Книга: Шмели и термиты

Страница случайно открытой книги

Страница случайно открытой книги

Все самые старые упоминания о них, особенно в записках путешественников по наиболее богатым термитами жарким странам Азии, Африки, а затем Америки и Австралии, были разрозненными, случайными, содержали мало достоверных сведений, не давали картины в целом.

Да и первая серьезная сводка о них тоже не отличалась обстоятельностью: чтобы изложить все, что было известно науке о термитах, потребовалось всего-навсего тридцать (и то неполных!) печатных страниц. Именно столько заняла опубликованная в 1779 году коренным жителем Прибалтики Иоганном Гергардом Кенигом статья о термитах.

Автор ее не знал и не мог знать об этих насекомых и тысячной доли того, что о них известно сегодня, когда во всех частях света зарегистрировано свыше двух тысяч пятисот видов термитов.

В то время термиты даже назывались по-другому.

«Естественная история так называемых белых муравьев» — вот как звучит в переводе заглавие сообщения И. Кенига, представлявшего в свое время новое слово науки, серьезное открытие, последнее достижение. Ныне оно интересно уже только как исторический памятник, как первый кирпич, положенный в фундамент науки о термитах.

О том, почему именовались термиты так называемыми белыми муравьями, и о том, как им было присвоено их ныне общепринятое в науке название, говорится далее. Здесь же мы отметим только тот факт, что ни о каких термитах на территории нынешних среднеазиатских или закавказских республик Советского Союза, а тем более на Украине или в Молдавии И. Кениг не упомянул ни единым словом. Он был твердо убежден, что термиты обитают только в тропических, заморских странах.

Как мы уже успели узнать, хотя бы по встрече в пустыне под Ашхабадом, это не совсем верно. Если по географической карте проследить области, где живут в наше время термиты, то нетрудно убедиться, что они встречаются и в субтропических, а иногда и в средних широтах, хотя больше всего их действительно в тропиках.

Судя по находкам ископаемых термитов, этот отряд равнокрылых «изоптера» был когда-то распространен на Земле значительно шире, чем сейчас. Там, где ныне обнаруживаются только ископаемые термиты, но нет живых, исчезли какие-то очень важные для их существования условия. И наоборот, видимо, полнее всего эти условия сохранились в тропической полосе. Область их распространения обнимает все страны по обе стороны экватора. Здесь найдено наибольшее число видов, а также виды с самыми мощными и плотнее всего населенными колониями.

В Восточном полушарии — на материках и на островах Южной Азии, всей Африки, Северной Австралии, Южной Европы — термитов определенно больше и они куда разнообразнее, чем в Западном — на юге Северной и севере Южной Америки. Если же сравнить Северное и Южное полушария, то окажется, что в Южном термитов гораздо больше и область их распространения заходит в ряде мест дальше от экватора, в северной же половине планеты термитов меньше и, чем дальше к северу, тем меньше размер одновозрастных колоний каждого вида.

Некоторые историки считают, что в очень далеком прошлом в Южном полушарии нашей планеты был всего один-единственный огромный материк — Гондвана, включавший и нынешнюю Южную Америку, и Африку, и юго-запад Азии, и Австралию. Именно Гондвана и явилась, очевидно, прародиной термитов. Как раз на континентах, образовавшихся из нее, термиты больше всего распространены сейчас.

Из современных частей свёта выделяется разнообразием и распространенностью термитов Африка.

Весь этот континент сплошь захвачен и источен термитами, пишут географы.

Они же указывают, что Экваториальная Африка, районы Нигерии, Конго особенно богаты термитами, что Катанга — «термитный полюс мира». Здесь, в Конго, по свидетельству путешественников, встречаются области, в которых на десятки километров во все стороны тянутся зоны термитников.

На границе условий существования самые северные и самые южные виды несравненно слабее, чем тропические. На территории СССР число видов совсем невелико, однако нет никаких оснований видеть в этих насекомых какую-то исключительную редкость.

