Книга: Классы наций. Феминистская критика нациостроительства

Медиаактивизм и цифровая видимость

<<< Назад
Вперед >>>

Медиаактивизм и цифровая видимость

Перформанс Pussy Riot являлся коммуникативным актом, целью которого являлось осуществление высказывания и отправка «послания». Иными словами, участницы хотели что-то сказать «городу и миру» и добиться того, чтобы их услышали. Такое коллективное действие часто принимает формы, не подпадающие под классификации, описанные в известном исследовании коллективной мобилизации Чарльза Тилли. Став свидетелем возникновения новых социальных движений, но он указал в самом конце своей книги: «Изменился мир, а потому меняются и формы коллективного действия»[497]. Так называемые новые социальные движения, возникшие в результате структурных и культурных трансформаций развитых капиталистических обществ в 1960–1970-х годах, выдвинули другую повестку дня, включавшую молодежные, экологические, женские, этнические и другие «неэкономические» проблемы. Предпринимаемые в их рамках коллективные действия могут не совпадать с традиционными формами организации солидарности и привычными каналами репрезентации, так как их фокус смещен от «рациональных институциональных» целей получения власти и сосредоточен на вызове культурным кодам и общему символическому порядку, т. е. на стремлении самостоятельно определять смыслы действия[498]. В частности, возникшие в этот период женские движения считали своими главными задачами разъяснение того, что означает «быть женщиной» (female condition), легитимацию женского как «другого», отличного (от мужского), а также перекодирование доминирующего языка. Pussy Riot, работавшие в режиме культурного сопротивления, стремились получить признание (автономии, идентичности, отличия или стиля жизни), а достижение широкой видимости (публичности) являлось необходимой составляющей их послания.

Публичность, к которой стремились Pussy Riot, должна была быть достигнута за счет соединения реального и виртуального, т. е. использования физического пространства и новых цифровых технологий. На таком объединении онлайна и офлайна работают флешмобы, т. е. акции, происходящие на стыке использования новых медиа (посредством которых они организуются и благодаря которым участие в них может стать массовым) и физического пространства, где они, собственно, и происходят[499]. Если обратиться к анализу пространственного фактора, то ключевую роль играет место действия. Сожги в свое время Герострат не храм, а хлев, о нем бы никто не помнил. Подобным же образом интрига вокруг перформанса Pussy Riot связана не только с тем, что совершено (антипутинские куплеты группа исполняла и раньше), но и где (если учесть, что 67 % россиян назвали церковь институтом, которому они доверяют более всего[500]). Таким образом, организаторы воспользовались социальным капиталом института, обладающего высоким престижем и символической властью, когда целенаправленно нарушили его конвенции и публично спародировали его основополагающие смыслы. Вынося свой спектакль за пределы театра или музея, Pussy Riot следовали мощной художественной традиции, заложенной в начале ХХ века футуристами и продолженной дадаистами[501], политическим театром Бертольта Брехта, послевоенными американскими яппи, европейским Ситуационистским интернационалом, постсоветским акционизмом и т. д. Подобные перформансы, признанные частью западной городской культуры, иногда действительно задумывались революционными агитаторами как политические акции. Помещая спектакль в публичное пространство и используя «партизанскую тактику» неожиданного появления и быстрого исчезновения, они пытались ликвидировать границу между искусством и политикой, а в идеале – привести к революции, в процессе которой городской underclass должен был вылиться на улицы в порыве восстания, бунта, погрома, что в английском языке и обозначается словом riot. Именно так: «Бунт, погром, мятеж. Не надо бояться этого слова» – разъясняет смысл названия группы Надежда Толоконникова в разговоре (который выложен в Интернет) со следователем[502], подтверждая заявку на объединение художественного радикализма и политического протеста.

Современные городские перформансы, в том числе флешмобы, отличаются от прежних тем, что происходят в условиях «постматериального мира». Нынешние акции – бой подушками или политическая демонстрация, пусть имеющая форму одновременного коллективного «ничегонеделания» на площади, как это было в Минске летом 2011 года (что однозначно прочитывалось белорусской властью как противостояние ей), – обретают «всемирную» видимость благодаря социальным сетям. Интернет предоставляет собой канал для распространения послания среди «распределенной» аудитории (diffused audience), т. е. такой, которая полагается при получении информации на электронные средства связи и множественные источники[503]. В публичной сфере информационного общества такая аудитория выполняет «сторожевую функцию», комментируя информацию, «перепощивая» ее, ставя «лайки» и привлекая широкое внимание к отдельным сообщениям[504]. Поэтому организаторы современных протестов более не зависят от традиционных СМИ (имеющих конкретных владельцев) и каналов репрезентации и могут создавать свои собственные механизмы и инструменты достижения видимости, одним из которых является необычность или «скандальность».

