Книга: Мир океана. Море живет

Глава 2. За полярным кругом

Глава 2. За полярным кругом

Географическое положение полярных морей создает для обитателей литорали ряд специфических условий существования. Главнейшие из них — своеобразие температурного и светового режимов, а также воздействие льдов.

Температура воды в поверхностном слое и у берегов приполярных морей в течение года в общем изменяется незначительно, хотя зимой она, конечно, несколько ниже, чем летом. Разница же между летней и зимней температурой воздуха очень велика, даже если речь идет об усредненных данных. Вот что говорится по этому поводу в работе известных исследователей биологии полярных морей Е. Гурьяновой, И. Закса и П. Ушакова.

«…Температура воздуха, непосредственному действию которой литораль подвергается во время отлива летом, иногда достигает 30°, зимой же падает до –27° и ниже; с другой стороны, температура воды, омывающей литораль во время прилива, летом колеблется от +8° до +14°, зимой от 0° до –1,5°. Таким образом, температурная сезонная амплитуда на литорали достигает 57°, и даже суточная температурная амплитуда достигает 26°. Нужно еще особенно подчеркнуть, что колебания эти отличаются крайней резкостью, почти мгновенностью. В самом деле, все население данного пункта литорали во время отлива подвергается действию высокой температуры воздуха в жаркий день до 30°. Наступает прилив, и, как только литораль покрывается водой, все животные сразу попадают в температуры гораздо более низкие».

Подвижные животные в период отлива забираются в такие места, где действие температуры воздуха сказывается слабее. В наших северных морях таким надежным убежищем им служат заросли бурых водорослей — фукусов и аскофиллумов, под которыми летом во время отлива сохраняется прохладная температура и достаточная влажность. Сами водоросли на ветру и солнце легко теряют воду. Те, что оказываются наверху, чернеют, становятся ломкими, но с приходом воды их ткани снова набухают, делаются эластичными и опять приобретают свой естественный зеленовато-бурый цвет.

В упомянутой работе Е. Гурьяновой, И. Закса и П. Ушакова приводится много данных о температуре воздуха в отлив под водорослями и над ними. Вот один из характерных примеров. 16 июля 1924 года стоял теплый солнечный день. Воздух в ложбине между скалами нагрелся до 20,3 градуса, но под слоем фукусов температура была равна лишь 13,5 градуса, то есть всего на 4–5 градусов выше температуры воды.

Зимой защитная функция водорослевого покрова становится еще более ощутимой. Те же авторы отмечают, что 10 марта 1923 года температура воздуха была равна –9 градусам, а под водорослями всего –2 градусам (температура воды в это время года близка к нолю).

В Баренцевом море зимой во время отливов поверхность водорослей смерзается, образуя плотную корку, под которой остаются лужицы воды, несмерзшийся грунт. Здесь, укрытые водорослями, животные остаются активными, несмотря на низкую температуру воздуха над литоралью. Понятно, что подвижное население зимой к началу отлива скапливается под покровом этих растений, а неподвижному, обитающему вне пределов зарослей водорослей, приходится приспосабливаться к высыханию и перегреву летом и холоду зимой. Морские желуди в период отлива остаются на морозе и выживают при самых низких температурах.

Осенью в полярных морях начинает образовываться лед. В Баренцевом море, воды которого круглый год прогреваются ответвлением теплого атлантического течения, лед образуется только в заливах и бухтах, но Белое море и другие наши арктические моря замерзают. Лед, образующийся у отвесных берегов, при отливе под действием своей тяжести обламывается, льдины трутся о стены скал и в пределах приливно-отливной зоны раздавливают всех животных и истирают растения. Вот почему литораль отвесных скал в замерзающих полярных морях безжизненна в течение всей зимы, а летом на ней можно найти только подвижных животных или таких, которые живут лишь один летний сезон.

На пологой литорали во время отлива к нижней поверхности льда примерзают водные растения и прикрепленные ко дну животные. Когда с прибывающей водой льдина всплывает, она выдергивает растение из грунта и отрывает прикрепленных животных, которые неизбежно гибнут. По этой причине на верхней стороне больших валунов на литорали Белого моря нет балянусов — они уничтожаются льдом. С другой стороны, тот же ледяной покров защищает обитателей пологой литорали от воздействия холодного воздуха в период отлива.

Весной литораль арктических морей заливается талыми водами, и в период отлива ее организмы оказываются чуть ли не в пресной воде, стекающей в море бесчисленными ручейками.

Таким образом, литоральное население здесь должно обладать способностью переносить быструю и резкую смену температур, а весной также и солености. Кроме того, зимой оно находится под угрозой истирания льдами.

Весьма своеобразны на литорали северных морей условия освещенности. Как известно, за Полярным кругом все лето солнце не опускается за горизонт, зато зимой совсем не показывается в небе. В промежутках между полярным днем и полярной ночью происходит суточная смена дня и ночи с нарастанием освещения весной и темноты осенью. Эта смена оказывает глубокое влияние на вегетацию и развитие водорослей. Весной с появлением солнца зеленые, бурые и красные водоросли начинают бурно развиваться, к разгару полярного дня они достигают своего максимума, а с наступлением темноты прекращают рост или отмирают. Световой режим полярной литорали, несомненно, оказывает воздействие и на животных, в первую очередь связанных с упомянутыми водорослями, то есть питающихся ими и находящих в них укрытие.

От широких пляжей северных морей веет сыростью и холодом. Даже в разгар лета они не вызывают желания полежать у воды или хотя бы побродить босиком по влажному песку. На них не увидишь ни раковин, ни пестрых камешков. Все пространство усеяно маленькими холмиками, как будто детишки лепили здесь песчаные куличики. Когда идешь по пляжу, из-под ног время от времени поднимаются вверх струйки холодной воды, между холмиками множество норок, и ничего не видно живого — пляж кажется мертвым. Тем не менее он насыщен жизнью: под каждым песчаным холмиком, в каждой норке прячется червь или моллюск.

Один из таких пляжей находится в глубине бухты Дальнезеленецкой Баренцева моря. Может быть, поэтому пляж получил название Дальнего. От Мурманского биологического института Академии наук СССР к нему ведет длинная каменистая тропинка.

У сотрудников института и приезжающих специалистов, изучающих обитателей литорали, Дальний пляж пользуется большой популярностью. С помощью весьма примитивного оборудования — лопаты и сита с редкой капроновой сеткой — они извлекают из грунта любое животное. При известном навыке сделать это довольно легко, но без него вернешься в лабораторию с пустыми руками.

К наиболее массовым обитателям пляжей северных морей относятся крупные морские многощетинковые черви — пескожилы. Именно они покрывают поверхность пляжа песчаными холмиками. Этот червь, достигающий в длину 15–20, иногда 30 сантиметров, живет в изогнутой U-образной норке. Во время прилива он непрерывно захватывает и глотает песок вместе с различными органическими остатками.

Около рта червя песок постоянно оплывает, отчего на поверхности грунта образуется воронкообразное углубление, на дне которого и скапливаются обрывки водорослей, служащие червю пищей. Время от времени пескожил высовывает на поверхность задний конец тела, чтобы выбросить наружу порцию песка, прошедшего через кишечник. Вскоре из этого песка образуется характерный конический холмик.

Подсчеты, сделанные В. Свешниковым, показали, что за сутки пескожил заглатывает до 40 граммов грунта. При средней плотности поселения 40 червей на один квадратный метр за сутки на этой площади перерабатывается около 1,5 килограмма песка, а за год черви пропускают через кишечник весь тот слой грунта, в котором обитают. При этом они усваивают большое количество распадающихся органических веществ и вновь вводят их в круговорот жизни.

Во время прилива рыбы, подстерегая момент, когда пескожил высовывает хвостовой конец, вытягивают его из норки или обкусывают конец хвоста. Всякий помор знает, что этот червь — отличная насадка для ловли трески, пикши, камбалы. В общем, пескожил по способу питания, по образу жизни, по значению в круговороте веществ, по роли в перемешивании грунта и даже по значению для рыболова-любителя вполне сравним с широко известным дождевым червем.

Вот только выкопать его непросто. Сначала нужно сообразить, где находятся начало и конец одной норки, и поставить лопату параллельно ее ходу. Копать нужно одним нажимом ноги и как можно глубже, тогда в вывороченном грунте окажется неповрежденный пескожил. Не следует топать ногами и бесцельно ударять лопатой, так как червь этот очень хорошо ощущает сотрясение грунта и при малейшей опасности уходит в глубину норки.

Кроме пескожила, в грунте песчаных и илистых пляжей живут и другие черви, питающиеся различными органическими остатками. Среди них стоит упомянуть хвостатого приапулуса и фасколосому. Оба эти червя характеризуются бело-розовой окраской и плотными кожными покровами.

Часто в вывороченном лопатой комке грунта обнаруживается тоненькая ниточка красной слизи, которая разрывается при первой попытке перенести ее из песка в чашку с водой. В этом случае на помощь приходит сито. Песок осторожно промывают, и на сетке остается длинное, очень тонкое червеобразное животное — глоссобаланус. Несмотря на кажущуюся примитивность, глоссобаланус имеет очень сложное строение: у него развиты кровеносная и нервная системы, имеется зачаток хорды. Короче говоря, он принадлежит к типу хордовых, к которому относятся также все позвоночные животные и человек.

Наши весьма отдаленные предки, существовавшие еще до появления рыб, по-видимому, были похожи по строению на глоссобалануса.

Приглядевшись к поверхности пляжа, кое-где можно заметить слегка выдающиеся из песка желтовато-розовые «ноздри» с двумя зияющими отверстиями. Это кончик сифона двустворчатого моллюска — мии. Сама мия находится на глубине 30–40 сантиметров и защищена тонкой белой раковиной, а ее длинный сифон, проходя сквозь толщу песка, высовывается наружу. Мия питается в прилив, профильтровывая придонный слой воды. Во время отлива при всяком раздражении мускулатура сифона резко сокращается и вверх выбрасывается тонкая струйка воды. Ее запас необходим моллюску для дыхания и для защиты от распресняющего действия ручьев, текущих прямо по пляжу. Мия встречается на песчаных пляжах в больших количествах: иногда на квадратный метр площади приходится 10–15 экземпляров.

У берегов Северной Америки этот моллюск служит объектом промысла. Ракушки выкапывают во время отлива при помощи особого орудия, похожего на вилы с загнутыми длинными и крепкими зубцами. Моллюсков варят, солят, сушат, коптят или консервируют, но чаще всего из них приготовляют крепкий консервированный бульон.