В Туркмении, например, термиты обнаруживались за последние годы, кроме Ашхабада и Гяурской равнины, также в окрестностях городов Красноводска, Геок-Тепе и Ташауза, Куня-Ургенча, Арчмана, Кара-Кала, Байрам-Али, Чули, в Фирюзинском ущелье, в южном Устюрте, в районах Чагыла, Искандера, Чарышлы, Тутлы, Кум-Дага, Мешеда, на западном Узбое, на берегах Аму-Дарьи и реки Сумбар, на полуострове Мангышлак, на берегу озера Топиатан, в Большом Балхаше, в долине Мургаба, между городом Мары и Кушкой, в песках у Кызыл-Арвата, у Чильмамед-Кумы, Чагырек… Всех мест не перечислить!

Много лет посвятившая изучению термитов Туркмении Александра Николаевна Луппова, ашхабадский энтомолог, пишет: «Туркестанский термит обычен в южной половине Туркменской ССР, именно на предгорных равнинах, предгорьях, горах, ущельях и речных долинах центрального и западного Копет-Дага, а также юго-восточной Туркмении… Большой закаспийский термит встречается почти на всей пустынно-равнинной части республики, за исключением участков, занятых голыми, лишенными растительности такырами, солончаками и подвижными песками. Западная граница ареала распространения этого вида совпадает с западной границей Туркменистана, северная проходит далеко за пределами республики, приблизительно у реки Эмбы, то есть около 47-й параллели или немного к югу от нее; восточная граница ареала не установлена, но в Бет-Бак-Дала, приблизительно у 70-го градуса восточной долготы, А. Н. Формозовым встречен, по-видимому, именно этот термит. Вполне возможно, что он заходит и дальше на восток в пески к югу от станции Балхаш, примерно до 77-го градуса восточной долготы. Южная граница ареала совпадает местами с южной границей республики… Темный закаспийский термит распространен в Туркменистане не менее широко, чем Большой закаспийский…»

Все это говорится только о Туркмении и только о трех формах двух видов Анакантотермес. А ведь, кроме них, на территории СССР обитают и другие термиты. Больше того, здесь обнаружены также и ископаемые термиты, причем в одном случае даже на Урале! Бесконечно ценны для науки такие находки. Они проливают свет на темные страницы древней истории термитов и, как мы далее убедимся, многое подсказывают относительно прошлого всей Земли: ее палеофлоры, палеофауны, палеоклимата.

Первые упоминания о термитах в Туркмении и на территории других республик Средней Азии опубликованы в конце XIX века в отчетах русских энтомологов И. Васильева, В. Караваева, Г. Якобсона.

Но даже Г. Якобсон, специально выезжавший в Среднюю Азию для изучения «опустошений, производимых какими-то термитами в урочище Термез на Аму-Дарье в бухарских владениях», ни разу не упоминает о столь огромных скопищах гнезд и таких обширных участках, захваченных ими, как те, которые существуют на Гяурской равнине. А ведь это не единственное и не самое большое в Средней Азии термитное урочище.

Почти полвека назад русский агроном, впоследствии академик А. Н. Димо исследовал обширные районы, захваченные термитами в Голодной степи. Термитные очаги известны теперь и в других районах Узбекской республики, а также в Южном Казахстане, в Вахшской долине — в Таджикистане. При этом все среднеазиатские термиты, как установлено нашими специалистами, сродни африканским, а иные относятся к числу наиболее развитых и совершенных видов.

Так называемый желтошеий и прочие термиты, время от времени находимые то в Азербайджане, то на Черноморском побережье Грузии и Северного Кавказа, от Батуми до Сочи и Хосты, представляют собой виды, которых в Средней Азии совершенно нет.

То же можно сказать и о термитах, которые время от времени обнаруживаются и в разных местах на юге Украины и в Молдавии.

Вскоре после того как термиты впервые были найдены в Одесской карантинной гавани, а затем в районе города Исмаил, еще одно гнездо объявилось в Одесском ботаническом саду, другое — вблизи Овидиополя. С тех пор то там, то здесь обнаруживаются гнезда: то на берегах Бугского лимана, то в жилых кварталах Одессы, Николаева, то в Октябрьском сельском районе вблизи Николаева, то вблизи города Цюрупинска, Херсонской области, то однажды даже в Днепропетровске… Здесь гнездо термитов было в мае 1931 года закурено, казалось, насмерть, но в 1939 году вновь проявило признаки жизни!

