Книга: Двуликий Янус. Спорт как социальный феномен. Сущность и онтологические основания

4.3. Социально-онтологические модели современного спорта и сущностно-содержательное определение спорта как системного социального феномена

<<< Назад
Вперед >>>

4.3. Социально-онтологические модели современного спорта и сущностно-содержательное определение спорта как системного социального феномена

Практически на протяжении всего XX в. философы, социологи, политики, идеологи самого разного окраса пытались представить себе социальную сущность, роль, значение, динамику эволюции спорта. Как бы не относились к нему апологеты и критики, они в огромном большинстве склоняются к утверждению фундаментальной укорененности спорта в культуре человечества. Спорт, – утверждают они, – не случайный, а закономерный феномен, внутренне присущий социальной жизни, не отделимый от нее. Дальше мнения расходятся необычайно широко. Спорт пытаются превратить в затычку буквально каждой бочки.

Западным философам, историкам, социологам ясно, что, например, связь между спортом и капитализмом быть должна, но непонятно, какая и в чём. То ли капитализм создает современный спорт [см.: Норберт Э., 2006], то ли современный спорт как стандарт социального движения создает современный капитализм [см.: Алкемайер Т., 2006]? Относить ли спорт к сфере цивилизованного гуманизма или видеть в нём оплот милитаризма и насилия [см.: Норберт Э., 2006]? Рассматривать ли спорт в качестве реальной общественной практики, причём имеющей классово дифференцированный характер, или отодвинуть от реальности как сферу фантазии и игрового творчества [см.: Вакан Л., 2006; Лэш К., 2006]? Выводить спорт из игры или из войны [см.: Лэш К., 2006]? Каждый новый вариант ответа дает, как минимум, новую социологическую, а то и философскую концепцию спорта.

Почему существует такое обилие разнообразных точек зрения на спорт и на стимулирующее его развитие социальное обеспечение? Можно ли, отвечая на данный вопрос, ограничиться ссылкой на субъективизм и различные идеологические предпочтения исследователей? Очевидно, нет. По всей видимости, по крайней мере с позиции диалектики, существуют разные зоны напряжения социального пространственно-временного континуума, предопределяющие не одну, а множество схем, моделей, диспозиций, стратегий стимулирования развития, эволюции физкультурно-спортивной сферы.

Философ (социолог), исследуя историю, современность и перспективы спорта, обязан понимать и выделять такие диспозиции, как типичные, моделируя рекомендации по изменению или сохранению ситуации со спортом в той или иной стране в определенный момент её социально-исторического бытия. В этом смысле очень интересна работа Кристианы Айзенберг, рассматривающей социальную историю современного футбола. В частности, она отмечает, что футбол «пускал корни на новой почве только тогда, когда социально абстрактную форму игры удавалось наполнить конкретным, соответствующим специфике данного общества смысловым содержанием» [см.: Айзенберг К., 2006]. Конечно, здесь нельзя ограничиться диалектикой абстрактного и конкретного, потому что спорт также имеет социальное происхождение, вырастает из определённых социальных традиций. Спорт не является чистой формой или пустым вместилищем, идеальной игрой, которую как инструмент или механизм можно употребить как угодно и кому угодно. У спорта есть свои социальные предпочтения, свои заложенные в него социальной природой возможности и перспективы. Но при этом контуры спорта, по всей видимости, вариабельны. Они очень пластичны, их можно порой растянуть подобно резине, что и продемонстрировал современный спорт за два века своей эволюции.

Поэтому сложно говорить предпочтительно о вырождении или прогрессе спорта, о его эволюционном или революционном развитии, о его изменении или сохранении, если не давать совершенно четкого определения этому явлению. В противном случае мы просто не поймем, про кого мы говорим: про Фому или про Ерему. Именно такая ошибка, ошибка слишком широкого подхода к спорту, характерна для современной философии и социологии. Философы и социологи путают и подменяют друг другом греческую агонистику и римский спорт; спорт и фитнес; массовый спорт и спорт высших достижений; спорт, физическую (телесную) культуру и физическое воспитание; игру и спортивное состязание. Читая работы западных и отечественных философов и социологов спорта, иногда вообще перестаешь понимать, о чем идет речь: настолько туманный, расплывчатый образ спорта нам рисуют.

И тем не менее большинство современных авторов нельзя обвинить в недобросовестности. Они действительно отражают реальные социальные противоречия, разнообразие социального контекста и интерпретаций спортивной деятельности. За последние двести лет социальные условия, цели и задачи, формы и последствия, иначе говоря, социальные практики использования и культивирования спорта (или того, что считалось спортом) исключительно разнообразны. Можно и нужно говорить о целом ряде социальных моделей или стратегических схем развития спорта, наложивших существенный отпечаток на его понимание и оценку. Попробуем в определенной степени абстрактности, типичности представить некоторые из них, имеющие исторический аналог и реальное практическое социальное обоснование.

