Книга: История леса. Взгляд из Германии

XVI. Лесные промыслы и ремесла

<<< Назад
Вперед >>>

XVI. Лесные промыслы и ремесла

В течение Средних веков вокруг деревень и особенно городов образовались обширные открытые пространства. Вдоль рек, по которым можно было спускать плоты или отдельные бревна, и по побережьям морей лесов также уже не было. В домах обеспеченных горожан, а главное – при княжеских дворах выросли жизненные стандарты, а это значило, что людям требовалось все больше и больше леса. Его использовали не только для строительства все более представительных и грандиозных зданий, все более вместительных кораблей, перевозивших все больше товаров из дальних стран, и для отопления все более просторных помещений, но людям хотелось иметь все больше разных вещей – деревянных, металлических, стеклянных и глиняных. Даже тогда, когда эти вещи были сделаны не из дерева, оно в любом случае требовалось для их изготовления. Древесина нужна была и для получения соли, а ее потребление также росло – ведь людям нужно было хранить продукты, а без консерванта – соли, они бы портились. Ее использовали для мяса, молочных продуктов, хлеба и изделий из теста, для овощей и даже фруктов – ведь в то время не было ни холодильников, ни морозильных камер. Из всего этого ясно: в той мере, в какой росли жизненные притязания, рос и уровень потребления древесины. И в той же мере уничтожались леса. Лес как источник сырья терпел все, отвечал за все, и лишь в редких случаях люди в Средние века и раннее Новое время задумывались о том, чтобы сделать что-нибудь для его восстановления.

Получать большие объемы древесины вблизи населенных пунктов было невозможно. Там, где работали плотогоны и лесосплавщики, ремесленных предприятий, перерабатывающих древесину или нуждающихся в топливе, тоже быть не могло. Их располагали там, где еще оставался лес.

В предыдущей главе речь уже заходила о том, как много леса потребляли солевары. В солеварни Люнебурга можно было доставлять лес вверх по течению Ильменау. Но в других регионах, например на востоке Верхней Баварии, возникали сложности. Хотя там, на краю Альп, текли бурные реки с большими перепадами высот и было удобно транспортировать лес вниз по течению, но, в отличие от Ильменау, тянуть его против течения было невозможно. Когда в солеварню Райхенхалля по Заалаху перестало поступать нужное количество леса, возник дерзкий проект. В 1616 году от Райхенхалля до Траунштайна был протянут солепровод, и в Траунштайне основали новую солеварню. Сюда можно было спускать лес молевым сплавом по Трауну, так что Бавария могла оставаться поставщиком соли. Об этом стоит сказать не только потому, что речь идет об уникальном техническом сооружении – солепровод из выдолбленных еловых стволов протянули на расстояние более 20 километров, но и потому, что уже не лес доставляли туда, где были соль и солеварни, а наоборот – соль отправляли в места, где еще был лес. В Райхенхалле было тогда достаточно леса, чтобы построить штольни, но уже недостаточно для работы солевых сковород; большая часть райхенхалльской соли производилась тогда в Траунштайне, где использовался лес из бассейна Трауна. Позже леса и там стало мало, поэтому в 1810 году был построен еще один солепровод, длиной более 40 км, от Траунштайна до Розенхайма. Для поставленной там солеварни использовали лес с рек Инн и Мангфалль.

Когда снабжение солеварен лесом превратилось в проблему, началось сооружение так называемых «градирен» (Gradierwerke), позволявших получать соль с меньшими затратами древесины. Однако сначала нужно было выстроить саму градирню – каркас из мощных бревен, увешанный со всех сторон крупными метлами-вениками из сильно разветвленных побегов терновника и боярышника. В верхнюю часть градирни соляной раствор закачивался насосами, работающими от расположенных поблизости водяных мельниц. Затем раствор медленно стекал по тонким веткам колючих кустарников вниз, значительная часть воды при этом испарялась, и концентрация соли в растворе возрастала. Теперь, чтобы получить из раствора сухую соль, требовалось гораздо меньше дров. Градирни строили во многих регионах. Прекрасно сохранилась и функционирует по сей день градирня в Бад Кезене на реке Зале, работают градирни и в Бад Ротенфельде, и в Бад Зодене на Верре, в Бад Наухайме и Бад Райхенхалле. Сегодня они служат курортным целям, потому что вдыхание воздуха, насыщенного соляными испарениями, полезно для здоровья[75].