Эти разбросанные на довольно большой территории географические точки отмечают направление, в котором термиты проникают на север от современной границы их массового распространения.

И здесь, как и повсюду на земле, термиты живут только семьями. Правда, колонии, встречающиеся в СССР, — это крошки, карлики, пигмеи, если сравнить с теми, что распространены в тропических странах.

Рост и развитие гнезд и колоний термитов с недавних пор исследуются и изучаются параллельно: в натуре — в природных условиях, в лабораториях — под стеклом. И там и здесь используются хитроумные приборы, новейшее оборудование. Многим исследователям удалось как бы проникнуть в глубь самого процесса жизни термитника и именно здесь, под стеклом, сделать немало важных открытий.

За пределы массового обитания термитов их, конечно, не стоит вывозить для изучения: создание это коварное и очень трудно предусмотреть все необходимое для того, чтобы подопытное насекомое не ускользнуло от наблюдения и не ушло на свободу.

В лабораториях термитов содержат в остекленных инсектариях. Их ставят на плотики посреди плоских сосудов, заполненных водой, но так, чтоб она до них не доходила, а только отделяла от всего окружающего. Водная преграда для термитов непреодолима.

Если в хорошо прикрываемую и достаточно объемистую банку сложить куски гнезда с ячейками и камерами, полными термитов, в жаркое время обертывать банку мокрыми тряпками, а кроме того, ввести в нее постоянно увлажняемый водой фитиль, то термиты в таком виварии могут жить довольно долго. В гипсовых садках термиты приживаются плоховато. Лучше всего они чувствуют себя в плоском «наблюдательном» гнезде.

Стеклянный пчелиный улей представляет собой, как известно, вертикальный срез через обычное пчелиное гнездо: это, по сути, обычная ульевая рамка, забранная стеклянными стенами, сквозь которые можно с двух сторон наблюдать пчел на сотах.

Плоское гнездо термитов — тоже тонкий, как бы однослойный, срез через термитник, но не вертикальный, а горизонтальный. Гнездо и здесь застеклено с двух сторон, однако стеклом выстланы не боковые стенки, а низ и верх, причем нижнее стекло — дно — заделывается наглухо и сплошь подстилается фанерой, так что для наблюдений открыта одна только верхняя плоскость.

Если продолжить сравнение, придется сказать, что крылатым обитателям стеклянного улья шмелей и пчел чаще всего предоставляется возможность свободно выходить через незарешеченный леток. Они могут посещать на воле цветы, собирать нектар, пыльцу. Термиты же, подобно муравьям в стеклянном садке, постоянно живут в искусственном гнезде взаперти. Все их передвижения ограничены стеклянной рамкой, включающей и площадь самого гнезда, и площадь «для прогулок» — арену. Таким образом, между двумя стеклянными листами здесь заключен не только тонкий, меньше сантиметра толщиной, горизонтальный срез самого термитника, но как бы и часть примыкающего к нему наземного участка.

Однако если термитам давать под стекло часть гнездовых сооружений (как это делается, в частности, с муравьями в садке или с пчелами в наблюдательном улье), то стеклянные низ и верх искусственного термитника заклеиваются изнутри, и наблюдать за обитателями гнезда становится практически невозможно.

Поэтому-то термитов поселяют под стекло без земли и без всякого «строительного материала». Примерно половину пространства между стеклянным дном и крышкой искусственного гнезда занимает деревянная плита. В ней аккуратно выточены расположенные в несколько рядов круглые камеры, соединенные друг с другом прямыми и косыми коридорами-ходами шириной чуть больше ширины двух термитов. Эта плита и есть собственно гнездовая часть. Она особым ходом сообщается с лежащей рядом свободной площадкой — ареной, куда дается корм и вода. Фуражиры довольно быстро приучаются находить их в определенных местах и в определенное время.

Это по необходимости короткое описание лабораторного стеклянного термитника надо все же дополнить двумя маленькими советами о том, как создать для термитов в гнезде нужные условия жизни.