Понимание термина «социальное» в широком смысле (как обнимающего любые социальные процессы и явления) позволяет выделять экономические, политические, собственно социальные модели развития современного спорта.

Среди возможных экономических моделей особое внимание к себе привлекают две. Назовем их производственной и потребительской. Естественно, эти названия условны, так как производственный и потребительский момент присутствует в каждой из рассматриваемых моделей, но в разной степени и по-разному. Цель производственной модели – производство спортсооружений и их инфраструктуры. Спорт становится градообразующим фактором, привлекающим государственное финансирование и частный капитал, как это, например, происходит в некоторых российских регионах. Спорт превращается в одну из ведущих сфер экономического производства, стратегически важную для развития экономики некоторых стран Африки, Азии, Латинской Америки. Примером могут служить «футбольные» Бразилия, Уругвай, Аргентина или экспортирующие национальные виды единоборств по всему миру Южная Корея, Япония. Ряд африканских стран в процессе деколонизации перестраивали свою экономику с учетом вступления в международную футбольную ассоциацию FIFA, чему в немалой степени способствовала и способствует экономическая политика Жоао Авеланжа и Йозефа С. Блаттера (занимавших пост президентов FIFA). И всё-таки экономическая, производственная модель развития спорта главным образом характерна для стран так называемого «третьего мира», к которым периодически причисляют Россию и другие страны постсоветского пространства.

Для развитых индустриальных держав (прежде всего США) характерна другая экономическая спортивная модель. А именно – потребительская. Здесь идея спорта эксплуатируется не в производственных, а в досуговых целях. Как сфера досуга спорт превращается в массовую сферу общественной жизни, включается в гонку потребления, становится неотъемлемой частью коммерческой потребительской культуры.

Между производственной и потребительской моделями спорта есть большая разница, выходящая далеко за рамки собственно экономической стратегии. Первая (производственная) модель способствует развитию традиционного спорта высших достижений, причём в видах, уже завоевавших мировое признание и имеющих зрелые международные федерации и ассоциации. Вторая (потребительская) модель подразумевает массовый и инновационный (например, экстремальный и прикладной) спорт. Эта модель отличается наибольшей гибкостью и приспосабливаемостью к изменяющемуся спросу. Она же, соответственно, отличается и максимальной научной и иной беспринципностью: ей всё равно, что называть спортом, лишь бы это нечто приносило большие деньги. Такая максимально прагматичная модель характерна для США и её сателлитов.

Политическому типу спортивного моделирования присуща ещё большая разноплановость. Во-первых, четко выделяются военные и мирные политические модели. Основных военных моделей две: предвоенная и послевоенная. Первая связана с рассмотрением спорта в контексте национальной идеи, идеи избранности и здоровья нации, сплочения, солидарности правительства и народа перед лицом внешнего врага. Спортивное соперничество подаётся в качестве социальной закалки, подготовки, репетиции перед грядущим военным противостоянием. Данная, предвоенная политическая модель активно использовалась в Европе и Америке перед Первой и Второй мировыми войнами.

Во время войны спорт не только не развивается, но и, как продемонстрировали европейские державы в период с 1940 по 1945 г., отбрасывается назад, теряет конкурентоспособность по сравнению со странами, не участвовавшими в военных действиях. Зато послевоенная политическая модель развития спорта чрезвычайно эффективна и специфична. Здесь спортивная деятельность во многом перенимает армейские дисциплинарные, командные, иерархические ценности и ритуалы. Действующие и демобилизованные военные становятся основным контингентом, из которого рекрутируются тренеры, спортивные руководители, спортсмены, болельщики. Сам спорт ещё долго по инерции развивается с ориентацией на нужды и перспективы совершенствования боевой и физической подготовки национальных армий. Причём побежденные в войне народы занимаются спортом чуть ли не с большим пылом, чем победители, поскольку для побежденных, ограниченных в правах и обложенных контрибуциями, спорт превращается в одну из наиболее реальных сфер поддержания или восстановления национального духа и ассоциируется с последней надеждой на реванш.

Мирные политические модели развития спорта удобнее всего делить по признаку осуществляемого политического режима, то есть в качестве основания деления учитываются реальные способы, механизмы, методы и средства осуществления государственной власти. По указанному основанию можно выделить аристократическую, авторитарную, демократическую спортивные политические модели.