Ежегодно улов достигает 50–60 тысяч центнеров. Естественно, что в местах промысла природные запасы мии сокращаются. Поэтому в некоторых районах Атлантического побережья Северной Америки практикуется искусственное их разведение. Молодь моллюсков собирают по всему побережью и закапывают в грунт подходящих пляжей. Приемы разведения очень сходны с посадкой некоторых огородных культур. Заостренной палкой в песке делается ямка, куда и сажают по одной маленькой ракушке. При этом между ямками соблюдается известное расстояние, так как в тесноте моллюски хуже растут из-за конкуренции.

На песчаных пляжах обитает еще один съедобный двустворчатый моллюск — сердцевидка, названный так из-за своеобразной формы раковины. У сердцевидки хорошо развита нога, при помощи которой она может передвигаться по поверхности грунта и быстро закапываться в него. В случае опасности моллюск резко распрямляет подогнутую ногу и подпрыгивает на несколько сантиметров над дном. Врагов у сердцевидки много — это различные рыбы и морские звезды, но наибольший урон ей наносит человек. Во многих приморских странах, где водится этот моллюск, его вылавливают десятками тысяч центнеров.

Самый массовый двустворчатый моллюск северных пляжей — макома. На каждом квадратном метре живет от 400 до 1000 этих маленьких существ с тонкой розоватой раковиной. Двигаясь в грунте, макома оставляет на поверхности песка бороздки, выдающие ее присутствие. Питается макома лишь в то время, когда литораль залита водой. Выставив из грунта тонкий длинный вводной сифон, она пользуется им как пылесосом, собирая пищу с поверхности. Торчащие подвижные сифоны привлекают рыб, питающихся моллюсками. Молодые камбалы откусывают сифон, а более крупные рыбы извлекают моллюска из грунта целиком. Розовые тонкие створки раковины служат макоме плохой защитой, и тысячи этих моллюсков во время прилива становятся добычей рыб. На обнажившемся пляже их поедают чайки и другие птицы.

Только интенсивное размножение спасает макому от полного истребления.

На самой нижней части пляжа вблизи воды в отлив можно найти странные плоские кольца песочного цвета — это кладки брюхоногого моллюска — натики. Сама натика, хищный моллюск с красивой желтоватой раковиной, держится тут же, поблизости. Питается она различными двустворчатыми моллюсками, для поимки которых закапывается в грунт. Найдя жертву, хищница захватывает ее широкой ногой и кислотой, вырабатываемой специальной железой, проделывает в ее раковине аккуратное круглое отверстие. Затем запускает внутрь тонкий хоботок и поедает моллюска. На пляже часто можно обнаружить раковинки с такими круглыми дырочками — следы питания натики.

Если посчастливится, то в нижней части обнажившегося пляжа можно найти большую красивую многолучевую морскую звезду охристо-оранжевого цвета с сиреневым отливом. Обычно соластер (так называется эта звезда) держится несколько глубже, но все же иногда заползает и на литораль. Соластер, как и многие другие морские звезды, — хищник, питающийся другими морскими звездами, морскими ежами и моллюсками.

Дальний пляж производит незабываемое впечатление обилием скрытой в песке жизни — каждый квадратный метр осушной зоны дает приют и пищу тысячам животных, причем многие из них достигают значительных размеров. С другой стороны, обращает на себя внимание ограниченный видовой состав населения. Обе эти особенности вообще очень характерны для фауны всех арктических морей.

В полярных морях даже летом редко выдается теплый безветренный день. Каждый из них нужно рассматривать как ценный подарок. Однажды удивительно тихая и теплая погода держалась на Кольском побережье Баренцева моря целую неделю.

В тот день в таблице приливов, приколотой кнопкой к дверям лабораторного корпуса Мурманской биологической станции (теперь института Академии наук СССР), стояло число — 0,2. Значит, ожидался самый низкий уровень воды: всего лишь на 20 сантиметров выше расчетного и практически недосягаемого ноля глубин. Каждый сотрудник станции стремился посетить давно примеченные местечки и поработать на нижнем горизонте литорали. Схлынувшая вода должна была открыть тайники, доступные лишь 2–3 раза в году.

Отправиться на шлюпке к скалистому острову Кречетову, высоко поднимающемуся у выхода из бухты, решил и я. Там, под отвесной скалой, находится грот, приблизиться к которому во время прилива невозможно. Грот этот еще никем не посещался, и можно было надеяться обнаружить в нем что-нибудь интересное.

Тяжелая морская шлюпка быстро скользила вдоль берега почти без усилий с моей стороны. Объяснялось это просто — был отлив, и вода, стремительно покидая бухту, тянула шлюпку за собой. Поблизости спокойно плавали черные чистики с белыми зеркальцами на крыльях. С громким криком носился над головой красноклювый кулик-сорока. Чайки степенно сидели на выступающих из воды камнях — ждали своего часа. Из-за мыса гордо выплыла самка крохаля с выводком птенцов. Заметив лодку, пушистые комочки дружно нырнули вслед за матерью и появились далеко за кормой. Путь шел вдоль отвесной гладкой скалы, о которую в непогоду разбиваются гигантские волны.

Сейчас надводная часть каменной стены была совершенно сухой, но в ветреную погоду ее поверхность лижут волны, а брызги смачивают скалу значительно выше уровня сизигийного прилива. В этой зоне заплеска, покрытой пестрыми пятнами лишайников, водятся различные мелкие членистоногие, которых нельзя отнести к представителям типичной морской фауны, хотя они и живут в непосредственной близости от моря. Легче всего заметить ярко-красных маленьких хищных клещей — бделла, которые быстро бегают между лишайниками в поисках различных насекомых и их личинок. Защитный цвет и небольшие размеры не позволяют разглядеть этих насекомых с проходящей лодки.

Ниже лишайников на некотором протяжении скала совершенно голая. Вода омывает ее лишь в период сизигийных приливов, и здесь нет водорослей, а из животных — только маленькие брюхоногие моллюски — скальные литторины.

По мере падения уровня воды стала обнажаться ярко-белая полоса морских желудей — балянусов. Рачки сидят так тесно, что вблизи их раковины напоминают пчелиные соты или, точнее, крупноячеистую терку. Об острые края раковин, взбираясь на пологую скалу, легко порвать резиновые сапоги, а руки сильно поцарапать и поранить.

Несмотря на твердую раковинку и, казалось бы, хорошую защиту, балянусы легко становятся добычей различных животных, питающихся на литорали. В воде, когда рачки высовываются из раковинок, их захватывают рыбы, в период отлива их расклевывают птицы, в зимнее время их раздавливают льдины.

Сразу под белой полосой балянусов скалу опоясывают бурые водоросли. Здесь тоже имеется свой порядок. Выше всех растет пузырчатый фукус, под ним аскофиллум, а еще ниже двусторонний фукус. Во время прилива концы всех водорослей всплывают и качаются на волнах. Когда вода уходит, они, как густая зеленовато-бурая оторочка, ниспадают, прикрывая влажным слоем различных животных, поселяющихся под их защитой. Раздвинув водоросли, можно увидеть морских желудей, а также черных двустворчатых моллюсков-мидий.

Мидии, как уже говорилось выше, хорошо приспособлены к жизни в прибойных участках, но имеют множество врагов. В море ими питаются морские звезды, рыбы и даже тюлени, при отливе раковины расклевывают морские птицы. На отвесных скалах, подверженных действию прибоя, хищникам труднее добраться до моллюсков, и потому здесь они особенно многочисленны. Значительный урон мидии несут от промысла. В среднем ежегодно добывается около миллиона центнеров этих вкусных моллюсков. Больше всего мидий употребляют в Голландии; там каждый житель съедает в год не менее 10 килограммов мидиевого мяса. Размножаются мидии очень интенсивно, в течение весны и лета самка два-три раза выметывает по 25 миллионов яиц.

Наконец вода упала ниже уровня прикрепления мидий, и обнажилась голая скала с розовыми пятнами литотамния (коркообразной стелющейся известковой водоросли). На этом уровне обычны и многочисленные крупные овальные морские блюдечки — акмеи. Гораздо реже здесь попадается тоницелла — красивый моллюск из группы боконервных. Раковина тоницеллы состоит из восьми пластинок, налегающих друг на друга подобно черепице. Благодаря розовой окраске этот моллюск хорошо скрывается среди пятен литотамния. Тоницелла, как и морское блюдечко, обитает в прибойных участках, крепко присасываясь к поверхности скалы широкой ногой. Подвижно сочлененные пластинки раковины позволяют моллюску плотно прижаться к неровной поверхности скалы. Отделить тоницеллу от места прикрепления можно только скальпелем. Здесь же встречаются и родственные тоницелле беловато-желтые ишнохитоны, тоже обитатели прибойных скал.

Когда впереди показался грот, отлив уже заканчивался. На этот раз под каменными сводами было светло и тихо, сквозь нетолстый слой прозрачной воды виднелось щебнистое дно. В глубине из косой щели свисала заткнутая розово-красная тряпка, и с нее каплями стекала вода. Чтобы лучше рассмотреть грот, пришлось вылезти из лодки. Осторожно балансируя руками и опираясь на палку от сачка, я побрел в глубь грота. За большим камнем, распустив все свои 80 щупалец, сидела актиния, похожая на огромный красный георгин. Размером она была с тарелку. Отдельные щупальца этого живого цветка медленно шевелились, и сквозь покровы чуть просвечивали внутренние перегородки. Несколько минут я восторженно смотрел на это чудо.

Крупные актинии теалия, живущие в Баренцевом море на глубине метров 20–50, известны давно. В лабораторию их довольно часто доставляют после траления. Но в каком виде! Пока трал волокут по каменистому дну, а потом поднимают на борт, нежные актинии раздавливаются камнями и рвутся об острые края раковин. От прекрасного животного остается комок розовой слизи. Иногда такая актиния еще живет несколько дней в аквариуме или в садке, даже пытается расправить часть щупалец, но в конце концов погибает.

А вот здесь, в гроте, она сидит на камне целехонькая и очень крупная, невесть как попавшая на мелкое место, где ей быть совершенно не полагается. Над ней из косой расщелины свисает, оказывается, вовсе не тряпка, а вторая такая же актиния. Пришлось провозиться не менее получаса, осторожно отделяя их от скалы. Подошва животного, казалось, срослась с камнем. Актинии крайне чувствительны к любому прикосновению, тем более к таким грубым операциям, как отдирание от скалы. Оба животных съежились, втянули подошву и щупальца. Помещенные в ведро с водой, они приняли почти шаровидную форму и безвольно катались по дну. Вся красота пропала. После тщательного осмотра каждого уголка грота обнаружилось, что актиний здесь, по крайней мере, штук десять, но большинство из них сидит поглубже.