Первый совет касается вопроса о влажности гнезда. Термиты не выносят сухого воздуха, но их не устраивает также и затхлая сырость.

Довольно скучное и трудное занятие — поддерживать в гнезде если не удовлетворительную, то сносную для его обитателей влажность воздуха. Все достигается легче и проще, если гнездовая часть термитника сделана не из дерева — скажем, березового или грушевого, — а из пробки: пробка быстро впитывает влагу и может впитать ее достаточно, чтобы постоянно снабжать стеклянное гнездо влагой.

Второй совет относится к затемнению гнезда. По правде говоря, до сих пор не вполне ясно, почему именно и каким образом до слепых термитов может доходить свет. Тем не менее даже для не совсем слепых в темноте-дело идет лучше — это бесспорно.

Под стеклянным дном термитника лежит, как уже говорилось, подстилающий его сплошной фанерный лист, не пропускающий свет в гнездо снизу. Остается, следовательно, хорошо закрыть от света и верхнее стекло. Лучше, если цельная, без всяких щелочек, верхняя ставня подклеена снизу черной плотной и достаточно теплой фланелью, чтобы одновременно служить для гнезда, во-первых, одеялом, а во-вторых, укрывающей от света шторой.

Снимая на время наблюдений ставню-одеяло — укрытие верхнего стекла, — можно днем и ночью видеть, как термиты цепями движутся по арене. Одни бегут по выстилающему дно стеклу от тесного отверстия-входа, прорезанного в пробковой плите, а другие возвращаются, стягиваясь к тому же отверстию.

Вокруг этого узкого, шириной не более полусантиметра, прохода кишмя кишат насекомые. Одни выбегают на арену, другие, наоборот, прорываются внутрь ячеистой гнездовой плиты. Здесь же многие неутомимо копошатся, выкладывают из блестящих темных крупинок столбики, валики, подобие какого-то козырька над прорезанным в плите ходом, стенки по его бокам, а другие с таким же рвением сгрызают и куда-то уносят эту массу, баррикадируют вход на арену. Мы скоро узнаем, что это за крупинки.

В ячейках и ходах между ними не прекращается движение насекомых, в котором, в конце концов, обнаруживается свой порядок. Термиты перемещаются где гуськом, вереницами, где колоннами. Они движутся медленнее, чем муравьи, но все же не ходят, а бегут. Незаметные на первый взгляд тропинки, по которым бегут термиты, плотно утоптаны их крохотными лапками. Там, где на время редеют цепи бегущих, можно рассмотреть, что средина дорожек, связывающих ниши, камеры и ячейки, глубже, чем ее края.

Но конечно, открывая гнездо для наблюдений, укрытие с верхнего стекла надо снимать тихо, ничего не задевая. Самый легкий стук приводит термитов в смятение: многих останавливает, других заставляет свернуть с пути, обращая в бегство. Когда гнездо открыто бесшумно, вернее, без сотрясения вереницы насекомых продолжают тянуться в том же направлении и с той же скоростью. Скорость движения при изменении температуры изменяется: чем жарче, тем быстрее бег насекомых.

Придуман остроумный простенький прибор для измерения скорости бега термитов при разных температурах. Представьте себе термометр, который как бы утоплен в линейке, прорезанной каналом шириной с одного термита. На линейке — часы с секундной стрелкой. Нажатием кнопки можно эту стрелку пускать в ход и останавливать. С помощью такого устройства нетрудно установить, что скорость движения разных видов не одинакова.

Если какое-то время по нескольку раз в сутки заглядывать в гнездо и бесшумно пишущими по стеклу цветными восковыми карандашами помечать направления, по которым движутся термиты, то цветной узор пометок на стекле покажет, что порядок движения в пробковой плите и на арене тоже не одинаков.

На пустой арене дороги термитов, как правило, прямолинейны. В то же время тропинки, ведущие через ячейки и ходы в пробковой плите, представляют собой обычно неправильные кривые, проникающие в самые дальние участки гнезда. От главных, магистральных направлений ответвляются дочерние — меньшие, образующие иногда замкнутые колечки. Они чаще всего недолговечны и скоро исчезают, не успев закрепиться, а насекомые переключаются отсюда на другие тропки. В конце концов, под стеклом не остается ни единого уголка, куда бы но проникали обитатели искусственного гнезда. Движение термитов в гнезде среди ячеек плиты и напряженнее и постояннее: главные направления определяются сразу же, едва гнездо заселено, и сохраняются, видимо, навсегда.

