Книга: Путешествие Жана Соважа в Московию в 1586 году. Открытие Арктики французами в XVI веке

B.3. Штеттинский конгресс

B.3. Штеттинский конгресс

Приведенные здесь письма позволяют проследить ход переговоров вплоть до ратификации мирного договора, но Данзей не строит иллюзий: торговля с Нарвой останется затрудненной.

Королю [13 августа 1570 года]

Сир. Я Вам уже писал, что после долгих лет упорных трудов я добился того, что короли Польши, Дании, Швеции и город Любек договорились урегулировать свои споры в Штеттине, городе, находящемся в герцогстве Померания, в первый день июля, и получил для всех сторон охранные грамоты, необходимые для обеспечения безопасности их представителей.

[…] Я явился сюда одним из первых, как организатор этих переговоров, чтобы продолжать делать то, в чем заключается мой долг, поскольку меня об этом настойчиво и ежедневно просят все стороны.

[…]

Я вижу, что все стороны так сильно желают мира, что он будет точно заключен, если ему не помешает какое-нибудь нежданное обстоятельство. Король Швеции в настоящее время господствует на море, где у него более шестидесяти очень хорошо снаряженных кораблей, не считая короля Польши, который держит наготове свой флот, используя в качестве предлога стремление помешать торговле с русскими в Нарве. Я предвижу, сир, что улаживание этого спора будет одним из самых трудных, и все из-за алчности нескольких частных лиц, которые наживаются за счет подобного грабежа. Флот короля Дании и господ Любека удалился, и мне кажется, что в этом году они не будут сражаться против флота короля Швеции.

[Письмо королеве от 13 августа 1570 года]

На протяжении последних двух лет не было ни одного государя, который бы столько сделал для примирения здешних королей, как король и Ваше Величество. И эти переговоры проходят лишь благодаря Вам. По этой причине все стороны так восхваляют стараниях Ваших Величеств и добрые услуги, сделанные Вами для продвижения всего необходимого для согласия сторон, и так охотно и пылко признают все это, что я уверен, Ваши Величества получат ту честь, которая по справедливости должна быть Вам оказана и поистине Вам принадлежит.

Герцог Магнус сражался со шведами в Ливонии и, не получив достаточной поддержки со стороны Дании и Польши, обратился к Московии, что пришлось не по вкусу его брату, королю Дании Фредерику II. Согласившись взять Эзель, Магнус отказался от своих прав на герцогство Гольштейн (пограничный район между Данией и Германией, удельное владение брата короля). Если бы он потерял Ливонию, он остался бы ни с чем. Город Ревель (немецкое название Таллина) принадлежал шведам с 1561 года.

[Письмо королеве от 19 сентября 1570 года]

Единственное новое военное предприятие, о котором здесь говорят – император России осадил город Ревель в Ливонии с войском более сорока тысяч человек, а четыре или пять месяцев назад этот император заключил перемирие с польским королем на три года. Вышеназванный город принадлежит королю Швеции, и в этом причина того, чему многие удивляются, а именно того, что король Польши заключил перемирие с русскими, не упомянув в нем короля Швеции. Ходят слухи, что герцог Магнус, брат короля Дании, который шесть или семь месяцев назад посетил императора России, командует этой армией под именем короля Ливонии. В ближайшее время я сообщу Вашему Величеству в точности, как обстоит это дело и все остальные дела.

Вот и все, сударыня, и проч.

Из Штеттина 19 числа сент. 1570 г.

Королю [18 октября 1570 года]