А вот еще одна неожиданность — зеленоватый шар с прилипшими к нему камешками и обрывками водорослей. Да ведь это морской еж! Только не обыкновенный — стронгилоцентротус — каких тысячи, а эхинус. Еж в общем-то для Баренцева моря редкий, да к тому же никогда не встречающийся на литорали. Снова какая-то загадка. Как попал этот обитатель Атлантического побережья Европы, живущий на глубине 10–40 метров, в грот на Баренцевом море? Случайность исключена, к тому же рядом оказался второй, только не зеленый, а нежно-сиреневый. Морских ежей ловить несложно — достаточно оторвать от грунта их тонкие ножки с присосками на концах. Вскоре оба эхинуса были поддеты сачком и помещены в отдельное ведро с водой, чтобы не покололи актиний.

Полтора часа в гроте, несмотря на царивший там холод, прошли незаметно. Начала прибывать вода, напоминая о необходимости немедленно покинуть грот. Но с такой добычей возвращаться в лабораторию одно удовольствие. Вскоре актинии сидели в аквариуме с проточной водой, а ежи поступили на операционный стол. Сначала их зарисовали и измерили: каждый достигал в диаметре почти предельной величины — 15 сантиметров. Потом у ежей осторожно вырезали зубной аппарат, так называемый аристотелев фонарь, и через образовавшееся отверстие извлекли кишечник. В лаборатории как раз велись работы по изучению паразитов иглокожих, и в кишках обоих ежей обнаружили паразитических инфузорий. Затем панцири эхинусов выдержали в формалине и положили на теплую плиту — сушиться для коллекции.

Актинии через день пребывания в проточной воде прикрепились ко дну аквариума, распустили щупальца и снова стали похожи на огромные цветки.

Неожиданная находка на литорали морских ежей — эхинусов и актиний теалия казалась необъяснимой. Только после того, как австрийский зоолог Р. Ридль детально изучил фауну морских пещер, все стало ясно. Правда, он исследовал пещеры не в Баренцевом море, а у берегов далекой теплой Адриатики, но, как выяснилось, температура воды в данном случае роли не играет. Побережье Адриатического моря изобилует подводными пещерами. Р. Ридль неоднократно находил под их сводами на самых мелких местах различных животных, обычно живущих на несколько десятков метров глубже. По его мнению, в пещерах и гротах из-за затененности создаются условия, сходные с условиями глубоких участков моря.

Россыпь валунов и окатанных морем камней в период отлива действует очаровывающе. Повсюду вздымаются буровато-зеленые водоросли — фукусы и аскофиллумы, густыми шапками покрывающие вершины камней и ниспадающие к их подножиям. Когда начинается прилив, водоросли всплывают благодаря тому, что имеют вздутия, наполненные газом, которые и служат водорослям поплавками. Основанием же своим растения крепко удерживаются на камнях при помощи корневидных выростов — ризоидов. В период низкой воды водоросли плотным одеялом покрывают камни и защищают от высыхания многочисленных обитателей литорали, прячущихся под их густым влажным покровом. И стоит лишь немного этот покров раздвинуть, как от света в темные, укромные места заскачут маленькие рачки бокоплавы, или гаммарусы. Так же поспешно, извиваясь всем телом и подскакивая, скроется небольшая змеевидная рыбка маслюк. На освещенном участке останутся лишь приросшие и медлительные животные, такие, как морские желуди, моллюски из родов литторина, маргаритес да морские блюдечки — акмеи. Сидят они на верхней и боковых сторонах валунов.

Часто на камнях виднеются овальные полупрозрачные зеленоватые или розоватые слизистые комочки — это актинии. Здесь их встречается несколько видов. Во время отлива актинии втягивают щупальца, сжимаются и совсем непохожи на те красивые «морские цветы», которые, распустив щупальца, красуются на камнях в полную воду.

Чаще других на каменистой литорали наших северных морей встречается бунодактис. Как и все кишечнополостные животные, бунодактис хищник. Основная его пища — мелкие моллюски.

В лужах между камнями виднеются желтовато-зеленые восьмилучевые существа — халиклистусы. Следуя строгим требованиям систематики, зоологи относят их к сцифоидным медузам. Но внешне они на медуз нисколько не похожи, так как не способны плавать и сидят на водорослях, прикрепившись с помощью тонкой ножки.

Морской еж с длинным и трудным названием стронгилоцентротус — один из самых обычных массовых обитателей литорали Баренцева моря. В Белом море, где вода несколько преснее океанической, морские ежи встречаются редко и только на глубине. Размером этот еж с яблоко средней величины. Вся поверхность его тела густо покрыта иглами. Окраска обычно темная, но различаются две формы: зеленоватая и красноватая, изредка попадаются более светлые, седые животные. Стронгилоцентротусы всеядные, но основная их пища — различные водоросли. При густом поселении (иногда на квадратном метре дна одновременно «пасется» до 50 ежей) они быстро съедают всю растительность.

Двигаются ежи очень медленно. Сотрудник Мурманского биологического института М. Пропп, детально изучивший их биологию, установил, что за сутки еж успевает «пройти» всего около полуметра. Тем тщательнее он очищает камни, скалы и дно от всего съедобного, действуя пятью прочными зубами. Несмотря на множество колючих иголок и известковый панцирь, стронгилоцентротусы практически беззащитны. Их охотно поедают различные птицы, особенно чайки. Пустые разбитые панцири морских ежей всегда можно найти на прибрежных скалах.

Под камнями легко увидеть очень красивых и ярких морских звезд. Чаще всего попадается темно-фиолетовая, буровато-красная или оранжевая пятилучевая звезда астериас. Это активный хищник, от нападений которого больше всего страдают двустворчатые моллюски. Звезда наползает на жертву и заглатывает ее целиком вместе с раковиной. В желудке хищницы моллюск гибнет, створки его раскрываются, и ткани быстро перевариваются. Пустую раковину звезда вскоре выбрасывает обратно. Если моллюск настолько велик, что не лезет в широко растягивающийся рот, звезда выворачивает наружу нежный желудок и обволакивает им жертву. По окончании переваривания желудок втягивается обратно.

Несколько реже встречается вишнево-красная с желтыми кончиками лучей генриция.

Несомненно, самая красивая из наших северных морских звезд — это многолучевой кроссастер. На литорали встречаются не очень крупные экземпляры — до 15 сантиметров в диаметре. Кроссастер — одна из наиболее подвижных и крайне хищных морских звезд — настоящий тигр среди иглокожих. Большинство морских звезд очень медлительны, они часами лежат на одном месте или же вяло переползают с места на место со скоростью 5–15 сантиметров в минуту. Кроссастер за это время способен преодолеть двухметровое расстояние. Он настигает и пожирает других морских звезд, змеехвосток, голотурий, моллюсков. Самому кроссастеру никакая опасность не угрожает, так как он ядовит. Возможно, яркая окраска этой звезды, состоящая из концентрических красных и беловатых колец, имеет предостерегающее значение.

Кроме морских звезд и морских ежей, на каменистой литорали обитают еще змеехвостки, относящиеся к тому же типу иглокожих животных. У змеехвостки пять тонких, извивающихся подобно змеям длинных ломких лучей. Найти змеехвостку можно, перевернув камень.

Между камнями бродят крабы. Крабов в северных морях всего несколько видов, на литорали встречается лишь один — хиас. Он не спеша бродит по мелководью, остается в отлив на осушной зоне. В первую половину лета самки носят под подогнутым широким брюшком оранжевые яйца. К августу из яиц выходят личинки, которые покидают мать и плавают в воде, становясь в это время года характерным компонентом планктона.

После выхода личинок крабы линяют. Через разрыв в задней части панциря хиас вылезает из старой оболочки. Если сам процесс линьки происходит за несколько минут, то подготовка к нему длится очень долго. В теле животного откладываются запасные питательные вещества, а относительное содержание воды уменьшается. Буквально за несколько секунд перелинявший краб увеличивается в размере за счет проникновения в его тело морской воды. Пустая шкурка, положенная рядом с перелинявшим крабом, примерно на четверть меньше животного. Наблюдая за линькой, невозможно понять, как это такой большой краб прежде помещался в маленьком панцире.

Перелинявший краб очень мягкий. Пока его покровы не отвердеют, он прячется в самых укромных местах, чтобы не стать легкой добычей хищника. А врагов у крабов много: их с равным успехом истребляют и рыбы и птицы. Питаться в этот период краб не может: мягкие ротовые органы не позволяют ему ни жевать, ни глотать. По прошествии нескольких дней хиас выползает из укрытия, облаченный в новенький красновато-бурый панцирь. Однако вскоре он обрастает пленкой зеленоватых водорослей, кое-где на его панцире появляются розовые пятна — тоже водоросли. До следующей линьки краб ходит пестрый.

Наловить крабов очень просто. Для этого используется обычная рачня — металлический обруч, затянутый обрывком рыболовной сети. В середине рачни привязывают кусок рыбы или мяса и оставляют ловушку в море на время прилива. Крабы непременно соберутся к приманке.

Вместе с ними в рачню попадаются и крупные литоральные моллюски — трубачи. Раковина трубача достигает 8 сантиметров, изредка встречаются гиганты до 12 сантиметров, но они живут ниже приливно-отливной зоны. В некоторых странах, например в Англии, трубача промышляют и используют в пищу и для наживки при ловле рыбы. Ведет себя трубач как настоящий разбойник. Ползая с места на место, он ощупывает все вокруг длинными щупальцами и во все съедобное запускает свой хищный хоботок. Ползают эти моллюски степенно и важно, но, присмотревшись внимательно к нескольким раковинам трубача, замечаешь, что некоторые из них движутся рывками и быстрее прочих. Взяв такую раковину в руки, легко убедиться, что сам моллюск давно погиб, а внутри сидит рак-отшельник.

Заглянув в щель под большой каменной глыбой, можно увидеть, что ее нижняя сторона густо обросла губками, мшанками и колониями нежных гидроидов. Губки издают резкий, неприятный запах. Обычно там, где они разрастаются, других животных бывает мало. Гидроиды в период отлива похожи на мокрые пучки травки светлого мочального цвета. С приходом воды они расправляются, из их защитных колпачков — гидротек — высовываются крошечные полипы и начинают ловить мельчайших планктонных животных.

