентифицировали как ДНК Керчер, был проанализирован с помощью неоднозначной технологии, называемой малокопийное ДНК-профилирование, которая теоретически позволяет построить ДНК-профиль после амплификации образца столь малого объема, что для обычного анализа его сочли бы непригодным. ФБР в США не признает малокопийное ДНК-профилирование достаточно достоверным методом, чтобы использовать его результаты в суде, и не допускает полученные таким образом результаты в национальную базу генетических данных{93}.

У эксперта-криминалиста Патриции Стефанони было меньше 100 пикограмм рабочего материала (для того чтобы понять, как это мало: канцелярская скрепка весит примерно 1 грамм; пикограмм – это грамм, разделенный на триллион равных частей). Всего несколько лабораторий в мире имеют оборудование для выполнения малокопийного ДНК-профилирования. Эта методика очень чувствительна к загрязнению мельчайшими кусочками ДНК, которые попадают в лаборатории через воздух или какие-нибудь предметы, поэтому лаборатории должны быть оснащены специальным оборудованием, а работы ведутся в стерильных условиях с качественной системой вентиляции. В лаборатории Стефанони были совсем другие условия. Тем не менее, когда ее оборудование выдало, что размер образца «слишком маленький», она поменяла режим работы так, чтобы многократно умножить размер предполагаемого образца. Выйдя далеко за пределы, которые допустимы для достоверно надежного результата, ей удалось настолько увеличить объем материала, чтобы можно было идентифицировать ДНК Керчер на ноже.

Никто не проверял эти результаты. Никто и не сможет этого сделать. Крошечный след был полностью израсходован, так что провести качественное повторное тестирование невозможно.

Многие квалифицированные генетики-криминалисты из США, Великобритании, Норвегии и в особенности Италии выступили с резкой критикой сбора и анализа доказательств в данном случае. Во-первых, из ящика был взят только один нож. Полицейский заявил, что взял его из-за «полицейской интуиции» и потому, что, по его мнению, нож был необычайно чистым и на нем были царапины, а значит, его усиленно отмывали. Во-вторых, на видео, где фиксировался сбор улик на месте преступления, заметно, что полицейские не меняли резиновых перчаток, а это стандартная процедура для предотвращения перекрестного загрязнения. Значит, ДНК, оставленная совершенно невинно, скажем, на дверной ручке, может быть легко перенесена на другое место, которого касался следователь, то есть сами полицейские на месте преступления могли переносить ДНК с одного предмета на другой.

При более стандартизированном и строгом подходе необходимо исследовать и другие предметы, не найдутся ли и там следы «ДНК Керчер». Если они обнаружатся и в другом месте, например на другом ноже или на консервной открывалке, то это верный признак того, что произошла какая-то ошибка в сборе улик при проведении анализа.

Во время первого процесса защита просила подключить к анализу независимых экспертов, но получила отказ. Единственный отзыв о работе полицейского эксперта по ДНК предоставил ее начальник, который тоже работал непосредственно на обвинение. Начальник сказал, что работа эксперта была «отличная».

Позже апелляционный суд согласился на получение подробного обзора от внешних экспертов-криминалистов, назначив для этого двух профессоров из Римского университета Ла Сапиенца: Карлу Веччотти и Стефано Конти.

Если описывать вкратце, то эти эксперты в клочья разнесли первоначальное полицейское заключение. Они представили доклад с убийственной критикой всего процесса анализа ДНК, сообщив, что не было возможности проверить, действительно ли это ДНК жертвы, и даже если это была она, невозможно проверить, что это не результат загрязнения на месте изъятия улик или в лаборатории, что весьма вероятно, поскольку в той же комнате работали с ДНК Керчер.

Другой образец ДНК, который тоже, предположительно, связывал Рафаэля с преступлением, был на застежке, по-видимому, срезанной с бюстгальтера Керчер во время нападения. Застежка валялась на месте преступления больше 40 дней, прежде чем полиция в конце концов решила использовать ее в качестве улики. Фотографии показывают, что застежку перемещали несколько раз, в том числе и на кучу мусора. Университетские эксперты также раскритиковали проведенные с ней анализы, показавшие, что некоторое количество ДНК, найденное на застежке, принадлежало Рафаэлю. Среди прочего эксперты отметили, что «международные протоколы осмотра, сбора и исследования образцов не были соблюдены»{94}.

Питер Гилл перечислил некоторые из этих упущений:

Итальянская система правосудия разительно отличается от американской. Несмотря на презумпцию невиновности, обвиняемого могут держать месяцами без предъявления обвинений, как и было в случае с Нокс и Соллечито. Хотя в суде участвуют присяжные заседатели, судья непосредственно вовлечен в процесс и даже управляет присяжными во время составления вердикта на основании доказательств и «логики». Первичные анализы проводятся строго для обвинения. Но при этом процесс подачи апелляции свободный и почти автоматический.