Сир. Я писал Вам 19 числа прошлого месяца, что мы начали переговоры о мире между королями Дании, Польши и Швеции и городом Любеком 6 числа того месяца; а также о причинах, почему эти переговоры столь долго откладывались, и о том, что произошло прежде. С тех пор мы продолжили усердно выполнять наш долг, и то, как продвигаются дела, позволяет нам безусловно надеяться на весьма счастливое их окончание. Правда, сир, письмо герцога Магнуса, брата короля Дании, показанное нам представителями короля Швеции, несколько продлило споры между их величествами о части вышеупомянутой Лифляндии. В этом письме герцог призывает город Ревель, который он вскоре после написания письма осадил, сдаться ему, называет себя королем Лифляндии и признает императора Московии своим сюзереном. Кроме того, представители Швеции представили нам другие письма датского короля, при помощи которых они хотят всех убедить, что его величество помогает и всячески благоприятствует московитским пиратам в Немецком море, которое здесь называют Восточным. Представители императора были оскорблены действиями герцога, заметив, что они затрагивают честь его величества и общественный порядок. Но, несмотря на все это, мирные переговоры не останавливаются. Эти письма были показаны представителям короля Дании, которые ответили, что его величество никогда не одобрял советов герцога и никогда не соглашался на это мероприятие, и привели много очевидных причин, показывающих невиновность короля Дании. Что касается других возражений, поскольку они не были в достаточной степени проверены, представители короля Дании отвергают их, заявляя, что они исходят от их врагов. Я Вам посылаю, сир, копию письма герцога городу Ревелю. Здесь нет известий ни о каких новых военных мероприятиях; я нисколько не сомневаюсь, что будет заключен мир, но боюсь, что частная выгода нескольких персон задержит окончание переговоров еще на несколько недель.

Вот и все, и проч.

18 числа октяб. 1570 г.

Королеве [18 октября 1570 года]

Сударыня. Король Дании, желая вступить в войну с королем Швеции, передал своему брату герцогу Магнусу то, что ему принадлежало в Лифляндской стране, чтобы компенсировать ему то, что принадлежало герцогу в герцогстве Гольштейн. С тех пор король Швеции занял б?льшую часть того, что принадлежало герцогу в Лифляндии, и герцог, не получив обещанной помощи ни от короля Дании, ни от короля Польши, в конечном счете договорился с императором Московии, который не только пообещал вернуть ему те земли, что удерживал король Швеции, но и провозгласил его королем Лифляндии и дал ему очень большую армию для покорения страны. Это несколько задержало примирение между королями Дании и Швеции относительно Лифляндии. Но это не помешает заключению мира в ближайшее время, и он был бы заключен еще быстрее без других небольших помех.

Затем следует письмо, излагающее ход Штеттинского конгресса. Мир будет вскоре подписан, а договор ратифицирован, но Данзей, тем не менее, не думает, что это облегчит торговлю с Нарвой.

[Письмо королеве-матери от 18 декабря 1570 года]

Сударыня, Вашему Величеству хорошо известно, сколь важна для подданных короля нарвская или русская торговля. Короли Польши и Швеции хотят ей полностью воспрепятствовать, и в первую очередь король Польши. Однако мне показалось, что я смогу Вам угодить и выполню свой долг, предупредив Ваших Величеств, чтобы Вы написали королю Польши и обеспечили безопасность этой торговли для ваших подданных.

[Письмо «Монсеньору» от 18 декабря 1570 года]

Вот уже довольно много времени, как император России, с которым объединился герцог Магнус, брат короля Дании, провозгласил его королем Лифляндии. Он с августа осаждает город Ревель (один из главных городов страны); я не могу знать, может ли город ему сопротивляться долго, учитывая, что в настоящий момент у короля Швеции мало средств, а император и король Польши в ближайшее время помощь не окажут. Это важнейший город – очень укрепленный, хорошо вооруженный и обладающий очень удобным портом, так что если московит завладеет этим городом, он сможет делать в Немецком море все, что ему заблагорассудится.

Что до моей службы королю, я сделал все, что мог, чтобы убедить подданных его величества торговать в России, что они начали делать всего лишь шесть или семь лет назад. Эта торговля приносит им весьма большие выгоды, а королевству Франция множество товаров и преимуществ, и нет путешествия, которое приносило бы столько прибыли, сколько это. Короли Польши и Швеции желают помешать этой торговле, потому что московит их враг, и даже король Польши, который по этой причине причинил множество серьезных обид и насилия подданным короля, направлявшимся в Нарву или из Нарвы, где они торговали с московитами. По этой причине король уже писал королю Польши, но слуги польского короля не прекратили свои грабежи, и я написал королю, чтобы тот снова написал королю Польши (как, я уверен, его очень скоро будут просить и умолять его подданные), чтобы море оставалось свободным для подданных короля и они могли продолжать безопасно вести эту торговлю. Я говорил об этом с представителями королей Польши и Швеции и думаю, что король Польши удовлетворит справедливое требование короля; я же буду делать то, что мне прикажет его величество.