На колониях гидроидов сидят причудливые рачки — морские козочки, ярко окрашенные безраковинные (голожаберные) моллюски и морские пауки. Все они теснейшим образом связаны с колониями гидроидов — получают здесь и укрытие и пищу. Морские козочки всего лишь квартиранты. Они не наносят ущерба колониям гидроидов. Скрываться в зарослях им помогают удлиненная форма тела и светлая окраска, делающие животного незаметным среди ветвей колонии. Голожаберные моллюски ползают по гидроидам и поедают полипов.

У гидроидов, как и у всех представителей типа кишечнополостных, имеются особые крапивные, или стрекающие, клетки. На концах щупалец полипов эти клетки сидят целыми группами. Едва щупальце дотронется до жертвы или врага, как происходит «взрыв» стрекающего аппарата. Из клетки выбрасывается длинная, упругая как пружина стрекательная нить. Точнее, это не нить, а тоненькая трубочка, по каналу которой в жертву или врага изливается яд.

Голожаберные моллюски, поедая полипов, ухитряются сохранить в неповрежденном виде весьма чувствительный стрекательный аппарат своей жертвы. Микроскопические «бомбы» не перевариваются в кишечнике моллюска, долго путешествуют по его телу и в конце концов попадают в кожные покровы. Похищенное у гидроидов оружие начинает служить новому хозяину.

Морские пауки, названные так за внешнее сходство с наземными пауками, медленно передвигаются в зарослях гидроидов, захватывают полипов и отправляют их в рот, расположенный на конце толстого хоботка. У морских пауков вся забота о потомстве выпадает на долю самца. Отложенные самкой яйца самец прикрепляет к особым коротким ножкам и вынашивает их вплоть до вылупления личинок. Личинки так же, как и взрослые, питаются гидроидами. Они покидают яйценосные ножки самца и переселяются на колонии полипов, где производят страшные опустошения.

У некоторых видов морских пауков личинка через рот одного из полипов пробирается внутрь колонии и таким образом становится паразитом. Здесь она питается мягкими тканями и лишь после превращения во взрослое животное выходит наружу и ведет себя как настоящий хищник.

Жизнь многих гидроидов связана с чудесными превращениями, рассказ о которых потребует некоторого отступления.

В 1815 году в кругосветное плавание вышел русский военный корабль «Рюрик». Кроме матросов и офицеров, на его борту находился сугубо штатский человек. Это был уже немолодой иностранец, успевший за свою бурную жизнь послужить пажем прусской королевы, пройти военную службу под немецкими знаменами, побывать в плену на своей родине (по происхождению он был француз), поработать учителем во Франции, окончить медицинский факультет в Берлине, основательно изучить ботанику и зоологию. Впрочем, до его многочисленных специальностей никому не было дела, зато вся Германия знала Альберта Шамиссо, так звали этого иностранца, как лирического поэта и автора романтической сказки о человеке, который в погоне за богатством потерял свою тень и вынужден был искать ее по всему свету, находя нравственное успокоение только в научной работе. А. Шамиссо в эпоху борьбы между Германией и Францией не мог примкнуть ни к той, ни к другой стороне. Он походил на своего мятущегося героя и искал забвения в науке. Поэт и ученый охотно принял приглашение русского морского ведомства и пустился в далекое плавание.

Путешествие продолжалось три года. «Рюрик», которым командовал капитан О. Коцебу, посетил берега Африки, обеих Америк и Азии. Одних только островов было открыто почти четыре сотни. А. Шамиссо прилежно собирал коллекции животных и растений, писал свой дневник. Он тоже сделал открытие, но не географическое, а зоологическое.

В начале прошлого века многие морские животные, особенно планктонные, были еще плохо изучены, хотя об их существовании зоологи уже знали. Среди других планктонных организмов «отец систематики» К. Линней описал сальп. Он считал, что эти полупрозрачные существа цилиндрической формы относятся к моллюскам. Как установил позднее замечательный русский ученый А. Ковалевский, К. Линней сильно заблуждался. Сальпы на самом деле вовсе не моллюски, а представители особой группы оболочников, близкой к хордовым животным. Но здесь речь пойдет не об их систематическом положении, а о размножении.

Никто не знал, как сальпы размножаются. Ни разу даже не удавалось найти сальпу с яйцами. Но вот однажды А. Шамиссо обнаружил, что одна из пойманных им сальп снабжена каким-то странным хвостом. Присмотревшись, он увидел, что это вовсе не хвост, а целая цепочка маленьких существ, растущих на сальпе. О таких цепочках А. Шамиссо уже знал, они часто попадались в морском планктоне, и К. Линней считал их представителями зоофитов, то есть особой группы организмов, расположенных в его системе между животными и растениями. К зоофитам К. Линней относил губок, кораллы, медуз и вот эти непонятные цепочки. Другие зоологи считали их особой группой червей. Каково же было удивление А. Шамиссо, когда он собственными глазами увидел, что эти черви растут на теле «моллюсков». Но они не были паразитами. Каждое животное в цепочке содержало яйцо, а из яиц развивались… сальпы.

Ничего подобного прежде не было известно, и А. Шамиссо, вернувшись из плавания, описал это необычное явление, назвав его чередованием поколений. Одиночные крупные сальпы размножаются только почкованием, то есть бесполым путем. В результате образуются цепочки маленьких колониальных сальп. Эти уже имеют яйца, их размножение половое. Из яиц снова развиваются крупные одиночные сальпы. Так они и чередуются: одиночные бесполые с колониальными половыми.

Описание жизненного цикла сальп сделало имя А. Шамиссо известным в научных кругах, но тогда никто не подозревал, что чередование поколений не редкий курьезный случай, а явление, широко распространенное в мире животных.

Двадцать лет спустя, когда А. Шамиссо уже не было на свете, датский зоолог М. Сарс обнаружил новый случай чередования поколений. Когда-то он нашел в своем аквариуме два новых вида маленьких (1–2 миллиметра высотой) полипов. Один из них (М. Сарс назвал его сцифистомой) имел ножку, овальное тельце и венчик тоненьких щупалец вокруг рта. Тело другого вида, названного стробилой, походило по форме на детскую пирамиду из дисков, только перевернутую основанием вверх. Однажды М. Сарс с удивлением заметил, что у некоторых сцифистом на теле возникают поперечные кольцеобразные перетяжки, и они превращаются в стробилы. Таким образом, оба полипа оказались разными стадиями развития одного вида.

Наконец наступил день ошеломляющего открытия. М. Сарс поймал крупную, плоскую как тарелка, розовую медузу аурелию и извлек из ее половых желез множество яиц. Вскоре из яиц развились маленькие личинки (планулы), похожие по форме и величине на инфузорий. Личинки бойко плавали несколько дней в чашечке с морской водой, а затем дружно прикрепились ко дну и превратились… в сцифистом. Можно было ожидать все, что угодно, но только не это. Всякому известно, что из черепашьих яиц выходят черепашата, из крокодильих — маленькие крокодильчики, из яиц совы — совята и т. д. и т. п. Но вот у большой планктонной медузы потомство оказалось почти микроскопическим и неподвижно сидящим на дне. Сцифистомы, как и следовало ожидать, превратились в свою следующую стадию — стробилу.

М. Сарс с нарастающим вниманием следил за судьбой полипов и увидел, что диски начиная с верхнего поочередно отрываются от стробилы и превращаются в маленьких медуз. Тут он вспомнил о работе А. Шамиссо. Значит, не только у сальп, но и у медуз имеется чередование поколений. Медуза живет в воде, способна передвигаться и размножается половым путем. Из ее яиц в конечном счете развиваются неподвижные донные полипы, которые размножаются поперечным делением и, стало быть, относятся к бесполому поколению.

Тем временем стало известно, что далеко не все медузы образуются из стробилы, некоторые просто отпочковываются на колониях полипов. Оказалось, что полипы размножаются только почкованием, причем из одних почек возникают также полипы, а из других — медузы. Последние отрываются и в полную воду покидают колонию. Медузы раздельнополы. Половые продукты они выметывают в воду, где происходит оплодотворение яйца и его дробление, в результате чего появляется уже известная нам личинка — планула, из который и возникает первый полип будущей колонии.

На литорали наших северных морей обитает несколько видов гидроидов, относящиеся к ним медузы держатся в толще воды над литоралью.

Заглядывая под камни, роясь в водорослях, можно найти еще много разнообразных животных, но никогда не следует забывать о наступлении прилива и вовремя закончить экскурсию. Это тем более важно, что перед уходом необходимо привести литораль в порядок. Все камни нужно положить на место. К сожалению, известно много случаев, когда этим правилом пренебрегали. В результате жизнь на литорали замирала на несколько лет.

И растения и животные распределены на литорали в строгом порядке. Если переместить неподвижных животных выше или ниже, лишить их привычного укрытия под камнями и водорослями, если перевернуть камни водорослями вниз или как-либо иначе вмешаться в сложившиеся взаимоотношения между различными организмами, то многие из них погибнут и своей смертью вызовут гибель других литоральных обитателей. Вот почему необходимо после работы на каменистой литорали ликвидировать все следы своего вмешательства в дела природы. Кроме того, перевернутые камни придают литорали неестественный и некрасивый вид, напоминающий стоянку бездумных туристов в лесу, когда после их ухода остается непогашенный костер, гора консервных банок, обрывки бумаг и прочая нечисть. Мы обязаны беречь природную красоту повсюду — и на суше, и на море.

Мы уже познакомились с жизнью приливно-отливной зоны арктических морей во время спада воды. А как же она выглядит в прилив?

По мере подъема уровня моря изменяется и весь пейзаж литорали. Бурые водоросли — фукусы и аскофиллумы, — которые шапками прикрывали камни во время отлива, теперь поднимаются, так как упоминавшиеся уже пузыреобразные вздутия, заполненные газом, действуя как поплавки, выпрямляют их. Дно под ними заливается светом. В колышущихся подводных зарослях снуют креветки и рачки-бокоплавы. Морские звезды выползают из-под камней в поисках излюбленной пищи — моллюсков. Морские желуди — балянусы высовывают нежные ножки и энергично размахивают ими, распускают щупальца крошечные гидроидные полипы. Мидии приоткрывают створки и начинают фильтровать воду. Выползают из своих убежищ крабики и раки-отшельники.

Прибывающая вода приносит с собой на литораль тех морских животных и растения, которые пассивно плавают, как бы парят в толще воды. Здесь можно видеть и одноклеточные водоросли, и простейших одноклеточных животных, и много всевозможных личинок донных животных: червей, моллюсков, раков, иглокожих.