Аристократическая модель развития спорта развивалась прежде всего в стране, многими признаваемой родиной современного спорта, то есть в Великобритании. Также она прослеживается в некоторых латиноамериканских (например Бразилия) и африканских странах с сильными расистскими (бывшая ЮАР) или иными социально-корпоративными настроениями. Для аристократической модели характерен любительский или «джентльменский» спорт (скачки, теннис, гольф, бокс, фехтование) с его национальным (часто оставшимся в наследство бывшим колониям от бывших метрополий) традиционализмом и видовой стабильностью.

Авторитарная (она же диктаторская) спортивная модель, как правило, предваряет предвоенную модель, но необязательно. Её социально-политическая задача несколько иная, нежели сплочение наций для военного противостояния во внешней политике. Спорт авторитарному режиму нужен для сплочения одной части населения (которая поддерживает режим) против другой, оппозиционной части населения во внутренней политике. Кроме известных в истории примеров существования подобной модели при сталинском или гитлеровском режимах, по всей видимости, эта же модель активно культивируется в Северной Корее, в современной республике Беларусь. Особенностью данной модели выступает приверженность традиционным международным видам спорта (типа футбола, гандбола), национальным спортивным традициям (некоторые разновидности бега, коррида, национальные единоборства), а также видам спорта, имеющим большое прикладное значение (велоспорт, авто-и мотоспорт, стрельба, бокс, борьба, спортивное ориентирование, плавание, прочее). Это одна из наиболее явно опекаемых государством, пропагандируемых государственной идеологией, финансируемых из государственного бюджета моделей массового спорта и спорта высших достижений в их классической смычке.

И, наконец, демократическая (возможно, что она же – плутократическая) политическая модель спортивного развития. Как показывает опыт социальной эволюции Европы и Америки в период после Второй мировой войны, демократическая спортивная модель является наиболее инновационной и самой дискуссионной. Инновационность в данном случае трактуется и с экономических (государственно регулируемых рыночных) и с гуманистически-просветительских позиций, свойственных школьному и вузовскому образовательному процессу. Социальным контингентом демократической модели считаются «белые воротнички», мелкобуржуазные, средние, университетские слои, творческая интеллигенция, короче говоря, представители коренного населения индустриальных и урбанизированных стран со средним достатком. Для данной модели характерно различного рода экспериментирование в области спорта, приводящее к размыванию его границ, расширению спектра видов от самых экстремальных и прикладных (жёстких) до самых досуговых, несостязательных, неформальных, ненапряженных (мягких). Главным признаком, по которому отдается предпочтение тому или иному виду двигательного действия, телесным (физическим) упражнениям, дисциплинам, выступают деньги (потенциальная прибыль от вложений в сферу досуга).

Отдельного внимания и изучения требуют собственно социальные (в узком смысле слова) модели развития спорта. Среди собственно социальных моделей особенно типичными выступают: этническая, классовая, национальная, интернациональная (глобалистическая).

Этническая модель распространена у эмигрировавших в чужую страну социальных групп, сохранивших в силу ряда особенностей экономического, культурного, политического характера этническую обособленность, замкнутость, идентифицированность. Как правило, речь идет о представителях первого и второго поколения эмигрантов, которые плохо обустроились в чужой стране, составляют деклассированные слои бедного и беднейшего населения, проживающие в относительно изолированных районах, гетто, резервациях, лагерях беженцев. Из этих эмигрантских деклассированных этносов и связанных с ними субкультур рекрутируются профессиональные спортсмены и любители уровня районных и городских спортклубов, развивающих такие традиционные виды спорта, как бокс (чернокожее население североамериканских городов [см.: Вакан Л., 2006], борьба (выходцы из кавказских и азиатских регионов бывшего СССР [см.: Передельский А. А., 2008]). Для спортсменов, составляющих социальное ядро данной модели, занятия спортом и связанная с ними социализация являются одними из немногих возможностей сделать карьеру и стать основателем какой-либо профессионально-классовой (пролетарской или мелкобуржуазной) семейной династии. Выбиться «в люди» через спорт для них означает разрыв с наркотиками, уличными бандами, сектами, проституцией. Они тщательно хранят свои спортивные традиции и мифы, создавая очаг стабильности в нестабильном мире уличной преступности.

Классовая модель (или модели) развития спорта особенно характерной была в XIX – первой половине XX в. М. Я. Сараф и другие философы, социологи, историки описывают дворянскую, буржуазную, пролетарскую ветви спорта, каждая из которых практиковала свои виды и направления спортивной деятельности [см.: Сараф М. Я., 1996]. Классовая солидарность и противостояние делали указанную модель спортивного развития массовой и идеологически насыщенной. Считается, что именно из этих моделей зародились любительское, профессиональное и олимпийское течения в спорте. Однако, по-видимому, всё не настолько просто и требует более детального изучения по каждой стране отдельно.