Вокруг горных предприятий, где добывалась руда, леса вскоре также стало недоставать. «Свой» лес в таких местах старались использовать только для извлечения руды из горной породы. Дальнейшая переработка руды осуществлялась на значительном расстоянии от предприятия – там, где еще можно было рубить леса. Для строительства штолен нужен был крепежный лес. До того как для взрыва горной породы стали применять порох, то есть до начала XIX века, рудные жилы в Гарце приходилось выжигать. Для этого перед скалами складывали и поджигали огромные штабели дров, от жара которых горная порода делалась более хрупкой. Это облегчало тяжелую работу горняков молотом и киркой. После этого камень доставляли в кузнечные цеха и дробильни – мельничные сооружения, в которых камень измельчался с помощью обитых железом буковых дробилок. В среднегорных регионах руду хотя и добывали в наиболее высоких местах, однако перерабатывали ее в долинах, по возможности там, где горняки получали в свое распоряжение лес, доставленный молевым сплавом. Там же, часто очень далеко от рудников, располагались все дробильни и кузнечные цеха. Это хорошо видно в Зигерланде, Рудных горах, Шварцвальде и Гарце. В долинах располагались и предприятия мануфактурного типа, в которых шла дальнейшая обработка руды, и производились, например, ножи (Золинген и др.)[76].

До появления дробилен, в те времена, когда руду плавили в маленьких сыродутных (кричных) печах[77], дров шло очень много даже для получения ничтожного количества металла. Сыродутные печи долго применялись там, где процесс плавки нужно было сделать мобильным, например в торфяниках, при добыче болотной и дерновой руды. В Гарце и в других местах такие печи в XVI веке сменились «печами-домницами».

Если же руду размельчали в дробильнях, то леса требовалось меньше. Но размельченную руду нужно было затем разогреть: серосодержащую руду, из которой добывали, к примеру, свинец и серебро, обжигали, чтобы удалить серу. Для этого тоже требовалась древесина, как и для последующего разделения серебра и свинца. Наиболее неприятным следствием обжига было то, что высвобождавшаяся при нем сера приводила к гибели деревьев в окрестностях предприятия. В Гарце подобные повреждения зафиксированы минимум с XVII века!

Получить высокий выход металла с меньшими затратами дров позволил метод плавки, применявшийся с XIII века в кузнечных цехах, в которых кожаные мехи работали от водяного колеса. Однако к общей экономии древесины появление таких цехов не привело: по экономической логике металл, подешевев, стал производиться в больших объемах, и поставки леса не сократились. Нужно было изыскивать новые источники, ведь при нехватке древесины кузницы приходилось закрывать даже при наличии достаточного количества руды. Уже в конце Средневековья не хватало дров для переработки руды в Мансфельдском рудном бассейне в Центральной Германии, известном большими запасами меди. Поэтому руду стали перевозить по суше и вверх по течению Зале до Тюрингенского леса. В XV веке на Локвице, небольшом притоке Зале, были основаны несколько предприятий цветной металлургии, где плавили медную руду, разделяя на составные части (зейгерование). От черновой меди там отделяли чистую, для чего требовалось очень много леса. В XVII веке при финансовой поддержке суверенной власти кузнечные предприятия появились в Верхней Каринтии (Oberk?rnten) – местности отдаленной и все еще богатой лесами. Только там можно было перерабатывать металлы богатых каринтских рудных месторождений; часть их приходилось перевозить на большие расстояния. По сути, тогда в горнорудной промышленности практиковалось то же, что и сегодня: руда для переработки в основном доставляется к тем местам, где есть топливо. Поэтому руда из Северной Швеции перерабатывается в Рурском угольном бассейне.