Вид живых планктонных организмов совершенно необычен. Вот в кристально чистой воде толчками передвигается медуза. Тела ее не видно, его контуры обозначаются только благодаря ниточкам пищеварительных каналов. Длинный красноватый хоботок и тонкие щупальца извиваются самым причудливым образом. Она ловит и тут же поедает снующих длинноусых рачков-калянусов. Всеми цветами радуги переливаются плавательные пластинки гребневиков.

Правильные, почти геометрические формы и переливы цветов, похожие на игру драгоценных камней, делают планктонных животных почти нереальными существами. Кажется, ожили картины художника-фантаста. Недаром известный немецкий зоолог прошлого века Э. Геккель в своей книге «Красота форм в природе» почти половину рисунков посвятил планктону.

Когда планктон покидает литораль вместе с уходящей водой, в его составе можно заметить некоторые перемены: часть планктонных организмов остается в осушной зоне — это личинки донных литоральных животных, которым пришла пора осесть на дно, а часть во время прилива поедается обитателями литорали. Из-за этого планктон над литоралью несколько обедняется. Но за счет размножения донных литоральных животных, которые выбрасывают в воду яйца или личинок, он также и пополняется.

Литораль полярных морей густо населена, поэтому вместе с приливом на нее устремляются всевозможные морские хищники, которые находят здесь обильную и разнообразную пищу. В первую очередь это рыбы: треска, зубатка, пинагор, камбалы, бычки, а также крупные старые крабы-хиасы. Однако, как только начинается отлив, все они устремляются в глубину.

В северных морях возможность экскурсий на залитую водой литораль довольно ограничена. Лишь отчаянные смельчаки отваживаются погружаться в очень холодную воду. Даже в разгар полярного лета она так «обжигает», что ни о каких наблюдениях не может быть и речи. Гидрокомбинезон и теплое шерстяное белье, конечно, создали бы достаточный комфорт, но такие прогулки, кроме того, требуют еще и акваланг, а его далеко не все могут достать. Вот и приходится довольствоваться наблюдениями со шлюпки и собирать животных сачком или специальным прибором — планктонной сетью.

Планктонная сеть изготовляется из прочного густого шелкового или нейлонового газа, употребляемого на мукомольных фабриках для просеивания муки. Такая материя называется мельничным газом. Сеть имеет форму усеченного конуса. Ее широкий верхний край натягивается на металлический обруч, а к узкому нижнему концу прикрепляется тяжелый медный «стакан» с краном внизу. Небольшую планктонную сеть тянут на тросике за лодкой или опускают на некоторую глубину, а затем вытаскивают из воды. Вся добыча скапливается в медном стакане. Открыв кран, пойманных животных и различные одноклеточные водоросли выливают в стеклянный сосуд. Только тот, кто видел живыми морских планктонных животных, знает, насколько они непохожи на все другие существа на свете.

В безветренную погоду, когда на воде нет ряби, многое видно прямо со шлюпки. Если же море волнуется, можно воспользоваться очень простым приспособлением — корейским окном. Изготовить его легко самому. Для этого дно деревянного ящика делают прозрачным — лучше всего привинтить на резиновой прокладке кусок оргстекла. Корейское окно опускают за борт и сквозь него ведут наблюдения. Если немного модернизировать это окно, то есть в боковой стенке проделать отверстие и застеклить его, то можно производить подводное фотографирование обычным аппаратом без бокса.

При наблюдении со шлюпки в первую очередь бросаются в глаза крупные сцифоидные медузы. В арктических морях обитают цианея и аурелия. Заметить цианею очень легко по ее величине и яркой окраске. Она часто поднимается к самой поверхности воды. Края оранжево-красного зонтика цианеи вырезаны красивыми фестонами, вниз в виде полотнищ или занавесок спускаются складчатые ротовые лопасти яркого малиново-красного цвета. Кроме того, у нее имеется восемь групп светло-розовых щупалец. Когда цианея сокращает зонтик и колышется на волнах, ее щупальца, причудливо извиваясь, напоминают клубки спутанных волос.

Щупальца цианеи, как всех вообще кишечнополостных животных, снабжены стрекательными клетками, служащими для захвата пищи и для защиты. Именно эту медузу Шерлок Холмс обвинил в смерти учителя Макферсона и его собаки. А. Конан Дойль в рассказе «Львиная грива» писал: «Она столь же смертоносна, как кобра, а раны, нанесенные ею, болезненнее укусов этой змеи». Надо сказать, что писатель изрядно преувеличил опасность цианеи. Каждый, кому приходилось иметь дело с нею, иногда ощущал всего лишь легкий зуд между пальцами рук и покалывание, похожие на слабый ожог крапивой. Но для нежных морских животных, идущих в пищу цианее — планктонных рачков, мелких медуз других видов, гребневиков, некоторых рыбок — яд медузы действительно смертоносен. Опасаются ее щупалец и более крупные рыбы, которые, по-видимому, чувствительны к действию стрекательных клеток. Впрочем, иногда щупальца цианеи служат защитой не только самой медузе, но и мелкой рыбешке. Под зонтиком крупной цианеи почти всегда можно увидеть несколько мальков пикши, которые прячутся в густой сети ее щупалец. Здесь они находятся в безопасности и подкармливаются со стола медузы.

Цианея — самая крупная медуза в океане: ее зонтик иногда достигает более двух метров в диаметре, а длина вытянутых щупалец превышает 30 метров! Продолжительность жизни цианеи — один летний сезон. Конечно, далеко не все медузы этого вида достигают столь больших размеров, да это и не важно, ведь они начинают размножаться, едва достигнув 4–5 сантиметров в диаметре зонтика.

Цианею нельзя назвать редким животным, но она никогда не встречается в большом количестве. В противоположность ей аурелия часто образует массовые скопления. Эту плоскую как тарелка полупрозрачную медузу легко узнать по четырем фиолетовым кольцам или дугам в центре зонтика — половым железам. По нижней стороне зонтика аурелии проходит сложная сеть пищеварительных каналов, окрашенных в розоватый или сиреневый цвет. Четыре ротовые лопасти также полупрозрачны и напоминают по форме ослиные уши, отсюда и видовое название медузы — ушастая аурелия. По краю зонтика располагается несколько сотен тонких розовых щупалец.

Летом на Белом море в тихую погоду, встав на якоре, можно наблюдать, как под дном лодки проносятся приливным течением тысячи и тысячи аурелий, каждая диаметром 30–40 сантиметров. До такого размера медуза успевает вырасти за очень короткий срок: всего лишь за полтора-два месяца.

В отличие от цианеи аурелия совсем не обжигает. И все же рыбаки не любят этих медуз, так как они часто забивают ячеи сетей. Иногда в сеть их попадается так много, что она не выдерживает и разрывается при подъеме.

Яйца аурелия не выбрасывает в воду, как большинство медуз, а откладывает в особые карманчики, расположенные в стенках ее ротовых лопастей. Здесь происходит их оплодотворение, и здесь же развиваются маленькие овальные личинки — планулы. Если поместить крупную самку аурелии в аквариум, то уже через несколько минут вода в нем становится мутной из-за множества вышедших из карманчиков крошечных личинок. Тела планул покрыты короткими ресничками, благодаря биению которых они и плавают в толще воды.

Перемещение планул кажется совершенно беспорядочным, но вскоре большинство из них скапливается около дна освещенной стороны аквариума. Происходит это далеко не случайно. Несмотря на простоту строения, отсутствие оформленных органов чувств и крайне примитивную нервную систему, планулы отличают свет от темноты. Вначале они всегда устремляются к затемненному дну, чтобы отыскать подходящее место для прикрепления. Главную роль при этом играет, вероятно, стремление уйти в глубину, покинуть литораль, где личинке грозит опасность высыхания во время отлива. В этом стремлении планула могла бы уйти очень глубоко. Но, как только она оказывается на значительной глубине, куда проникает мало солнечных лучей, начинает действовать другой механизм — стремление к свету, и тогда личинка поднимается в более освещенные слои воды. Проплавав таким образом от двух дней до недели, планула прикрепляется своим передним концом к какому-либо подводному предмету в верхних горизонтах сублиторали, и после этого на ее заднем конце появляется ротовое отверстие, окруженное венчиком щупалец. Планула превращается в полипа.

Полип питается, захватывая щупальцами планктонных рачков и других маленьких животных. Не брезгует он и сородичами — планулами своего же вида. На дне полип проводит всю зиму, к весне вырастает до 2–3 миллиметров и начинает размножаться. Его тело перетягивается глубокими поперечными кольцевыми бороздками и становится похожим на стопку тарелок.

Такие «тарелки» (всего лишь 1–2 миллиметра в диаметре) начиная с верхней отделяются от полипа, переворачиваются выпуклой стороной кверху и уплывают. Это уже новое поколение медуз. Их массовое появление в планктоне наших северных морей наблюдается в первой половине июня, а в середине июля и в августе медузы вырастают до предельных размеров. Питаются они различными мелкими планктонными организмами.

В толще воды над литоралью северных морей встречается до полутора десятков видов гидроидных медуз. Их величина от нескольких миллиметров до нескольких сантиметров. Большинство гидроидных медуз имеет стекловидно прозрачный зонтик, а их хоботок, пищеварительные каналы, щупальца и половые железы ярко окрашены.

По способу питания всех гидроидных медуз можно разбить на две группы. Медузы с широким и плоским зонтиком (халопсис, тиаропсис) своими многочисленными щупальцами «сметают» добычу к широкому ротовому отверстию. Их щупальца «гребут» все без разбора, но в пищеварительные каналы попадает только то, что съедобно. По краям рта плоских медуз обычно имеются хорошо развитые бахромчатые ротовые лопасти, которые, по-видимому, служат органами вкуса. Во всяком случае, эти лопасти сортируют улов, подносимый ко рту щупальцами.

Медузы с высоким зонтиком снабжены небольшим числом щупалец. Маленькая, величиной с наперсток, гидромедуза сарсия неподвижно повисает в воде, растянув свои четыре щупальца чуть не на четверть метра. Едва какой-нибудь рачок коснется одного из них, как три остальные щупальца устремляются к жертве и обжигают ее ядом стрекательных клеток. Парализованная добыча подтягивается к ротовому отверстию, расположенному на конце длинного хоботка. Хоботок вытягивается и, извиваясь, устремляется навстречу пище. Все движения медузы точно координированы, никогда она не пронесет добычу мимо рта. Времени медуза также зря не теряет. Едва рачок перестает трепыхаться, как часть щупалец вновь вытягивается, подстерегая новую жертву.