Первый суд признал виновность. Суд выдал пространное «объяснение», где было сказано, что расположение ДНК Нокс на рукоятке кухонного ножа свидетельствует о причастности Нокс, потому что ДНК «с большей вероятностью могла оказаться на ноже, если его схватили для удара, чем если бы его использовании для нарезки еды»{96}.

В свою очередь Гилл называет это «опасными домыслами», основанными на «предвзятости подтверждения», отмечая, что «в научной литературе нет ничего, хотя бы отдаленно поддерживающего подобные умозаключения»{97}. Более того, в другом месте он пишет о наличии научных доказательств, что следовые количества ДНК могут перемещаться с одного места на другое, например на улику. При переноске ножа ДНК может попадать на стенки упаковки, в которой его переносили, а также перемещаться с лезвия на рукоятку, и наоборот. В этих экспериментах ножи переносили в картонных трубках. При расследовании смерти Керчер вызвавший подозрения нож был помещен в обувную коробку неизвестного происхождения.

В результате апелляции в 2011 г. обвиняемых не только признали невиновными, но было объявлено еще более значимое с точки зрения итальянских законов заключение: абсолютная невиновность. Такой вывод был сделан благодаря резкой критике первого судебного процесса. Апелляционный судья обратил особое внимание на сомнительность генетических доказательств. В этот раз Нокс и Соллечито были освобождены. Нокс поспешила вернуться в США.

Однако в Италии нет закона о повторной неподсудности за то же самое преступление. В начале 2014 г. был проведен повторный суд, и их обоих снова признали виновными.

Однако в конце этой истории, в марте 2015 г., Кассационный суд, то есть высшая судебная инстанция в Италии, рассмотрев апелляционную жалобу, отменил приговор окончательно и бесповоротно, ссылаясь на «потрясающую слабость» обвинительного заключения и в том числе «полное отсутствие биологических доказательств» того, что хотя бы один из подсудимых был в той комнате, где убили Керчер{98}.

Стивен Мур, вышедший на пенсию после 25 лет работы в ФБР, начал изучать это дело, после того как посмотрел новостной выпуск передачи «20/20» на телеканале ABC, где обсуждалась сомнительность многих «доказательств», предъявленных публике как бульварными газетами, так и более солидными СМИ. В 2010 г. Мур сказал в своем интервью в программе Today на канале NBC:

Нет никаких сомнений, что анализы, основанные на ДНК, могут быть сильным научным инструментом в расследованиях, помогая найти виновного и оправдать невинного. Некоммерческая организация «Защита невиновных», располагающаяся в Нью-Йорке, использует генетические доказательства, чтобы помочь освобождению людей, ложно обвиненных в ужасных преступлениях. В заявлении организации поясняется, что ДНК-дактилоскопия эффективна в большей части расследований, потому что она была разработана и усовершенствована квалифицированными учеными в процессе проверяемых, качественных исследований, это сильно отличается от других криминалистических методов идентификации. Например, анализ следов от укусов, на основе которого осудили Рэя Крона, в 2009 г. был признан Национальной академией наук США одним из криминалистических методов, не подкрепленных надежными научными исследованиями{100}.

Точно так же, как и генетические анализы в клинической медицине, чтобы ДНК-анализ в криминалистике оставался эффективным, наука должна быть точной. Как пишет Питер Гилл, наука «не должна опираться на “диванные рассуждения” о возможностях и гипотезах»{101}. Все пробелы должны быть заполнены с помощью аккуратных экспериментов с абсолютно понятными результатами. Гилл отмечает, что в деле с убийством Керчер следователи использовали очень чувствительный и конкретный тест, чтобы проверить все следы крови на кухонном ноже, и ничего не нашли, это был надежный вывод. Затем они сделали неподтвержденное утверждение, что всю кровь смыли с помощью отбеливателя, но сохранился маленький образец ДНК Керчер не из крови. Гилл отмечает, что ничто в научной литературе не говорит в защиту этой идеи. Чтобы обоснованно сделать такое утверждение, следователям придется провести серию тщательно контролируемых экспериментов с окровавленными ножами и доказать возможность такого исхода, пишет Гилл, прикладывая подробный план исследования, состоящего из семи этапов.

Кто бы ни был заинтересованной стороной – пациенты, судьи, адвокаты или обвиняемые в преступлениях, для эффективного анализа ДНК всегда нужна научная точность, минимизация погрешностей и полная информация обо всех ограничениях и неопределенностях. Для пациентов и их близких последствия ошибки могут колебаться от ненужного беспокойства до упущенных возможностей вылечить действительно серьезные заболевания. В судебной системе последствия ошибок тоже могут быть ужасными: несправедливое обвинение, привлечение к ответственности и лишение свободы. В любом случае от правильности выполнения анализа может зависеть жизнь человека.