Используя описанные инструменты, Pussy Riot организовали «медиасобытие в стиле Гринпис», как называют подобные акции исследователи современных СМИ[505], т. е. намеренно скандальное и привлекающее широкое общественное внимание. В современном информационном обществе, члены которого проводят значительное время за потреблением различных типов медиа и для кого «видимой реальностью» является то, о чем сообщают СМИ, такие события конструируются все чаще. Это связано еще с одним аспектом современного общества: его нарциссизмом[506], стремлением к спектаклю и демонстрации себя посредством перформанса, для чего новые медиа предоставляют соответствующий инструментарий. «Действуя» в Интернете и создавая «события», часть аудитории обретает уверенность, что ее члены являются автономными и независимыми акторами, т. е. действуют по своей воле и могут противостоять властным институтам.

В постматериальном обществе часть человеческой деятельности перемещается в виртуальное пространство, где люди работают, производя не материальные предметы, как ранее, но знаки, образы и социальные отношения[507]. По мере того как коды и символы приобретают все большую важность, «знаки становятся взаимозаменяемы, и власть осуществляется посредством тех кодов и языков, через которые происходит распространение информации»[508]. Иными словами, киберпространство становится «новой реальностью». В 2011 году российский писатель Виктор Пелевин показал такое переплетение реального и символического в романе идей «S.N.U.F.F.», где события реальной жизни, новости и кино сливаются вместе: событие, которое попадает в новости, используется как «декорация» для идущих во время его развертывания съемок фильма, и, таким образом, граница между правдой и вымыслом размывается. Реальное отныне не реально, если о нем не сообщено через электронные медиа. Именно это и произошло, когда участницы акции смонтировали видео, которое и было предъявлено зрителям в качестве события, якобы имевшего место. Таким образом – как у Оруэлла – произошло «изменение прошлого».

Современная аудитория, живущая в насыщенном информацией пространстве, полагается для доступа к «реальности» на многочисленные экраны (смартфоны, таблетки, айпэды и т. д.), и, таким образом, перед ней постоянно циркулируют знаки, культурные коды и картинки. Сказанное помогает понять эффект, достигнутый Pussy Riot: в постсовременном мире, над которым властвует изображение[509], участницы группы произвели «глобальный» (узнаваемый почти всеми) знак, что связано с рядом факторов. Во-первых, это политизация в современном обществе (женского) тела / телесного образа и превращение его в инструмент высказывания. Во-вторых, возможность получения видимости посредством новых СМИ и социальных сетей. И, в-третьих, возросшая важность знаков и изображений в постматериальном мире. Они становятся ценностью: так, в конце августа 2012 года Петр Верзилов, муж Надежды Толоконниковой, зарегистрировал соответствующий торговый знак. Его владение было впоследствии оспорено юристом Марком Фейгиным и двумя другими членами группы, которые попытались зарегистрировать знак за рубежом[510]. Осенью того же года цветные балаклавы фигурировали на нью-йоркской Неделе моды[511] и других событиях. В июне 2014 года Маша и Надя снялись для альбома «Pussy Riot Unmasked», который подготовил эротический фотограф и миллионер Bert Verwelius, владелец собственного модельного агентства в Украине[512]. В целом сообщения о новых фотосессиях и других рекламных акциях Pussy Riot появляются почти каждую неделю. Подобная интеграция знаков и символов заявленного контркультурного протеста в глобальную потребительскую культуру вызывает иронию, но вместе с тем не является необычной: апеллируя к спонтанности, экспромту, антиавторитаризму и деконструкции иерархий, применяя инструменты, дающие его пользователям ощущение автономии и позволяющие достичь видимости, Pussy Riot оказались использованы глобальным медиакапитализмом – продуктом которого и явился их протест.

<<< Назад
Вперед >>>

Генерация: 7.973. Запросов К БД/Cache: 3 / 1
Вверх Вниз