Здесь мы выходим на необходимость анализа национальных моделей развития спорта, требующего знания культурных традиций, менталитета, психофизических и национальных особенностей, производственно-экономических и социально-политических детерминант, создающих неповторимый облик одного и того же вида спорта в разных странах, как это убедительно доказывает Кристиана Айзенберг на примере истории современного футбола [см.: Айзенберг К., 2006]. Кстати, именно футбол выступает с большим отрывом мировым лидером социальной интернациональной или глобальной, глобалистской модели спорта [см.: там же]. На принадлежность к данной модели претендуют современные спортивные единоборства (в частности, тхэквондо ВТФ), практика которых имеет больше социальных отличий в городах и сельской местности, нежели в разных странах [см.: Передельский А. А., 2008].

Главной отличительной чертой глобальной спортивной модели выступает создание собственной социокультурной основы. Кристиана Айзенберг описывает этот феномен современного футбола следующим образом: «Широкая коммерциализация этого спорта сопровождается сегодня исключительной легкостью в выборе и смене идеалов. Связи новой публики с клубами стали слабее, она больше ориентирована на успех и склонна менять свои предпочтения в отношении определённых команд, «как рубашки». Вследствие этого футбол больше не может рассчитывать на укорененную в конкретной социальной системе социальную базу, а должен абстрактно «питаться от истории»… поэтому футбол во многом заимствовал свои общественные идеологии у уже существующих сообществ, в первую очередь у нации. Во-вторых, современный футбол в течение своей более чем столетней истории уже давно превратился в культурное достояние sui generis. Ему больше не нужна поддержка неспортивных смысловых связей, потому что для своих приверженцев он сам по себе представляет смысловую связь. С этой точки зрения будущее футбола, по сути, зависит от того, будет ли и каким образом в дальнейшем увеличиваться развлекательная ценность игры» [см.: Айзенберг К., 2006].

Подобная постановка вопроса снова приводит нас к необходимости теоретического сущностно-содержательного исследования спорта как широко исторически и географически представленного социально-онтологического феномена человеческой культуры.

На основании суммы всех приведенных в исследовании тезисов, аргументов, логических рассуждений (демонстраций), а также на базе интегративного качества всей авторской концепции как системно организованной эпистемологической целостности – появляется возможность оформить социально-философское, научно-теоретическое, сущностно-содержательное определение спорта как системного социально-онтологического объекта. Для этого ещё раз, но теперь уже предельно кратко и фокусированно, следует выдвинуть и обосновать принципиальные моменты предлагаемой авторской дефиниции, последовательно перечисляя используемые в философии и науке виды определения и подходы к определению понятия «спорт».

1. Генетическое определение спорта требует разместить указание на происхождение этого феномена, близкородственные предтечи и источники его конкретно-исторического зарождения. При таком подходе мы обязаны упомянуть, с одной стороны, о единоборствах и физическом воспитании, с другой – об искусстве, религии, политике (как концентрированном выражении экономики).

2. Родовидовое определение спорта обязывает нас обратить внимание прежде всего на область (сферу) физической культуры, в лоне которой зародились и сосуществуют все её однокоренные, близкородственные социальные образования, включая спорт. То обстоятельство, что в современных условиях данная область называется (и совершенно справедливо) сферой физической культуры и спорта, ничего по существу вопроса не меняет, так как спорт в современной ситуации составляет «львиную долю» всего объема указанной сферы. Кроме того, в очередной раз нам приходится обратить внимание на религиозную и политическую области общественной жизни, а также на искусство, – смыкающиеся в древней обрядово-ритуальной массово-зрелищной состязательной практике.

3. Структурный подход к определению спорта требует сделать два акцента. По одному основанию деления – на спортивное соревнование как особую условно-игровую форму состязательности, на процесс его (соревнования) подготовки и проведения; по другому основанию деления – на религиозную и светскую ипостаси, составляющие, версии агонально-спортивной традиции.

4. Функциональный подход к определению спорта акцентирует внимание на политизированном иллюзорно-компенсаторном (спортизированном) оформлении содержания других, неспортивных форм и видов физической культуры.

5. Структурно-функциональный подход к определению спорта связан с упоминанием об агональной (религиозно-светской игровой) и о собственно спортивной (религиозно-светской развлекательной) традициях развития спорта, в своем современном состоянии совмещающего в себе олимпийский и профессиональный спорт высших достижений. Массовый спорт или, как его называют в интеллектуально-университетских кругах, «спорт для всех» в настоящий момент в лучшем случае выступает заменителем физического воспитания, в худшем – вообще не имеет четко выраженного социально-онтологического статуса, а потому в сущностно-содержательном дефинировании спорта принимать участия не может.