Прожорливость медуз, по-видимому, не знает границ. Пойманные сарсии продолжают активно питаться. В сосуде с густой взвесью планктонных организмов они за несколько минут производят невероятные опустошения. Если пробу планктона, полученную с научной целью, сразу же не зафиксировать, прибавив к ней формалин, медузы съедят значительную часть коллекции.

Гидроидные медузы подчас образуют невероятные скопления, состоящие из многих миллионов особей.

Они активно выедают рачков, служащих пищей планктоноядным рыбам. Правда, многие медузы, несмотря на стрекательные клетки, сами становятся добычей рыб, что несколько компенсирует наносимый ими ущерб. Прежде гидроидных медуз считали главными конкурентами личинок и мальков сельди, но оказалось, что это не совсем так. По подсчетам В. Свешникова, медузы выедают прибрежный планктон лишь на 0,3–0,7 процента в сутки, причем питаются вовсе не тем, что едят личинки сельди. Пища медуз, как и всех кишечнополостных, — это различные животные, а личинки сельди питаются в основном растительной пищей — одноклеточными водорослями и пыльцой высших растений.

Как и все существа на свете, медузы болеют. У них есть даже свои паразиты. Если просмотреть несколько тысяч медуз сарсия из Баренцева моря, то 2–3 из них окажутся зараженными паразитической медузкой кунина. Паразитизм сильно изменил внешний облик кунины. У нее нет зонтика, ведь ей не нужно плавать. Паразит крепко держится щупальцами за медузу-хозяина и питается, запустив свой хоботок в ее пищеварительную полость.

Изредка у берегов Баренцева моря можно видеть очень красивое кишечнополостное животное из сифонофор — физофору.

Сифонофора не полип, не медуза, а целая плавающая колония, состоящая из нескольких видоизмененных медуз и полипов. В верхней части колонии находится маленький воздушный пузырь, под ним в два ряда расположены плавательные колокола — это видоизмененные медузы. Сокращая зонтики, они придают колонии движение. Так как все плавательные колокола расположены к продольной оси колонии под углом, совместное сокращение их зонтиков передвигает сифонофору вертикально вверх. Вниз она опускается, когда колокола перестают сокращаться. Под плавательными колоколами расположены остальные особи колонии. В первую очередь в глаза бросаются ярко-оранжевые полипы без рта и щупалец. Они выполняют защитную и осязательную функции. Питается колония за счет нескольких кормящих полипов, расположенных между защитными особями. Каждый питающий полип имеет рот и единственное, но зато очень длинное, розовое щупальце. Наконец, имеются еще и половые особи. Это очень сильно видоизмененные медузы, сидящие на нижней стороне колонии под охраной защитных полипов.

Физофоры обитают преимущественно в теплых водах. В арктические моря они попадают со струями теплого атлантического течения и только в те годы, когда это течение усиливается. Появление физофор в планктоне Баренцева моря указывает на повышение температуры воды и усиление теплого течения. В связи с этим физофору относят к так называемым биологическим индикаторам — показателям характерных изменений гидрологических условий.

Вместе с медузами плавают и представители особого типа животных — гребневики. Вдоль овального тела гребневика проходит 8 рядов гребных пластинок, переливающихся на свету всеми цветами радуги.

В наших северных морях встречается несколько видов совсем мелких гребневиков и два вида относительно крупных, достигающих длины 12–15 сантиметров, — болина и берое, или морской огурец. И болину и берое всегда можно видеть там, где много планктонных рачков. Этого оказалось достаточно, чтобы объявить их конкурентами планктоноядных рыб.

Наблюдения и опыты, проведенные в Мурманском биологическом институте АН СССР профессором М. Камшиловым, показали, что на самом деле пищевые связи между планктоном и гребневиками не такие простые. Болина действительно заглатывает рачков, загоняя их себе в рот двумя широкими лопастями, расположенными по краям рта. Морской огурец рачков не трогает. Более того, М. Камшилов пипеткой вводил ему в рот самых отборных рачков, и он немедленно извергал их обратно. Но вот в аквариум поместили болину. Тотчас же морской огурец поплыл в ее сторону, широко открыл рот и проглотил равную себе по величине жертву. Оказалось, что морской огурец крайне разборчив в пище и питается только болинами. Таким образом, этот гребневик из конкурента планктоноядных рыб был переведен в группу полезных для сельди животных. Морской огурец часто становится жертвой медузы цианеи и различных рыб. Подходящие к берегу стаи трески почти начисто выедают из планктона этих гребневиков.

Призрачной летней ночью в тихих заливах Белого моря можно стать свидетелем прекрасного зрелища — «роения» нереисов. Крупные (до 20–30 сантиметров) многощетинковые черви, похожие на широкие шелковые ленты, извиваясь, плавают у самой поверхности воды. Сначала увидишь одного, потом еще нескольких и вдруг замечаешь, что ими полна вся бухта. «Роение» зеленых нереисов — заключительный акт их жизни и одновременно начало жизни следующего поколения. Подготовка к этой ночи длится не один год. Всю жизнь зеленый нереис проводит в глубоких норах на нижней литорали и в верхних горизонтах сублиторали.

Достигнув предельного размера, донный зеленый нереис превращается в планктонного. У него появляются широкие плавательные лопасти, выпадают короткие щетинки, и на их месте вырастают пучки более длинных, увеличиваются в размере глаза и чувствительные щупальца.

В июле, в период между последней и первой четвертью луны, зеленые нереисы покидают свои убежища и всплывают к поверхности. Внешним сигналом, побуждающим их к «роению», служит потемнение ночного безлунного неба. Благодаря хорошо развитым глазам черви чувствуют изменение освещенности. Хотя ночи на Белом море в июле еще светлые, зеленые нереисы сразу же реагируют на незначительное потемнение. Роящиеся черви не питаются и не переселяются на новые места — они лишь снуют в разных направлениях, выметывая в воду половые продукты.

Здесь нельзя не вспомнить о знаменитом палоло. Оказывается, чтобы видеть «роение» морских червей, вовсе не обязательно плыть на далекий архипелаг Самоа.

«Роение» продолжается несколько часов, после чего все зеленые нереисы погибают, и их тела становятся добычей рыб и водоплавающих птиц.

Весьма удивительно, что этот эффектный, крупный червь, к тому же еще довольно распространенный, а в некоторые годы даже массовый, впервые был обнаружен в Белом море лишь в 1937 году. Как могли не заметить его раньше? Ведь на Белом море проводилось много биологических исследований. Там длительное время существовала Соловецкая биологическая станция, основанная еще в конце прошлого века. В. Хлебович, детально изучивший это интересное животное, считает, что зеленый нереис всегда жил в Белом море, но был немногочисленным. Вследствие начавшегося общего потепления Арктики изменились, хотя и незначительно, температурные условия в Белом море. Этого оказалось достаточно для увеличения численности зеленого нереиса. Однако возможно и другое объяснение. Вполне вероятно, что этот крупный многощетинковый червь проник в Белое море из северной части Атлантики, где он был давно и хорошо известен.

Морскую стрелку, или сагитту, увидеть со шлюпки невозможно, хотя она и достигает величины нескольких сантиметров. Тело сагитты настолько прозрачно, что даже в стеклянном стакане не сразу ее заметишь. Морская стрелка, как и большинство крупных планктонных животных, хищник. Резко изгибая тело и выпрямляясь, она молниеносно набрасывается на жертву — рачка или малька рыбы и захватывает свою добычу пучками крючковидных щетинок, сидящих по бокам рта. Благодаря этой особенности строения весь тип животных, к которому относится сагитта, получил название щетинкочелюстных. Иногда наблюдается массовое размножение сагитт, тогда они истребляют множество рачков, и планктон сильно беднеет.

Через стекло корейского окна, а в тихую погоду и прямо сквозь воду вдруг видишь нечто совсем необычное. Ярко окрашенное небольшое существо в 4–5 сантиметров длиной с русалочьим телом и двумя крылышками — плавниками — как бы порхает в воде. Держась вертикально, оно то всплывает, трепеща плавниками, то, как бы оцепенев, медленно опускается. Это крылоногий моллюск клионе, или морской ангел, хотя его с таким же успехом можно назвать и морским чертенком: на голове у клионе торчат маленькие рожки. Раковина у клионе не развита, через полупрозрачные покровы просвечивают темные внутренности, конец туловища оранжевый или красноватый, такого же цвета и голова. Моллюск этот хищный; питается он преимущественно близкородственными планктонными моллюсками лимацинами. Лимацины тоже относятся к группе крылоногих, но в отличие от морского ангела имеют тонкую спирально закрученную раковину.

Клионе вовсе не редкость. Это обычный вид, широко распространенный в полярных водах обоих полушарий. При массовом размножении этих моллюсков ими питаются усатые киты.

Антарктика — гигантский природный холодильник нашей планеты: здесь сосредоточено около 90 процентов льда, имеющегося на Земле. Почти весь континент покрыт ледяным щитом, толщина которого достигает местами 2–3 километров. Под влиянием собственной тяжести лед медленно сползает в океан. У побережья от ледников отламываются огромные ледяные горы — айсберги. Сначала они движутся по дну, все сметая и раздавливая на своем пути. Достигнув значительной глубины, айсберг переходит в плавающее состояние, и начинается его долгое путешествие вслед за морскими течениями.

Над Антарктидой царит вечный холод, здесь зарегистрирована самая низкая температура воздуха — минус 87,4 градуса (станция Восток, 25 августа 1958 года). На побережье, где значительно теплее, температура воздуха редко поднимается выше нуля, даже во время антарктического лета. Море у берегов Антарктиды большую часть года сковано сплошным припайным льдом, толщина которого к концу зимы достигает двух-трех метров.

Температура воды постоянно близка к точке замерзания. Так как соленая морская вода замерзает не при нуле, а несколько ниже, термометр, опущенный в воду вблизи берегов Антарктиды, в течение 10 месяцев будет показывать минус 1,9 градуса. Только летом вода становится теплее, но и то всего лишь на 0,5–0,7 градуса!

Антарктида почти целиком лежит «внутри» южного Полярного круга, поэтому в продолжение длинной полярной ночи солнце там вообще не показывается. В остальное время года его лучи с трудом пробиваются в воду сквозь толстый слой льда. Количество солнечной радиации, кроме того, сильно снижается слоем лежащего на льду снега.

По всем материкам текут реки. Они выносят в море огромное количество органических веществ, плодородный ил. И то и другое способствует бурному развитию жизни в море вблизи берегов. В Антарктиде нет ни одной реки, значит, нет никакого речного сноса.