[Письмо королю от 2 апреля 1571 года]

Я не знаю, сир, что обещать Вам касательно торговли с Нарвой. Представители королей Дании и Швеции, встретившись, как я уже говорил, на границе, предложили, дабы сделать здешнее море, которое называют Восточным, свободным и безопасным от пиратов, чтобы каждый из двух королей держал на этом море шесть военных кораблей столь долго, сколько это будет необходимо, но это еще не решено, даже со стороны шведов, о чем меня скоро известят, как и о том, когда король Швеции отправит посольство к Вашему Величеству, как он уже давно намеревался сделать.

Герцог Магнус и русские все еще продолжают держать город Ревель в осаде, там до сих пор не было битвы или другого запоминающегося военного события; по слухам, он вырыл рвы и построил небольшие крепости, чтобы помешать жителям города сделать вылазку или получить помощь по суше, а еще рассказывают, что он намеревается продолжать осаду, хотя не может помешать тому, чтобы городу оказывали помощь по морю. Сговорившись с несколькими бюргерами этого города, герцог надеялся проникнуть в него, но заговор был открыт, и бюргеры понесли наказание.

Споры между королями Дании и Польши еще не разрешены, и я боюсь, что их будет нелегко преодолеть; как бы они ни увеличились, потому что оба короля так друг друга презирают, что, кажется, скорее готовы поссориться, чем остаться друзьями.

Мирный договор был наконец ратифицирован, и до самого последнего момента Данзею пришлось оказывать влияние на ход дел.

Королеве-матери [от 2 апреля 1571 года]

Сударыня. Мир между королями Дании и Швеции и городом Любеком был заключен в Штеттине, а в последние дни ратифицирован на границе двух королевств. Я нисколько не сомневаюсь, что обе стороны проявят такую благодарность королю и Вашему Величеству, какой заслуживают долгие и постоянные усилия, которые вы предприняли, чтобы сделать их друзьями и водворить спокойствие.

Есть вероятность, что торговля с Нарвой будет по заключении мира более безопасной и свободной, чем во время этой войны, хотя многочисленные интриги имеют целью ей воспрепятствовать. Я надеюсь в ближайшее время иметь о них более точные сведения.

Поскольку Ваше Величество упоминает о спорах и пререканиях, которые были в Штеттине между представителями императора и королей Дании, Швеции и Польши, мне показалось, что я смогу Вам угодить, если правдиво расскажу о них в целом. В конце прошлого мая император послал господина де Минквица в Швецию, и представители его величества в Штеттине вели себя так, что шведские делегаты пообещали передать императору город Ревель и все другие пункты, которые находятся в их власти в Лифляндии, в обмен на некоторую компенсацию за те расходы, которые понесли шведские короли Эрик и Юхан, защищая эту страну от русских. С другой стороны польский король вел переговоры со своим зятем королем Швеции о том же и имел большие надежды. Поэтому его посланники сильно удивились, когда представители короля Швеции открыто заявили в присутствии всех участников переговоров, что они не передадут никаких прав на Лифляндию кому-либо, кроме императора и империи. То же самое заявили и посланники императора. Поляки выразили протест против тех и других и потребовали зафиксировать это в письменном виде. Я возразил, что мы собрались не для того, чтобы узнать, какие права имеют император, империя или польский король на Лифляндию, и что король и Ваше Величество не с этой целью столь долго и столь тщательно готовили эти мирные переговоры, но лишь с целью примирить спорящие друг с другом стороны, а именно королей Дании, Польши, Швеции и город Любек, и представители императора или польского короля не могут помешать этому, не нарушив своего долга посредников; и даже если короли Дании и Швеции вернут друг другу то, что отняли друг у друга в Лифляндии за время этой войны, как они того друг от друга требуют, права, на которые в общем претендуют император, империя и король Польши, от этого нисколько не уменьшатся; и, выдвинув протест, можно будет сохранить такое право за собой в целости. В конечном счете, это возражение было принято и получило одобрение всех участников переговоров; иначе не было бы никакой надежды на достижение мира. Претензии на Лифляндию, которые выдвигает польский король, основываются на том, что к нему, как он сказал, обращались императоры Германии с просьбой защитить Лифляндию от русских и распоряжаться ею, пока ему не будут возмещены расходы, которые он там понес, и это подтвердили многочисленные папы римские. Теперь, сударыня, когда мир заключен, у меня нет особых оснований участвовать в подобных распрях, но если короли Дании и Польши обратятся ко мне, чтобы я примирил их в других спорных вопросах, как они уже много раз делали в прошлом, я буду действовать с той честностью, с какой должен.