Множество металлургических предприятий появилось в раннее Новое время в Верхнем Пфальце. Там можно было использовать энергию воды – многочисленные водоемы были превращены с помощью плотин в мельничные запруды, а на земляных насыпях по берегам таких запруд выросли кузницы. Но главное – там сохранились обширные леса. В этой местности крупных городов было мало, а плотность населения ничтожна. Кроме того, на Набе и его притоках совсем не так сильно, как в других регионах, был развит плотовой сплав. Наличие воды и леса сделало возможным развитие здесь в XVII и XVIII веках «индустриального района до эпохи индустриализации», позже попавшего в «транспортную тень» и потерявшего былую значимость. Однако исторические промышленные сооружения в отдельных местах хорошо сохранились до настоящего времени.

Для получения очень высоких температур при плавке руды воздух подавали с помощью мехов. Топливом служил в основном древесный уголь. Уголь очень легок и его нетрудно перевозить. Поэтому угольным ремеслом можно было заниматься в наиболее глухих лесных регионах. Угольщики закладывали в лесах так называемые угольные площадки, разравнивая почву и сооружая на ней угольные кучи. Вплоть до позднего Средневековья древесный уголь изготавливался в угольных ямах; майлеры – специальные сооружения в форме больших куч – появились позже. Когда дерево поблизости заканчивалось, углежог шел дальше и приступал к своему лесопожирающему промыслу в другом месте. Углежогам разрешалось работать только там, где не было иных пользователей, им приходилось держаться подальше от рек плотового сплава или кузниц. Но и они уничтожали леса на больших площадях. Много их было в Гарце, Восточной Пруссии, Уэльсе – важном горнорудном регионе Западной Европы, если назвать лишь немногие примеры[78].

Невероятного количества леса, в первую очередь в виде древесного угля, требовало изготовление стекла. Для него нужны были максимально высокие температуры, так как кварц, сырье для изготовления стекла, плавится при температуре не ниже 1700°. Температуру плавки можно было понизить, добавив в качестве катализатора соду или поташ. Соду получали из растений, росших на морском берегу и содержащих соль. Использовали ее в более старых стеклодувных мастерских, располагавшихся поблизости от городов на морских побережьях, например, в Мурано близ Венеции. В удаленных от морей лесных регионах Центральной Европы применяли поташ. Получали его из минеральных веществ, остающихся после полного сгорания древесины. Доля их в древесине составляет не больше одного процента, поэтому для изготовления ничтожно малого количества поташа необходимо огромное количество дерева. Для получения золы сжигалось много больше лесов, чем для получения дров или древесного угля, шедшего в топку стеклоплавильных печей. Так что стеклодувные мастерские сжигали ближний, «дровяной» лес, меньшей площади, и дальний, «зольный», гигантских размеров. Неудивительно поэтому, что стеклодувные мастерские ставили далеко от городов – в горах, в лесу, например, в Шварцвальде и Шпессарте, а больше всего их было в Баварском лесу и лесах Богемии. В западных лесных регионах стекольные мастера постоянно конфликтовали с другими лесопользователями, ведь в Шварцвальде и Шпессарте лес требовался в первую очередь плотогонам и сплавщикам. Это тоже служило причиной переноса стекольных мастерских в уединенные места, где сплавщикам было трудно работать. Память о переездах стеклодувов с места на место сохранили топонимы Altglash?tte (Старая Стеклоплавильня) и Neuglash?tte (Новая Стеклоплавильня). Показательно и то, что ни одной старой мастерской не сохранилось до нашего времени. В горах между Баварией и Богемией конкуренция с плотогонами, напротив, почти никакой роли не играла, ведь на Дунае, куда плотогоны могли бы доставлять бревна из Баварского леса, их ремесло было не так развито, как на Рейне или Эльбе. В раннее Новое время низовья Дуная были заняты турками – врагами европейцев. А их ни в коем случае не стоило снабжать столь стратегически важным сырьем, как древесина.