До недавнего времени предполагали, что жизнь на мелководье у берегов Антарктиды невозможна из-за темноты, низкой температуры воды, отсутствия питательных веществ, истирания дна подошвами сползающих айсбергов. Предполагали, но не проверяли. Проверить было очень сложно. Заглянуть в воду мешает припайный лед, который и летом опоясывает весь берег. Проводить исследования с судна тоже довольно трудно. Даже в разгар антарктического лета мощный ледокол «Обь» сутками бьется в припае, чтобы преодолеть всего несколько миль, а на мелком месте он вообще работать не может. По этим причинам сведения о том, что делается подо льдом антарктического припая на глубине до 50–60 метров, практически отсутствовали.

Первым, кто увидел подводный мир Антарктики глазами зоолога, был ленинградский аквалангист А. Пушкин. В этот день, 16 декабря 1965 года, в припайном льду невдалеке от советской исследовательской станции Мирный проделали лунку, и начались научные биологические исследования под водой. Уже через несколько минут после погружения, достигнув дна, А. Пушкин передал наверх по телефону ошеломляющее известие: «Полно ежей, звезд, актиний!» Вскоре на льду стояло ведро с образцами. Участник второй советской антарктической экспедиции (САЭ) опытный аквалангист-зоолог М. Пропп так описывает это событие: «Пурпурные морские ежи шевелили иглами, ярко-красные и фиолетовые звезды, гигантские извивающиеся черви почти в метр длиной, разноцветные актинии, какие-то красные и желтые кусты заполнили ведро. Это было совершенно необычное зрелище, такого никому из нас не приходилось видеть. Особенно поразителен был контраст — нас окружала однообразная ледяная пустыня, лишь кое-где выглядывали занесенные снегом угрюмые скалистые островки мрачного черно-коричневого цвета. Мы внимательно разглядывали необычайных животных, которые так успешно скрывались от человека на глубине каких-нибудь 15 метров».

Последующие работы биологов-аквалангистов во время антарктических экспедиций помогли составить четкое представление о жизни у берегов шестого континента. Оказалось, что морские организмы прекрасно приспособились к крайне суровым условиям. Некоторые животные даже могут надолго вмерзать в лед, оставаясь живыми. Им не страшна и полярная ночь. Только истирание льдами, безусловно, губит мелководных морских животных. Аквалангисты видели огромные безжизненные пространства дна — следы подвижки айсбергов. Но вскоре после прохода ледяной горы жизнь здесь возобновляется.

Уже первые погружения под лед Антарктики привели к открытиям, которые сначала кажутся парадоксальными. Естественно ожидать, что у самого берега должно быть значительно светлее, чем на глубине 15–20 метров. Ведь чем толще слой воды, тем меньше освещенность. В Антарктике это оказалось не совсем так. Наши аквалангисты были сильно удивлены, когда обнаружили, что по мере продвижения вверх по откосу дна, вокруг становится все темнее и темнее. Разъяснилось это очень просто. У самого берега поверх льда обычно лежит толстый слой непрозрачного снега. На некотором расстоянии от береговой кромки ветер сметает снеговой покров, и солнечные лучи пробиваются сквозь прозрачный лед, будь он даже толщиной в два метра.

Первые биологические исследования подо льдом Антарктики проводились летом. Как и в других морях земного шара распределение водных организмов оказалось подчинено строгим законам. Удалось установить несколько главных поясов, или зон, отличающихся и видовым составом, и биомассой — суммарной массой организмов, приходящихся на один квадратный метр дна. Вследствие темноты и некоторых других причин, о которых будет сказано ниже, самый верхний горизонт очень беден жизнью. За все время аквалангистам удалось обнаружить в этой зоне только десяток видов маленьких животных и тонкий налет одноклеточных диатомовых водорослей.

Богатая жизнью зона начинается с глубины 12–15 метров. Аквалангистами было обследовано дно до глубины 50 метров. В этих пределах обнаружено несколько сот видов растений и животных. Видовое разнообразие и плотность поселения увеличиваются с глубиной. Здесь можно различить пояс морских ежей, пояс мягких кораллов, пояс голотурий (морских огурцов) вместе с зарослями гидроидов и, наконец, пояс крупных стеклянных губок.

Антарктические морские ежи стерехинусы держатся на глубине 15–20 метров. Они образуют массовые скопления, подобные скоплениям морских ежей стронгилоцентротусов в Баренцевом море. Этих ежей, несмотря на их довольно длинные тонкие иглы, захватывают щупальцами и поедают крупные актинии. Для защиты от прожорливых хищников стерехинусы постоянно носят на себе обрывки водорослей, раковины мертвых моллюсков, перья пингвинов и другие предметы, которые они подбирают на дне и удерживают при помощи специальных щипчиков. По наблюдениям американских исследователей Дейтона и Робилляра, ежи спасаются от своих врагов, оставляя в их щупальцах одни только перышки и водоросли. Кроме ежей, в этом поясе много фиолетово-красных морских звезд одонтастеров, встречаются морские пауки и равноногие раки.

На глубине 20–30 метров разрастаются мягкие кораллы — альционарии. Тысячи нежных полупрозрачных розоватых полипов, каждый с восемью перистыми щупальцами, усеивают разветвленную колонию. Тысячи ртов поглощают мельчайших обитателей толщи воды. Стоит только прикоснуться к одному из полипов, как он начинает сокращаться, втягиваться внутрь. Вслед за ним прячутся соседние полипы. Вскоре волна сокращения распространяется на ближайшие ветви, а затем и на всю колонию. Тогда она становится похожей на сморчок, только не коричневого, а розового цвета. Проходит несколько минут, и полипы снова распрямляются, распускают щупальца, начинают ловить добычу. Теперь альционарию лучше всего сравнить с цветущим кустом невиданного тропического растения.

На глубине 30–40 метров пышно разрастаются колониальные родственники пресноводной гидры — гидроиды освальделла. Колония по форме напоминает небольшое стройное деревце со множеством веточек. Крошечные полипы рядами сидят на ветвях в особых чашечках и неустанно ловят щупальцами добычу, которую немедленно заглатывают. В зарослях гидроидов обнаружены сотни видов различных обитателей: моллюсков, рачков, морских звезд. Прогалины между зарослями заселены множеством голотурий, или морских огурцов, из рода кукумария. (Напомним, что представители этого рода обитают и в наших северных морях.) Морские огурцы стоят плотными рядами, как солдаты в строю. Упругое фиолетовое тело голотурии по форме действительно похоже на огурец. Ротовое отверстие кукумарии обращено вверх и окружено десятью нежными, многократно разветвленными щупальцами. Животное поочередно засовывает щупальца в рот и обсасывает налипшую на них мелкую добычу.

На глубине 40 метров начинаются заросли губок. Среди них встречаются настоящие гиганты. Так, стеклянная губка сколимастра достигает в высоту 120 сантиметров при диаметре до 75 сантиметров. Аквалангистам пришлось немало потрудиться, чтобы поднять несколько таких губок наверх. Пока будущий музейный экспонат находился в воде, управляться с ним было просто: знай выбирай толстый капроновый шнур с привязанной губкой. Как только губка выходила из воды, она становилась невероятно тяжелой, а веревочная петля глубоко врезалась в ее нежные ткани. Все же несколько крупных экземпляров удалось благополучно извлечь из моря и высушить. Теперь их можно видеть в одной из витрин Зоологического музея в Ленинграде.

Среди губок прячется множество червей, актиний, морских пауков, моллюсков и других животных.

Довольно долго оставалось неясным, за счет чего существуют у берегов Антарктики все эти животные, среди которых много очень крупных? Что здесь происходит в течение длинной зимы?

Чтобы ответить на эти очень важные вопросы, необходимо вести круглогодичные наблюдения. И вот маленькая группа энтузиастов обосновалась на одном из островков архипелага Хасуэлл, в трех километрах от поселка Мирный. На протяжении целого года, не зная ни выходных, ни отпусков, они ежедневно отправлялись на работу… под антарктический лед. В ведении аквалангистов огромное хозяйство, без которого немыслима такая работа. Здесь и несколько теплых палаток, и передвижной деревянный домик-лаборатория, своя электростанция, компрессоры для зарядки аквалангов, сложная фотографическая и осветительная техника, вездеход, автокран. Каждый день в черную прорубь посреди палатки уходят парами, сменяя друг друга, аквалангисты. За ними тянутся сигнальные и страховочные концы. В палатке остаются страхующие, готовые в любую минуту прийти на помощь своим товарищам, которые в это время стынут в ледяной воде где-то на глубине 40–50 метров. Под водой полумрак, но время от времени все вокруг озаряется как молнией лампой-вспышкой. Сотни и сотни документальных фотографий: цветных и черно-белых, диапозитивных и негативных — сделаны на разной глубине в разные сезоны.

Наверху, в лаборатории и «дома», для отдыха почти не остается времени. Нужно подробно записать дневные наблюдения, проявить пленки, привести в порядок подводную технику, просушить теплое водолазное белье, что-то зашить, что-то заклеить, что-то постирать, приготовить обед, помыть посуду. А ведь еще остается работа с коллекцией: разобрать, зафиксировать, разложить по банкам и пробиркам, снабдить этикетками дневные сборы. Хозяйство большое, места мало, дел очень много. Известно, что у людей, долго живущих небольшой изолированной группой, часто не выдерживают нервы — возникают неоправданные конфликты. К чести биологов-аквалангистов нужно сказать, что в маленькой группе, тесно спаянной очень интересной и не менее опасной работой, не возникло никаких трещин. Более того, к ним, как в дом отдыха, доктор из Мирного иногда посылал на несколько дней тех, кому было необходимо побыть в новом обществе.

Первая сильная метель отрезала маленькую группу от основной базы в Мирном. По просьбе биологов хлеб им доставили на самолете, а так как погода вновь могла надолго испортиться, был сброшен запас сразу на несколько месяцев. Особенно трудно с продовольствием стало к весне. Мясо и другие скоропортящиеся продукты прекрасно сохранялись, пока стояли морозы; с наступлением оттепелей хранить их свежими оказалось невозможно, а достать новые не давали полыньи и промоины во льду. Но житейские мелочи ничуть не омрачали настроения исследователей моря, которые во всем, даже в усиливающихся морозах, умели найти веселую сторону.

Наперебой придумывали способы, предохраняющие прорубь от замерзания. Наконец выход был найден: в воду опустили несколько мощных кипятильников, и круглые сутки при их помощи растапливали образующуюся ледяную корку. Однажды страхующий был удивлен и даже несколько взволнован неожиданным возвращением подводника. Заглянув в прорубь, он увидел поднимающуюся кверху темную фигуру. Казалось странным отсутствие у пловца акваланга. Решив, что случилось неладное, страхующий уже изготовился помочь товарищу выйти из воды и вдруг увидел перед собой лоснящуюся усатую морду тюленя Уэдделла.