Монсеньору [2 апреля 1571 года]

Монсеньор. Мир между королями Дании и Швеции и городом Любеком надежно заключен и провозглашен. Спорные вопросы, оставшиеся между королями Дании и Польши, не слишком важны и их легко решить. Но я боюсь, что они оба желают не помириться, а раздуть свою ссору. Не стоит сомневаться, что морские города пошлют посольства к королю в начале июля, что через короткое время подтвердится ответом от господ Любека на письма, которые его величество им отправил. Считается бесспорным, что император Московии продолжит осаду города Ревеля, которую ведет он сам или же герцог Магнус от его имени.

О трудностях посредника в Скандинавии

Следующие отрывки представляют собой извлечение из «Истории Дании» (третий том), написанной г-ном Малле, профессором литературы, членом Лионской и Упсальской академий. Труд был опубликован в Копенгагене, в издательстве К. Филиберта в 1778 году. Итак, на дворе 1565 год, разгар Северной семилетней войны.

Соседние государства начинали желать конца этой войны почти в такой же степени, как сама Скандинавия, которой война причинила столько бед. Мореплавание на Балтийском море полностью прекратилось. Морские и торговые города пришли в упадок. Герцоги Померании, заинтересованные в своей судьбе, вновь просили начать переговоры о мире. Польша присоединила к их голосам свой, а Франция, предложившая обоим королям включить их в недавно заключенный договор в Труа, тоже пригласила их к столу переговоров и отправила к ним с этой целью Шарля Дансе, который уже не раз выполнял поручения на Севере и приобрел там большой авторитет. Он сначала прибыл в Копенгаген, где выдвинул различные предложения по урегулированию. Оттуда он отправился ко двору Эрика с той же целью; но все его труды не могли сблизить двух государей, еще хранивших большие надежды и еще более горячо, чем прежде, завидовавших друг другу и ненавидевших друг друга. Фредерик желал, чтобы его враг согласился заключить с ним перемирие на один-два года, чтобы можно было спокойно обсудить условия постоянного мира и чтобы, в качестве предварительного условия, он вернул ему все захваченные территории, крепости, корабли, оружие и припасы. Эрик, еще более опьяненный своими слабыми успехами, предлагал перемирие на тридцать лет, при условии, что король Дании ему навсегда уступит провинции Халланд, Емтланд, Херьедален и Бохуслен; что он передаст ему все свои права на Сканию, Норвегию и Готланд, откажется от притязаний, которые у него возникли на часть Ливонии, и от использования шведского герба в своем гербе, что он вернет ему крепость Эльфсборг[596] с землей и т. д. и т. п. Король Дании был глубоко оскорблен самой мыслью о том, что ему можно делать подобные предложения. Он поблагодарил Дансе и его господина за их добрые услуги и, чтобы показать Эрику, что он думает о его предложениях, приказал снова напасть на Вестергётланд, отмстив за недавние жестокости шведов в Дании такими же бесчеловечными методами: обычный и удручающий результат этой варварской манеры воевать! Первая жестокость влечет за собой вторую, а вторая все последующие. Каждая сторона, слишком ослепленная своей местью, чтобы оценить себя по заслугам или услышать голос человечности, убеждает себя, что враг уже своим примером разрешил ей никого не щадить. Горе тому государю, который первым покажет столь гибельный пример или не помешает другим его показать! На него ложится огромный долг перед родом человеческим, и с него будет спрошено за то несчетное излишнее зло, которые он добавил к тяжести обычного зла, под которой изнемогают люди даже во время самой умеренной войны.

Вскоре после этого датского нападения на Вестергётланд шведская армия в свою очередь обрушилась на Халланд и атаковала Варберг, одну из лучших крепостей провинции. Их артиллерия превратила в пыль часть крепости, а оставшаяся часть ее была взята приступом, несмотря на отчаянное сопротивление жителей. Рассерженные солдаты варварски отмстили. Они истребили всех этих несчастных, не пощадив ни женщин, ни детей, ни священников, искавших спасения у подножия алтарей. С трудом удалось спасти от их ярости несколько военных, в большинстве своем шотландцев или французов; среди сих последних Понтуса де ла Гарди, дворянина из Лангедока, который впоследствии поступил на шведскую службу и основал семью, давшую много великих людей и сохраняющую одно из первых мест в Швеции и поныне.