В Баварском лесу в позднем Средневековье работало около десяти стеклодувных мастерских. Сначала они не имели постоянной привязки к месту и время от времени их переносили поближе к лесам: вплоть до начала Нового времени в этом регионе практически не было постоянных поселений, и стеклодувы могли легко переезжать. Внутренняя колонизация, то есть устройство деревень в отдаленных регионах под руководством власти, в верхней части Баварского леса началась только в Новое время. В XVIII веке часть стеклодувных мастерских имели постоянное место, но их деятельность ограничивалась тем, что в это время уже и в Баварском лесу шел молевой сплав. Как бы то ни было, но баварско-богемская стеклодувная традиция сохранилась до наших дней. Это может означать и то, что стекольное ремесло в отдаленных восточных среднегорьях развивалось свободнее, чем в западных землях[79].

Потребителями леса были также гончары и фаянсовых дел мастера. Гончары использовали для печей обжига различные породы дерева, а производители фаянса полностью зависели от наличия бука – им требовалась очень высокая температура. Прекрасные условия для производителей фаянса сложились в горах Вестервальда. Там имелось сырье – глина, в горных лесах оставались большие площади бука, а ниже – уже только низкоствольные леса, используемые для нужд рудной промышленности и экспорта древесины вниз по Рейну. Крупными потребителями фаянсовых кувшинов были окрестные предприятия, возникшие вокруг минеральных источников; для одного только Нижнесельтерского источника, дававшего знаменитый «сельтер» («сельтер» или «сельтерская вода» во многих регионах стал синонимом понятия «минеральная вода»), в 1764 году изготовили один миллион фаянсовых кувшинов. Стройные фаянсовые кувшины из Вестервальда сегодня известны прежде всего как тара для голландских спиртных напитков, из этого можно заключить, что «кувшинные пекари» Вестервальда уже и в прежние века поставляли свои изделия в Нидерланды. Они сплавлялись «верхним грузом» на многочисленных плотах вниз по Рейну.

Некоторые владетельные князья открывали мануфактуры для производства фарфора – посуды, на продаже которой можно было нажить немалые деньги, ведь по цене фарфор приравнивался к золоту. В фарфоровых мануфактурах массовый товар не производился, но и здесь печи для обжига съедали немало дров. В Севр, Мейсен и Берлин лес доставляли по рекам; может быть, это тоже сыграло свою роль в том, что мануфактуры были заложены именно на берегах Сены, Эльбы и Шпрее.

Без леса, прежде всего без бука, дававшего наибольший жар, не могли работать печи для обжига известняка. Известь использовалась как строительный раствор при возведении каменных домов, так что и их строительство не обходилось без дерева.

Пивоварни – еще один промысел, связанный с потреблением дерева – оставались, как правило, в городах или вблизи монастырей. Однако в отдельных случаях их также переносили в леса, примерами могут служить основанная в конце XVIII века пивоварня монастыря Святого Блазиана и более поздняя баденская государственная пивоварня Ротхаус. Хотя главная гордость этой пивоварни – ее кристально чистая родниковая вода, но причиной размещения производства вблизи источников вполне могло быть и наличие леса в верхнем течении многочисленных мелких речек.

Специализированные ремесленные предприятия, перерабатывавшие древесину, также располагались вдали от городов. Хотя первые лесопилки были основаны в городах Кирххайм-унтер-Тек и Аугсбург, однако уже в XIV веке, а тем более позже, их располагали в основном в местах отдаленных, часто в пределах замков, что обеспечивало защиту и охрану. Детальные записи, которые велись в Саксонии, сообщают, что к середине XIX века в городах работали 158 лесопилок, а в сельской местности – 1262. Может быть, владельцы лесопилок выносили предприятия за город из-за шума или из-за того, что в городах энергия воды предназначалась для иных целей, а может быть, им хотелось перерабатывать как можно больше дерева «на месте», или же их понуждали к этому соображения пожарной безопасности.

Вне городов располагались и бумажные мельницы. Первая из них в Центральной Европе была основана в Нюрнберге в конце XIV века. В течение XV и XVI веков в связи с развитием книгопечатания количество бумажных предприятий все время росло. Их удаляли от городов не только из-за запаха и шума, наличия сырья и воды как источника энергии. Золингерская бумажная мельница в начале XVI века была поставлена в отдаленном участке Бергской Земли (das Bergische Land), потому что ее владелец хотел уйти от строгой духовной цензуры в Кёльне.