6. Атрибутивное определение спорта идентифицирует его через внутренне присущие спорту, неотъемлемые признаки, в эмпирическом варианте наиболее адекватно и полно указанные Л. П. Матвеевым – автором пользующихся широким признанием в спортивной науке «всеобщей теории физической культуры» и «всеобщей интегративной теории спорта» как подсистемной части последней. Учитывая теоретический уровень настоящего дефинирования, данные признаки предполагаются только косвенно, «в снятом виде».

7. Онтологический подход к определению спорта должен давать представление о нём как о реально существующем онтологическом объекте или феномене (здесь под феноменом понимается факт объективной данности).

8. В отличие от эмпирического подхода, ограничивающегося чувственно-воспринимаемыми характерными особенностями спорта как явления, теоретический подход призван указать на скрытые для поверхностного (феноменального) анализа моменты, определяющие сущность спорта (в нашем случае – социальную сущность спорта).

9. Социально-философский подход к определению спорта обязан подчеркивать его социальную природу и последующую социальную детерминацию, определяющие сущность спорта, причём в целом (в аспекте общесистемного социокультурно-цивилизацинного движения) и дифференцировано (по разным векторам воздействия, влияния от различных областей общественной жизни, возможно, с указанием иерархии, неравной степени указанного воздействия).

10. Помимо явных определений спорта существует и постоянно реализуется возможность формирования его неявных определений как продукта гуманистических, феноменологических, символистических, экзистенциалистских, постмодернистских, теософских, иных подходов, – которые прекрасно чувствуют себя на почве традиционного мифологического и неомифологического мировоззрения. В этих дефинициях, пытающихся встроить спорт в рамки в принципе неприсущих для него аксиологических координат, находящихся за пределами исторически-конкретной области узкого и широкого бытия спорта, – в таких дефинициях представленное ниже авторское определение спорта не нуждается. Однако польза от неявного дефинирования спорта имеется, поскольку оно может соотносить данный объект с областями его непрофильного, неспециализированного, более широкого, но не менее реального социального существования и функционирования. Например, неявные определения могут показывать социально-институциональный статус (состояние, оформление) спорта, его роль в социальной культуре и в «победном шествии цивилизации», его место и назначение в социальной системе в целом.

11. Наконец, диалектический подход обязывает показать всё вышеизложенное процессуально, в ходе развития и в контексте взаимодействия.

Итак, на основе перечисленных видов определения понятия «спорт», в свете социально-философского научно-теоретического исследования его сущности и существования, мы получаем целый ряд пригодных для группировки соотносимых понятий:

– спорт и физическая (телесно-двигательная, психофизическая, интеллектуально-духовная) культура;

– спорт – единоборства и физическое воспитание;

– спорт – искусство, религия, политика;

– спорт и обрядово-ритуальная состязательная комплексная практика;

– спорт и спортивное соревнование как особая условно-игровая форма состязательности;

– спорт – политизированное оформление, иллюзорно-компенсаторная социокультурная трансформация или спортизация;

– спорт – религиозная и светская версии агонально-спортивной игровой и развлекательной традиции;

– олимпийский и профессиональный спорт высших достижений;

– спорт – регламент, судейство, постоянно растущие результаты или сверхдостижения;

– спорт – онтологический объект или феномен;

– спорт – подсистемное социальное образование, социальный институт;

– спорт – социальная культура и цивилизация;

– спорт – диалектический процесс институционального оформления спорта и его адаптирующего (спортизирующего) воздействия.

В итоге, сложив и осмыслив все вышеприведенные понятийные группы, получаем следующее определение спорта. В своей сущностно-содержательной основе спорт как системный социально-онтологический объект (и, в частности, как социальный институт) есть соревновательно-состязательная условно-игровая форма, предполагающая политизированное использование типичных национально-религиозных и секуляризованных светских телесно-двигательных обрядово-ритуальных комплексов, которые, в свою очередь, иллюзорно-компенсаторно оформляют и в меру этого искажают, трансформируют (спортизируют) социальную сущность видового разнообразия более древних и до определенного времени более общих социокультурных институтов единоборств и физического воспитания, выступая при этом цивилизационным и цивилизующим оформлением указанных социокультурных трансформаций.

<<< Назад
Вперед >>>

Генерация: 4.967. Запросов К БД/Cache: 3 / 1
Вверх Вниз