Не все термиты перемещаются налегке. Многие нагружены. Чаще всего они переносят мелкую соломенную сечку. Корм то упорно складывается в каком-нибудь углу, то, наоборот, разносится из собранной ранее кучи и разбрасывается по ячейкам или на переходах, чтобы через неопределенное время вновь оказаться собранным в одном месте.

В тех же вереницах можно видеть и насекомых, несущих в жвалах те небольшие крупицы темной массы, на которые мы уже обратили внимание. Эта масса то складывается без особого порядка, то убирается и переносится на другое место, где строители вминают и спрессовывают ее жвалами в гребни или валики, перегородки или навесы…

В движущихся под стеклом колоннах есть немало термитов и безо всякого груза в жвалах. Они бегут вперемежку с остальными, то обгоняя соседей и обходя их слева или справа, то отставая и давая себя опередить.

Движение в этих цепях чаще двухпутное, встречное, причем на любой тропинке оно бывает переменчивым — то сильнее в одну сторону, то в другую.

Вот термит, стоящий в стороне от бегущей мимо него цепи. Он почему-то не увлечен общим потоком. А вот другой — бегущий. Но что гонит его со старого места на новое?

Отчего одни складывают корм в кучу, а другие разбрасывают его по ячейкам?

Какая причина заставляет одних строить перегородки в каком-нибудь месте, а других переносить их отсюда?

Почему некоторые термиты держатся поодиночке и лениво шевелятся, переминаются на месте или, уйдя в самый глухой и пустынный в это мгновение угол, пребывают здесь в безделье, тогда как остальные степенно движутся или лихорадочно мечутся?

Может быть, если бы удалось как-нибудь помечать термитов в стеклянном гнезде, многие их тайны уже давно были бы до конца разгаданы. Но термиты совершенно не выносят метки. Они необычайно, можно сказать — чрезмерно, чистоплотны. Стоит самым аккуратным образом нанести на термита цветное тавро, как оно немедленно сдирается. А если краска хорошо держится на хитине и сгрызть ее нельзя, то чаще всего остальные термиты без промедления загрызают меченого собрата.

Термитник строго охраняет тайные законы своего существования.

Но термитов можно, оказывается, метить изнутри. Достаточно положить в гнездо мокрую ватку, хорошо смоченную безвредной для насекомых краской — красной, синей. Обитатели гнезда пьют воду, и цветная жидкость некоторое время хорошо просвечивает сквозь прозрачные перепонки брюшка, превращая термита в какое-то подобие недозрелой красной или черной смородины. Теперь можно видеть, что когда он поит другого, у того заметно изменяется цвет брюшка.

Кое-что наблюдателям удалось разведать и без применения меток.

Термиты, бегущие в одном направлении, догоняют друг друга, обходят с боков или сторонятся, уступая дорогу соседу, или, наоборот, бесцеремонно пробегают по спинам передних и занимают в цепи новое место. Ни один при этом не задержится, чтобы погладить усиками или почистить щупиками соседа, бегущего рядом. А вот термиты из встречных потоков частенько останавливаются, и бывает — надолго. Они стоят, поглаживают друг друга дрожащими усиками, один другого кормит или облизывает, не замечая живого потока насекомых, обтекающего их с двух сторон.

Итак, на каждом участке гнезда видно, что движение отдельных особей сливается в термитнике в единый поток. Каково его назначение, нам еще не известно.

Но ведь мы наблюдаем термитов в совсем небольшом гнезде, где жизнь насильственно распластана, спрессована, сведена для удобства наблюдения в плоскость, чуть ли не в два измерения.