Затем шведы потерпели поражение. На дворе по-прежнему 1565 год.

Эрик настолько рассвирепел, что приказал арестовать многих офицеров и солдат немецкой кавалерии, которой он приписывал все неудачи этого дня, и потребовал от них всех новой клятвы верности, а затем часть из них приказал на месте обезглавить. Один из его офицеров, по имени Аббефельдт, получивший от отряда поручение оправдать их поведение в течение дня, заплатил головой за свое рвение. Большинство этих иностранцев, возмущенных и напуганных такой жестокостью, ушли со службы и покинули Швецию. Фредерик, со своей стороны, хорошо почувствовавший (возможно, слишком хорошо), насколько этот успех улучшил репутацию его войск, стал куда более несговорчивым по поводу условий мира. Французский посол Дансе по-прежнему страстно добивался мира, не получая должной поддержки со стороны тех, кто должен был бы в наибольшей степени этого мира желать. Если верить шведским историкам, король Дании передал с Дансе мирные предложения, которые совершенно не соответствовали его преимуществу. Он требовал все спорные территории без исключения, а также уступку Ливонии его брату, возмещение всех военных расходов, обещание, что Швеция не заключит никакого союза с иностранным государством без позволения Дании, и т. д. Король и Генеральные Штаты[597] Швеции отвергли эти предложения с презрением.

Тем временем Фредерик воспользовался своим влиянием при дворе императора Максимилиана II. Он призывал его запретить городам Ганзы, данникам империи, предоставлять шведам какую-либо помощь и поддержку, оружием или едой, и вести с ними какую-либо торговлю. Если бы этот указ соблюдался, он бы принес пользу Дании. Но этого не произошло, да и не могло произойти. Шведы продолжали разными способами обеспечивать себя всем, что было необходимо для энергичного продолжения войны, а в начале следующего года к ним из иностранных государств и из Германии прибыли даже военные корабли, матросы, оружие и лошади. Из одной лишь Франции они получили подкрепление в три тысячи всадников и столько же пехотинцев, завербованных в королевстве Понтусом де ла Гарди.

«Свержение короля Швеции» (отстранение от власти Эрика XIV в 1568 году) на сей раз описано не дипломатом, а историком.

Он уже давно потерял уважение и любовь своего народа, столь желавшего почитать в нем сына Густава, хотя он мало чем был похож на отца. Его непоследовательное поведение, буря его страстей уже заранее свидетельствовали о том, что голова его не в порядке. Его ухаживания за Елизаветой Английской, за Марией Шотландской, за княгиней Гессенской, за лотарингкой[598], проходившие в высшей степени неблагоразумно и заканчивавшиеся отказами, выставили его на посмешище в глазах иностранцев и вызвали презрение его собственных подданных. Он сам выставил себя на посмешище, сделав после всех этих отказов свой выбор. Этот государь, сватавшийся к лучшим невестам Европы, в конечном счете женился на стокгольмской торговке фруктами, чья красота поразила его, когда он как-то проходил по рынку. Его зависть, недоверие, гнев, его свирепый и жестокий нрав росли со дня на день. Из-за пустых подозрений он приказал схватить своего брата, Юхана, герцога Финляндского, которого народ любил больше, нежели его, и в течение четырех лет удерживал его в суровом заточении вместе с женой, сестрой Сигизмунда, короля Польши. Затем его недоверие вызвала семья Стуре, тоже известная в Швеции своими заслугами и своей древностью. Все, кто носил это имя, их родственники, их друзья стали жертвой страшной жестокости. Один из них, граф Николай Стуре, был заколот самим государем. Когда Берреус, его бывший наставник и его министр, пожелал умерить этот приступ ярости, король приказал убить его у себя на глазах. Другие Стуре были умерщвлены без суда вместе с множеством родственников. После этого к беспокойному духу добавилась беспокойная совесть, и государь в одиночестве бежал в лес, где переодетым блуждал много дней, пребывая в ярости. Наконец его нашли в состоянии, тоже внушавшем ужас и жалость. Он был весь в слезах и терзался стыдом и отчаянием. Немного придя в себя, он пытался успокоить свою совесть публичными проявлениями раскаяния. Он попросил прощения у всех, кого оскорбил, позволил отдать под суд Йорана Перссона, ненавидимого шведами, который и давал ему жестокие советы. Он вручил бразды правления сенаторам, примирился с герцогом Юханом и возвратил ему свободу.