Вначале этот эпизод служил всей компании поводом для острот, но затем стало не до шуток. Мороз сковал щели во льдах и прочно заткнул запасные дыхательные лунки тюленей. Звери все чаще стали наведываться в палатку и мешали вести наблюдения. Один из них проводил в теплой палатке каждую ночь. Ежедневно, идя на «работу», биологи уже издали слышали в палатке сопенье и фырканье непрошеного жильца. На вежливое подталкивание к лунке зверь только рычал и скалил зубы, но в воду лезть не желал.

Чтобы отделаться от назойливого гостя, зимовщики с трудом погрузили его на сани, отвезли к ближайшему айсбергу и свалили на снег вблизи широкой трещины. Когда довольные собой они вернулись к палатке, тюлень уже плавал в проруби.

Для изгнания тюленей испытывались разные средства, но лучшим оказался табак. Небольшая щепотка, всыпанная в ноздри зверя, немедленно приводила к желанному результату: тюлень тут же нырял, промывал нос водой, громко чихал и больше не пытался выбраться на дощатый пол палатки. Окончательно избавиться от тюленя все же не удалось. Он до самой весны жил поблизости и спал, положив голову на край проруби, но вылезать из воды уже не решался. При спусках водолазов, чтобы тюлень посторонился, его слегка хлопали ластом по голове.

Круглогодичные наблюдения, которые были проведены невдалеке от Мирного, дали возможность составить ясную картину жизни подо льдами Антарктики. Вот что увидели там аквалангисты-биологи.

Прошли так называемые летние дни, когда температура воздуха нет-нет да и поднимется выше нуля. В конце марта, первого осеннего месяца в Антарктиде, начинает образовываться припайный лед. Пока его толщина не превышает нескольких сантиметров, он еще прозрачен. В воде продолжается развитие и размножение одноклеточных диатомовых водорослей. Они в виде буроватого налета покрывают всю нижнюю сторону льда, оседают и на ледяных иглах, которые образуются в воде. Масса таких игл (шуга) всплывает к поверхности и рыхлым слоем обволакивает снизу припай. Вскоре шуга смерзается, и тогда клетки водорослей оказываются замурованными.

Но еще до этого в шугу пробираются рачки-бокоплавы. Здесь они находят и пищу и укрытие. Питаются бокоплавы диатомовыми водорослями, выгрызая их изо льда. Эти маленькие рачки, длиной всего в несколько миллиметров, активны в течение круглого года. Исследованиями установлено, что размножение бокоплавов не останавливается даже в самые суровые зимние месяцы. Кажущийся совершенно стерильным припайный лед на самом деле начинен жизнью: в крошечных пещерках дружно работают челюстями рачки-бокоплавы. Тут же встречаются веслоногие рачки и целые стайки мальков рыбы широколобика. Вслед за ними подо льдом появляются более крупные рыбы. В случае опасности они стремительно исчезают в расщелинах и трещинах льда.

К апрелю лед становится непрозрачным, размножение водорослей и фотосинтез прекращаются на целых семь месяцев. По-разному ведут себя все это время обитатели моря. О жизни бокоплавов уже было сказано. Для тех, кто питается одноклеточными водорослями или другими планктонными организмами, но не может грызть лед, наступает голодный период. Морские огурцы кукумарии сокращают свои разветвленные ловчие щупальца, съеживаются, пригибаются ко дну. В оцепенении они неподвижно лежат, дожидаясь весны. Их состояние очень напоминает зимнюю спячку наших лягушек, змей, ежей (не морских, конечно, а обыкновенных), бурых медведей и других животных, которые не могут ни найти зимой пропитания, ни улететь, подобно перелетным птицам, в далекие, теплые и богатые кормом места. Полная неподвижность в условиях вынужденной длительной голодовки сохраняет кукумариям жизнь.

В это же время большие изменения происходят и в зарослях гидроидов освальделла. С уменьшением в воде планктонных организмов сначала прекращается рост колоний, а затем от стволов отламываются и падают на дно веточки с полипами. Внешне это похоже на картину осеннего листопада. В течение всей долгой зимы в зарослях гидроидов можно видеть лишь голые стволики, на которых нет ни одного полипа. Зато актинии, морские звезды и другие хищники активны во все сезоны. Их кормовые объекты — моллюски, морские ежи и другие животные всегда имеются в изобилии.

Но и хищные животные не гарантированы от зимних невзгод. Как уже говорилось, температура морской воды у берегов Антарктиды круглый год близка к точке замерзания. Зимой при сильных морозах более тонкий слой прибрежной воды охлаждается настолько, что ледяные кристаллы начинают возникать на дне. Отдельные иглы, спаиваясь вместе, образуют донный лед, достигающий толщины от нескольких сантиметров до метра. В него вмерзают все донные животные и растения. Как известно, лед легче воды. Рано или поздно он отрывается от дна и всплывает, а на его месте остается голая, безжизненная скала. Прикрепленные донные организмы, такие, как губки, гидроиды, альционарии, оторванные всплывшим донным льдом, конечно, гибнут. Но морские звезды, морские ежи и другие подвижные животные остаются живыми, даже будучи замурованы в ледяную глыбу. В течение зимы на нижней стороне льда постоянно увеличивается слой шуги. Из нее образуется особый пористый рыхлый лед, толщина которого местами достигает четырех метров. Зимний подводный пейзаж у берегов Антарктиды, наверное, больше всего походил бы на сказочное заколдованное и застывшее берендеево царство, все сверкающее от ледяных кристаллов. Но на самом деле зимой там темно.

Первыми на приближение весны реагируют диатомовые водоросли. Как только удлиняются дни, водоросли начинают размножаться прямо в толще льда, точнее в пространстве между иголками шуги и в мириадах крошечных пещерок, выгрызенных бокоплавами. Вскоре весь пористый слой льда становится зеленовато-бурым от диатомовых водорослей. Сюда перебираются и бокоплавы, за ними — мальки рыб, которым рачки служат пищей. Вода постепенно теплеет. На ощупь потепление, конечно, незаметно, так как температура продолжает оставаться отрицательной. Но лед все же тает. Водоросли в массе переходят в воду, и начинается ее весеннее «цветение». Вытаивают вмерзшие в лед морские ежи и звезды, они снова падают на дно, откуда были подняты полгода назад. На стволиках гидроидов вырастают веточки, усеянные полипами. Поднимаются и распускают щупальца голотурии. Рачки-бокоплавы и рыбы переселяются из растаявшей шуги в пещерки припайного льда.

Летом, в конце января, припай взламывается ветром, и его обломки течением уносит в море. Но еще перед этим вода у берегов заметно мутнеет от обильно размножившихся одноклеточных водорослей и питающихся ими маленьких рачков. Тут же плавают и обитатели крошечных ледяных пещер, после таяния пористого слоя оказавшиеся в воде. Особенно много появляется рачков эвфазиид, которых рыбаки называют крилем. Криль — основная пища усатых китов. С началом весны множество малых полосатиков подходят к самому берегу. Киты плавают в разводьях между льдинами и поглощают жирных рачков в несметном количестве. Вместе с китами рачков истребляют также тюлени-крабоеды. Целые стада этих зверей весной и летом держатся у самого берега, зиму они проводят у кромки льдов в открытом море. Пингвины, которым зимой приходилось совершать многокилометровые походы до открытой воды, в теплое время года также кормятся у берега. Пищи хватает всем.

Круглогодичные наблюдения подо льдами Антарктики обогатили науку множеством новых фактов. Были обнаружены и собраны ранее неизвестные животные, прослежены сезонные изменения в жизни подводного мира, но главным результатом этой самоотверженной работы было установление роли льда как среды обитания. Лед, такой холодный и такой бесплодный, вдруг оказался полон жизни. В нем обнаружены целые сообщества, или биоценозы. От греческих слов «криос» — лед и «пелагос» — море такие биоценозы получили название криопелагических.

Только на первый взгляд кажется, что лед оказывает на жизнь лишь отрицательное воздействие. На самом деле наличие его для растений и животных, обитающих у берегов Антарктиды, — необходимое условие существования. Конечно, теплолюбивым организмам в таких условиях не выжить, но ведь оледенение Антарктики началось много миллионов лет назад, за этот период антарктические растения и животные сумели приспособиться к крайне низким температурам и к тяжелым ледовым условиям. Приспособились все, начиная от одноклеточных водорослей и кончая огромными китами. Более того, теперь все они не могут жить ни при каких других условиях. Неожиданное потепление Антарктики стало бы для них просто катастрофой.

Жизнь всех обитателей шестого континента, как морских, так и наземных, в конечном счете зависит от криопелагических биоценозов. Нижняя поверхность льда по сравнению с толщей воды находится в более благоприятных условиях освещения, и потому именно здесь наиболее интенсивно идут процессы фотосинтеза, приводящие к первичному накоплению органических веществ. Вмерзшие в лед водоросли в течение зимы лишь частично истребляются рачками-бокоплавами. Весной они оказываются в воде и с невероятной быстротой размножаются. Их поедают планктонные рачки, которые, в свою очередь, служат пищей рыбам, тюленям-крабоедам и даже гигантам моря — усатым китам. Рыбой питаются пингвины, а пингвинами крупный хищный тюлень — морской леопард. Донные морские животные, такие, как губки, гидроиды, морские огурцы — голотурии также кормятся планктонными организмами; осевшие на дно диатомовые водоросли соскребают морские ежи. Лед служит укрытием рачкам и малькам рыб. И те и другие играют очень важную роль в жизни антарктического моря.

Открытие криопелагического сообщества не было полной неожиданностью. Предположение о его существовании еще до начала подледных работ высказал член-корреспондент Академии наук СССР А. Андриящев, который руководит всеми биологическими исследованиями советских ученых, ведущимися в Антарктиде. Моряки уже давно замечали зеленовато-бурый налет водорослей на нижней стороне льдин, перевернутых ледоколом. Только этому не придавали значения. Полярники — любители рыбной ловли, опуская свои удочки под припайный лед, всегда возвращались с обильным уловом. Значит, жизнь подо льдом имеется. Поэтому изучение подледных биоценозов и было включено в программу исследований, в результате которых предположение подтвердилось. Более того, сходные криопелагические сообщества обнаружились несколько позднее и в Арктике. Не знали о них только потому, что не искали.