Другими видами лесных ремесел занимались там, где под рукой были конкретные породы дерева. Смолу, деготь и пек (вар) получали в основном из хвойных пород. Подсочка деревьев, то есть получение живицы[80], имела большое значение в Средиземноморье. В городе Колофон в Малой Азии из смолы, добываемой из свилеватых сосновых пней, прежде всего алеппской сосны, получали канифоль. В других регионах Европы смола также использовалась в качестве сырья для получения пека и дегтя. Получали ее в основном из сосен, подвергая их мучительной подсочке, в отдельных случаях также из лиственниц, елей и берез. На востоке Альп смолистую сосну черную использовали для производства вара. Его добавляли в мыло или перерабатывали в масло для смазки телег, но больше всего вара требовалось для смоления кораблей и бочек – универсального контейнера Средних веков и раннего Нового времени. В бочках перевозили не только пиво и вино, но и масло, и сельдь, и фрукты, и книги. В любом случае, бочку необходимо было хорошо просмолить, чтобы она не пропускала воду. Столь же необходим был вар и в кораблестроении. Верфи на побережьях Северного и Балтийского морей, видимо, могли получать это сырье главным образом из Прибалтики и Северной Европы, так как хвойных лесов там было больше, чем на западе.

В каждом лесном регионе, конечно же, было развито собственно деревянных дел ремесло – резьба по дереву. Прежде всего она процветала там, где было наибольшее разнообразие древесных пород. В округе Берхтесгаден резчики использовали ель, лиственницу, европейскую кедровую сосну, пихту, тис, можжевельник, клены, липу, бук, граб, грецкий орех, рябину мучнистую, ивы, рябину, ясень, ольху, лещину и барбарис. Вряд ли нашлась бы порода, древесина которой не шла бы в ход. Поблизости от мастерских были и деревья влажных местообитаний, росшие, например, по склонам оврагов, и более сухих, подверженных феновым ветрам, и такие, что росли на опушках. Это значит, что резчик мог выбрать древесину быстро растущих деревьев с широкими годичными кольцами, или медленно растущих, кольца которых разделялись узкими промежутками. Мастерами резьбы по дереву славились Баварские Альпы и соседний с ними Тироль с их разнообразными лесами. Сходные благоприятные условия сложились (и остаются таковыми) в Богемии и Рудных горах.

Изготовление деревянных музыкальных инструментов было особенно успешным там, где росли и ель, и разные породы лиственных деревьев, в первую очередь клен. Из ели и лиственных пород сделаны скрипки Антонио Страдивари и других скрипичных мастеров из городов Верхней Италии (Кремоны и Брешии). Были скрипичные мастера и в лесах баварского среднегорья, в Богемии и Маркнойкирхене в Рудных горах (Erzgebirge).

Ивовые прутья для плетения корзин и изготовления бочарных обручей срезали в низинах, где в Новое время закладывались даже плантации ивы для лозоплетения. Лучше всего подходили для этого широкие пойменные долины, регулярно заливаемые во время половодья. Идеальное место представляла собой, например, долина Эльбы с ее пологими склонами. Особенно важную роль вплоть до XX века играли посадки ивы в небольшом населенном пункте Хазельдорфер Марш, относящемся сегодня к территории Гамбурга. Там производились обручи для многочисленных бочек, поставлявшихся в Гамбург. Такими же крупными центрами лозоплетения были долины Рура и других рек по нижнему течению Рейна (Niederrhein). Годились для выращивания ивы и такие долины, в которых одна река периодически подпруживала другую, как, например, в регионе между Кульмбахом и Лихтенфельсом в верхнем течении Майна.