Но это возвращение к разуму, хотя и было вполне реальным, продлилось недолго. Вскоре его недоверие возобладало. Он вернул к себе своего фаворита и отдался на волю его кровавых советов. Он уничтожил все, что успел сделать ради примирения с Небом, со своим народом и с братьями. Все его решения испарились как сон. Отныне он правил лишь при помощи силы и страха казни. Он составил новые заговоры против своих братьев, которые, поняв, что пока он остается у власти, для них безопасности не будет, объединились друг с другом и со всеми недовольными, чтобы свергнуть его с престола.

Эти две стороны не были равными по силе. Сердце, желания шведов, настроения самых знатных, интересы народа, желание справедливой мести, обоснованный страх правительства перед свирепым государем, которым руководит подлец, – все способствовало замыслам двух принцев. Как только общество узнало о них, в их лагерь собралось множество самых влиятельных сеньоров. Почти все замки и крепости, к которым они подходили, открывали им свои двери. Эрик не мог долго сопротивляться. Войско, еще остававшееся ему верным, потерпело ряд неудач, и упадок духа сделал дезертирство всеобщим. Вскоре в его руках остался только Стокгольм, в котором он был осажден. Пришлось договариваться с победителям. Прежде всего, ему предписали выдать своего фаворита, и, поскольку желание уцелеть было сильнее этой привязанности, Йоран Перссон был выдан двум принцам, которые казнили его, подвергнув жесточайшим мучениям; после этого Стокгольм открыл им ворота, и несчастный монарх, покинутый всеми, тщетно искал укрытия в большой церкви. За ним последовал герцог Карл, самый младший из его братьев, главные сеньоры их партии и множество дворян, офицеров и других зрителей из всех сословий. Эрик выслушал горчайшие упреки, был вынужден отречься от короны и доведен до того, что ему пришлось смиренно умолять о единственной и последней милости – приличной тюрьме.

Генеральные Штаты королевства, находившиеся в сборе, радостно утвердили все, что только что произошло, торжественно свергли Эрика и провозгласили королем под именем Юхана III старшего из его братьев. Будучи королем, он вошел в Стокгольм и, не встретив ни сопротивления, ни задержек, взял бразды правления.

Наконец, Штеттинский конгресс.

Вот и все сколько-нибудь важные события этой кампании. Как мы видим, лишь Фредерик что-то выиграл, взяв Варберг и захватив торговый флот. Шведский король начал терять дух. Его шурин король Польши, в котором он рассчитывал найти надежную опору, отделывался лишь пустыми обещаниями. Он мог бояться всяческих угроз Ливонии со стороны царя Ивана. Неуспех его предприятий, истощение его королевства и угроза голода[599] заставили его раскаяться, что он отказался от предложений мира, которые ему делали посланцы императора, короля Франции и многих государей Германии.

К счастью, эти державы продолжали предлагать свое посредничество, от которого он столь часто отказывался. Следующей зимой их добрые услуги были наконец приняты: Дансе, французский посол, все еще остававшийся на севере, сыграл главную роль в этом спасительном деле; внесли свой вклад и послы императора, а также курфюрста саксонского; и по всеобщему согласию в начале июля в Штеттине открылся мирный конгресс. Фредерик послал туда четырех сенаторов в качестве полномочных послов: Пьера Бильде, Анри Ранцова, губернатора Гофштейна, Георгия Розенкранца и Николая Кааса, а также доктора права по имени Хинк[600]. Шведское посольство возглавлял Николай Юлленшерна[601], канцлер Швеции. Любек тоже отправил двух послов. От держав-посредниц в Штеттин приехали Йоганн-Фридрих, герцог Померании, и граф фон Шлик, представители императора, Шарль Дансе от короля Франции, граф фон Эберштейн и Вольмар фон Берлипс от курфюрста Саксонского. Король Польши тоже желал быть представленным на этом конгрессе, который не был ему безразличен, поскольку должен был повлиять на судьбу Ливонии, которую он оспаривал у русских и у шведов. Он постарался помешать примирению, которое давало шведам слишком большие возможности к укреплению их державы. Чтобы не дать датчанам заключить мир, он опирался на союз, который они заключили с ним и с русскими. Поскольку история нам совершенно не говорит, каковы были условия мира, сложно сказать сегодня, лишалась ли Дания свободы заключить сепаратный мир со Швецией.