Разумеется, жизнь натурального, природного термитника с тысячами, сотнями тысяч обитателей и полнее, и богаче, и многообразнее, и сложнее…

Здесь термиты бесконечными цепями движутся и перемещаются уже не в двух, а в трех измерениях. Здесь все загадки возведены в куб. Все сложнее, чем в плоском гнезде, где под стеклом лежит одна-единственная страница, случайно вырванная из несчетного множества их, составляющих книгу жизни настоящего гнезда.

В стеклянной коробке, о которой здесь рассказывается, содержались и наблюдались термиты, собранные в одном из гнезд Анакантотермес ангерианус, наугад вскрытых на огромном пустынном плато Гяурекой равнины. Но это гнездо тоже было, в конце концов, только страницей случайно открытой книги. Да и сами закаспийские термиты — это ведь лишь один из представителей этого мира, один из двух тысяч пятисот видов. Каждый из них тоже не больше, чем эпизод современной истории термитов, представленных на планете видами пяти разновеликих и тоже разноликих групп.

Скажем о них хотя бы самым кратким образом.

Это Мастотермитиды — так сказать, мастодонты этого мира. Из всех сохранился в живых только один-единственный вид в Австралии. У него пятичлениковые, в отличие от остальных термитов, лапки и задние крылья со сгибающимся, образующим складку полем. Остальные виды группы известны только как ископаемые.

Это Калотермитиды, представленные сотнями наименее развитых видов. Живут небольшими семьями. К ним относится, в частности, и желтошеий термит Калотермес флавиколлис, широко распространенный на побережье Средиземного моря. Выше упоминалось, что гнезда этого термита обнаруживались и в СССР, на берегах Черного моря.

Это Годотермитиды, среди которых особо выделяются африканские термиты-жнецы. Уже знакомые нам отчасти закаспийский и туркестанский термиты Анакантотермес входят как раз в эту группу.

Это, далее, Ринотермитиды. В самом названии их подчеркнута бросающаяся в глаза черта строения, роднящая часть этих термитов с носорогом Риноцерос. Но в группу Ринотермитид входят не только носачи «назута», но и другие виды с солдатами, вооруженными различной формы нормальными жвалами. Таковы, в частности, и время от времени находимые у нас на юге СССР, в субтропической полосе Абхазии, Аджарии и даже севернее Ретикулитермес люцифугус. Между прочим, обнаруженное в Днепропетровске гнездо, ожившее через несколько лет после того, как его закурили, относилось именно к Ретикулитермес.

Это, наконец, высшие Термитиды — наиболее распространенные в тропической зоне, наиболее известные и разрушительные виды с наиболее совершенными по устройству и сильными по развитию семьями. Впрочем, колонии Микроцеротермес и Амитермес, встречающиеся в республиках; Средней Азии, хотя и относятся по многим решающим признакам к этой группе, все же никогда не бывают здесь сколько-нибудь сильными.

Выделение перечисленных выше пяти групп явилось большим успехом науки о термитах, насчитывающей уже двухсотлетнюю историю. Самая первая страница этой истории отмечена забавным недоразумением, о котором стоит рассказать.

В 1758 году вышло десятое издание книги великого натуралиста Карла Линнея «Система природы». В этой книге впервые упоминается о существовании вида со звучным и даже грозным названием: «Термес фаталис».

Теперь известно, что при определении и описании этого вида великий натуралист совершил сразу две существенные ошибки.

Во-первых, он описывал новый вид, располагая всего одним-единственным экземпляром то ли рабочего, то ли солдата, и потому отнес насекомое к бескрылым Аптера.

А во-вторых, он смешал этот вид с жучком-точильщиком, о котором существовало наивное поверье, будто стук его головы предвещает конец жизни. Отсюда и название: «фатум» — это «судьба», а «термес» — по-гречески «конец».

Таким образом, наименование вида связано с повадками жучка, не имеющего к термитам отношения. Настоящих же термитов в то время да и значительно позднее в просторечии именовали белыми муравьями, хотя они совсем не муравьи и не совсем белые.

Обе маленькие ошибки великого натуралиста не помешали рождению науки о термитах. И мы сейчас увидим, как прочитанные естествоиспытателями в лабораториях и под открытым небом разрозненные сведения о разных видах, будто случайные страницы наугад раскрываемых книг, стали складываться в связную естественную историю термитов.