К лесным промыслам принадлежало также бортничество[81]. Эта форма пчеловодства считается скорее славянской, так как занимались ею в первую очередь в восточной части Центральной Европы. Однако вряд ли это объясняется этническими причинами. Пчел содержали почти исключительно в старых толстых соснах, а их на востоке было больше, чем на западе. Бортники рубили у дерева верхушку, в случае необходимости выдалбливали дупло – борть и делали в нем входные и выходные отверстия – летки. После этого в борть заселяли пчелиный рой. Если дерево погибало (что при срубленной верхушке случалось часто), то части ствола, заселенные пчелами, вырубали, и эти куски стволов еще долго служили ульями – колодами. Бортники наносили лесам немалый ущерб. Под Мускау в Верхнем Лаузице в 1774 году было около семи тысяч так называемых «бортевых сосен», предназначенных для содержания пчел. К тому же бортники сводили целые леса, устраивая пожары: после того как сухие и смолистые сосны выгорали, на их месте разрастался отличный медонос – вереск.

Предпосылкой роста ремесленных предприятий в дальних лесах, далеко от центров потребления их изделий, была отлаженная торговая сеть. В прежние тысячелетия почти все, что требовалось жителям селения, производилось на месте. Теперь, после колонизационной волны Средних веков, высококачественные изделия можно было перевозить на большие расстояния. Поэтому стала развиваться специализация на производстве конкретных товаров, получавшихся лучше всего именно в той местности, условия которой были для него идеальными.

Масштабы ремесленного производства и лесопользования оценить трудно. Хотя отдельные данные в литературе и имеются, но достоверность их сомнительна, так как не ясно, касаются ли они одного конкретного года или представляют собой средние данные за длительный период. В общем и целом масштаб лесопользования в Центральной Европе до середины XIX века был выше сегодняшнего. Для примера: в 1822 году в Зигерланде и его окрестностях было произведено 80 тысяч тонн чугуна. Чтобы получить такое его количество из руды, нужно заготовить 4 миллиона фестметров[82] древесины, предварительно сожженной в угольных кучах до древесного угля. В настоящее время на всей территории федеральной земли Рейнланд-Пфальц вырубается только около 2 миллионов фестметров леса.

Свести воедино все интересы и уладить конфликты между всеми лесопользователями было делом невероятно сложным. Владетельным князьям приходилось вести постоянную работу по поиску и выработке компромисса между отдельными пользователями. Поэтому начиная с позднего Средневековья выпускались многочисленные «лесные установления». Речь в них шла в первую очередь не об охране леса, а о поиске ресурсов для разнообразных пользований. Приходилось искать оптимальные пути разрешения споров – какой лес отвести плотогонам, где расположить стеклодувную мастерскую, куда можно пустить углежога, а в каком месте разместить лесопилку. Издание лесных наказов и установлений было ранней формой государственного ландшафтного планирования. Естественно, многие фюрсты оборачивали такую работу в свою пользу, думая прежде всего о собственной выгоде от использования леса. Другие хотели сохранить свои охотничьи угодья – нельзя же было терпеть, чтобы в княжеских форстах повсюду стучали топорами лесорубы и дымили угольные кучи. Но при всех усилиях по государственному планированию, которые нашли отражение в установлениях по лесу и форсту, оставалась одна проблема, не поддававшаяся калькуляции: интересы власти или пользователей, получавших от нее зафиксированное в наказах «благословение», всегда противостояли интересам крестьян. Крестьянам пользование лесом часто запрещалось или сильно ограничивалось, если оно не шло на пользу верховной власти. Во многих лесных установлениях вообще ничего не говорилось о том, где и как могли бы получить достаточно дров и строевого леса жители деревень. Поэтому когда древесина стала дефицитом, первыми страдали крестьяне. Это служило причиной множества конфликтов. Борьба за ресурсы, такие как лес, послужила одной из существенных причин Крестьянской войны 1525 года. Немалую роль сыграли «лесные» интересы различных сторон и в Тридцатилетней войне 1618–1648 годов. Датчане и шведы вторглись на территорию Померании[83], в частности, из-за того, что хотели получить доступ к тамошним лесам. Леса острова Рюген были вырублены и переправлены в Копенгаген, который в XVII веке активно строился и нуждался в больших объемах леса для строительства фундаментов. Померания «сгорела», как поется в детской песенке…[84].

Государственное планирование становилось все более трудной задачей, леса все убывали; положение накалялось.

<<< Назад
Вперед >>>
Оглавление статьи/книги

Генерация: 4.772. Запросов К БД/Cache: 3 / 1
Вверх Вниз